Решающий поединок - Александр Владимирович Иваницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот прием долгие годы служил мне верой и правдой, но, к моему великому сожалению, кроме меня, им никто не пользовался. Объяснений тому, что он канул в Лету, не вижу до сих пор. Единственный довод, приходящий на ум, тот, что прием проводился внезапно, даже сфотографировать его было предельно трудно. Уж на что Сергей Андреевич был мастак делать фотоснимки эффектных эпизодов, но и он не смог снять «блиц». То снимет начало завязки, то фазу полета, то уже фиксацию «туше». Разные ракурсы, различные точки съемки привели к тому, что документального подтверждения я привести сейчас вам не могу. Так что «блиц» похож на легенду о снежном человеке.
Разумеется, берег его я для особо торжественных случаев, просто так в ход не пускал. Поэтому не только зарубежным тренерам, но и нашим коллегам нелегко было докопаться до механики его проведения. Любопытная деталь. На традиционном международном турнире по вольной борьбе я испробовал его на 146-килограммовом чехе Кубате. В раздевалке он попросил показать, как мне удалось тушировать его.
— Повернись, пожалуйста, вот так, — попросил я еще не остывшего после поединка атлета. — Беру вот тут руку.
В комнате набралось уже борцов шесть.
— А ну-ка покажи точней — подавали реплики они.
— А теперь дергаю и почти в шпагате ложусь под тебя. Понял?
Кубат ухмыльнулся, всем своим видом говоря: мол, нашел кому голову морочить.
— Как по-русски? «Очки пудрить»? Я развел руками обиженный:
— Как хочешь. Можешь не верить.
С тем и расстались. Кубат до сих пор, наверное, думает, что я хотел обвести его вокруг пальца.
С моим уходом из спорта прием перестал существовать. Может, плохо пропагандировали, прятали от других? Да нет, за нами этого не водилось. И потом разве можно было хотя бы месяц его не отрабатывать? Если сборная команда СССР вызывалась на совместный сбор, то нельзя было оставить «блиц» в Москве и лишь четыре недели спустя «вспомнить» о нем на состязаниях. Кроме того, Сергей Андреевич считал, что не следует делать особых секретов из технических новинок. Процесс их освоения достаточно долог, требуется полгода на постижение всех нюансов движения. За это время противная сторона должна пойти дальше, изобрести нечто принципиально новое в его применении. Держать «патенты» за пазухой — себя обманывать. Так, может, лучше не скрывать секретов? И поэтому, когда тренера просили, он предлагал мне продемонстрировать прием. А когда сами почувствовали, что не прививается, — пытались навязывать. Но он не прижился даже в борцовской секции ЦСКА, где Преображенский работал тренером.
Быть может, «блиц» на какое-то мгновение опередил развитие вольной борьбы. Сегодня в спорте все решает скорость. Сила как бы отступает на второй план. В борьбе же такой взгляд и сейчас считается парадоксальным. Как так, чем же побеждать, если не налитостью бицепсов? Тогда, выходит, лучше заниматься с такими, как Борзов. Но ведь их Алексеевым на один зубок. Сграбастают, и кричи караул. В том-то и дело, что не сграбастают, не сумеют опередить.
С особой очевидностью это проявилось в соперничестве самбистов с дзюдоистами. До 1972 года в нашей стране дзю-до не занимались. А выводили мы на татами наших самбистов, одетых в кимоно. Наши доморощенные дзюдоисты выступали довольно успешно, но не всегда. Проигрывали не из-за различной методики подготовки, отсутствия талантов или разницы в техническом вооружении. Нет. Самбо и дзю-до исповедовали различные подходы к проведению приемов. Если в самбо считалось неважным, как обыграть соперника — провести бросок за секунду или делать его минуту подряд, то в дзю-до засчитывался только скоростной вариант. Резкость, внезапность— вот что характерно для этой японской борьбы в одежде. Только необычайно подвижные атлеты добивались успеха на татами. Впрочем, речь идет о настолько незаметных величинах времени, что их способен зафиксировать лишь электронный глаз. Быть может, мои рассуждения неправомерны. Они не обсчитаны статистически, и я не подвожу под них базу больших чисел. Основа — только личный опыт. А как у других? Но опыт все же выдержал десяток лет проверки. Мне негоже хвастаться силой, по сравнению с другими «тяжами» я был слабаком. При соревновательном весе 105 кг мне удавалось толкнуть штангу 125 кг, а выжимал я 100 кг. Коллеги срамили меня своими результатами. Но для Сергея Андреевича предпочтительнее было, чтобы его ученик мог подняться по канату на одних руках, делать на перекладине и кольцах упражнения легко и свободно, то есть чтобы он легко владел своим телом. Однажды врачи проверяли лабильность нервных волокон (скорость прохождения по ним сигнала) атлетов сборной команды СССР по вольной борьбе. Опыт ставился просто. Зажигалась лампочка, и ты должен был нажать кнопку. Миллисекунды паузы становились объективными показателями нашей реакции. С удивлением я узнал, что лабильность моих нервных волокон одинакова с показателями Али Алиева— пятикратного чемпиона мира в наилегчайшем весе. Скорость реакции у борцов весом 52 кг и 105 кг таким образом оказалась равной. А ведь многие думают, что тяжеловесы заторможены. Оказалось, это не так, целый ряд показателей у меня был даже лучше, чем у «мухача». Но раз природа не наделила меня недюжинной силой, то, значит, мой козырь — скорость. Проанализировав свои приемы, я понял, что интуитивно выбирал те, которые требовали быстроты, и смертельно не хотел делать силовых. А ведь только в начальной фазе своего становления мое «секретное оружие» могло именоваться приемом. Затем, обрастая все новыми добавками, он превратился в сторукого Шиву: захватив руку, я умудрялся делать подсечку, бросать через спину, зашагивать, переводить в партер. Из одного семечка вырос целый куст. Поэтому-то моим противникам приходилось несладко. Только они найдут защиту от одной, как тут же дают мне возможность применять следующую разновидность «секретного оружия».