Евгений Евтушенко. Все стихи - Евгений Евтушенко

1951

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Партизанские могилы

Б. Моргунову

Итак,   живу на станции Зима.Встаю до света —               нравится мне это.В грузовике на россыпях зернакуда-то еду,         вылезаю где-то,вхожу в тайгу,         разглядываю летои удивляюсь,         как земля земна!Брусничники в траве тревожно тлеют,и ягоды шиповника алеютс мохнатинками рыжими внутри.Все говорит как будто:                  «Будь мудрееи в то же время         слишком не мудри!»Отпущенный бессмысленной тщетой,я отдаюсь покою и порядку,торжественности вольной и святойи выхожу на тихую полянку,где обелиск белеет со звездой.Среди берез и зарослей малинывы спите,      партизанские могилы.Есть магия могил.           У их подножий,пусть и пришел ты, сгорбленный                           под ношей,—вдруг делается грустно и легкои смотришь глубоко и далеко.Читаю имена:           Клевцова Настя,Петр Беломестных,           Кузьмичев Максим,—а надо всем         торжественная надпись:«Погибли смертью храбрых за марксизм».Задумываюсь я над этой надписью.Ее в году далеком девятнадцатомнаивный грамотей с пыхтеньем вывели в этом правду жизненную видел.Они, конечно, Маркса не читалии то, что есть на свете бог, считали,но шли сражаться           и буржуев били,и получилось,        что марксисты были…За мир погибнув новый, молодой,лежат они,       сибирские крестьяне,с крестами на груди —              не под крестами,—под пролетарской красною звездой.И я стою с ботинками в росе,за этот час намного старше ставшийи все зачеты по марксизму сдавший,и все-таки, наверное, не все…Прощайте,       партизанские могилы!Вы помогли мне всем, чем лишь могли вы.Прощайте!       Мне еще искать и мучиться.Мир ждет меня,          моей борьбы и мужества.Мир с пеньем птиц,           с шуршаньем веток мокрых,с торжественным бессмертием своим.Мир, где живые думают о мертвыхи помогают мертвые живым.

1957

Евгений Евтушенко. Стихи.

Россия — Родина моя. Библиотечка русской советской поэзии в пятидесяти книжках.

Москва: Художественная литература, 1967.

Паруса

Памяти К. Чуковского

Вот лежит перед морем девочка.Рядом книга. На буквах песок.А страничка под пальцем не держится —трепыхается, как парусок.

Море сдержанно камни ворочает,их до берега не докатив.Я надеюсь, что книга хорошая —не какой-нибудь там детектив.

Я не вижу той книги названия —ее край сердоликом прижат,но ведь автор — мой брат по призваниюи, быть может, умерший мой брат.

И когда умирают писатели —не торговцы словами с лотка,—как ты чашу утрат ни подсахари,эта чаша не станет сладка.

Но испей эту чашу, готовуюбыть решающей чашей весовв том сраженье за души, которые,может, только и ждут парусов.

Не люблю я красивых надрывностей.Причитать возле смерти не след.Но из множества несправедливостейнаибольшая все-таки — смерть.

Я платочка к глазам не прикладываю,боль проглатываю свою,если снова с повязкой проклятоюв карауле почетном стою.

С каждой смертью все меньше мы молоды,сколько горьких утрат наявуканцелярской булавкой приколотопрямо к коже, а не к рукаву…

Наше дело, как парус, тоненькобьется, дышит и дарит свет,но ни Яшина, ни Паустовского,ни Михал Аркадьича нет.

И — Чуковский… О, лучше бы издалипоклониться, но рядом я встал.О, как вдруг на лице его выступилото, что был он немыслимо стар.

Но он юно, изящно и веселофехтовал до конца своих дней,Айболит нашей русской словесности,с бармалействующими в ней.

Было легкое в нем, чуть богемное.Но достойнее быть озорным,даже легким, но добрым гением,чем заносчивым гением злым.

И у гроба Корнея Иванычая увидел — вверху, над толпойон с огромного фото невянущеулыбался над мертвым собой.

Сдвинув кепочку, как ему хочется,улыбался он миру всему,и всему благородному обществу,и немножко себе самому.

Будет столько меняться и рушиться,будут новые голоса,но словесность великая русскаяникогда не свернет паруса.

…Даже смерть от тебя отступается,если кто-то из добрых людейв добрый путь отплывает под парусомхоть какой-то странички твоей…

1969

Евгений Евтушенко.

Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Патриаршие пруды

Туманны Патриаршие пруды.Мир их теней загадочен и ломок,и голубые отраженья лодоквидны на темной зелени воды.Белеют лица в сквере по углам.Сопя, ползет машина поливная,смывая пыль с асфальта и даваявозможность отражения огням.Скользит велосипед мой в полумгле.Уж скоро два, а мне еще не спится,и прилипают листья к мокрым спицам,и холодеют руки на руле.Вот этот дом, который так знаком!Мне смотрят в душу пристально и долгона белом полукружье номер домаи лампочка под синим козырьком.Я спрыгиваю тихо у ворот.Здесь женщина живет — теперь уж с мужеми дочкою, но что-то ее мучити что-то спать ей ночью не дает.И видится ей то же, что и мне:вечерний лес, больших теней смещенье,и ландышей неверное свеченье,взошедших из расщелины на пне,и дальнее страдание гармошек,и смех, и платье в беленький горошек,вновь смех и все другое, из чегоу нас не получилось ничего…Она ко мне приходит иногда:«Я мимо шла. Я только на минуту», —но мне в глаза не смотрит почему-тоот странного какого-то стыда.И исчезают вновь ее следы…

Вот эта повесть, ясная не очень.Она туманна, как осенней ночьютуманны Патриаршие пруды.

1957

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Пахнет засолами…

В. Бокову

Пахнет засолами,пахнет молоком.Ягоды засохлыев сене молодом.

Я лежу,    чего-то ждукаждою кровинкой,в темном небе           звездушевелю травинкой.

Все забыл,     все забыл,будто напахался, —с кем дружил,        кого любил,над кем надсмехался.

В небе звездно и черно.Ночь хорошая.Я не знаю ничего,ничегошеньки.

Баловали меня,а я —      как небалованный,целовали меня,а я —     как нецелованный.

1956

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Певица

Маленький занавес поднят.В зале движенье и шум.Ты выступаешь сегодняв кинотеатре «Форум».

Выглядишь раненой птицей,в перышках пули тая.Стать вестибюльной певицей —это Победа твоя?

Здесь фронтовые песнислушают невсерьез.Самое страшное, еслидаже не будет слез.

Хочешь растрогать? Не пробуй…Здесь кинопублика всяс пивом жует бутерброды,ждет, чтоб сеанс начался.

Публика не понимаетчто ты поешь, почему,и заодно принимаетмузыку и ветчину.

А на экране фраки,сытых красоток страна,будто победа — враки,или не наша она.

Эти трофейные фильмысвергшиеся, как с небес,так же смотрели умильнодяденьки из СС.

Нас не освободили.Преподнесли урок.В этой войне победилиноги Марики Рокк.

1951