Не кричи: «Волки!» - Фарли Моуэт

что волки не только едят полевок, но даже процветают и выращивают потомство на этой «диете», настолько противоречила мифическим представлениям о волке, что казалась совершенно нелепой. И все же именно в этом заключался ответ на мучивший меня вопрос: чем волки ухитряются набивать свои кладовые?

Ключом к разгадке послужило непонятное на первый взгляд поведение Ангелины.

Как-то под вечер, когда самцы отдыхали перед ночной охотой, волчица вышла из логова и принялась обнюхивать Альберта до тех пор, пока он не зевнул, потянулся и нехотя поднялся. Тогда через заросшее травой болото она побежала по направлению ко мне, оставив волчат на попечение Альберта.

В этом не было ничего нового. Мне неоднократно приходилось наблюдать, как верный Альберт (а иногда и Георг) исполняет обязанности няньки, когда сама Ангелина убегает к заливу напиться или, как я ошибочно полагал, просто размять ноги. Обычно в таких странствиях волчица забиралась в самую дальнюю от палатки часть побережья и скрывалась за невысокой галечной косой. Но на этот раз она направилась прямо в мою сторону и оказалась вся на виду, поэтому я навел стереотрубу и стал наблюдать.

Волчица выбежала на каменистый берег, вошла по грудь в ледяную воду и долго пила. В это время из-за мыса вылетела небольшая стайка уток и села в сотне шагов от волчицы. Та подняла голову, внимательно глянула на уток, выбралась на берег и… внезапно сошла с ума.

Тявкая, как щенок, она ловила себя за хвост, каталась по камням, ложилась на спину, неистово махала в воздухе всеми четырьмя лапами – в общем, вела себя так, словно начисто лишилась рассудка.

Я повернул трубу и навел ее на логово, где среди волчат сидел Альберт, чтобы проверить, видит ли он сцену безумия и как на нее реагирует. Видеть-то он все видел и даже следил за Ангелиной с живым интересом, но не выказывал ни малейшего признака тревоги.

Ангелиной же овладел приступ маниакального возбуждения, она яростно прыгала вверх, хватала пустоту и при этом пронзительно визжала. Страшное зрелище, которое, как я заметил, захватило не только нас с Альбертом. Любопытство буквально загипнотизировало уток. Они так заинтересовались происходящим, что поспешили к берегу, желая получше все рассмотреть. Вот они подплыли, вытянув шеи и настороженно перекликаясь между собой. Но чем ближе подплывали птицы, тем безумнее становилась Ангелина.

Когда до ближайшей утки оставалось менее пяти метров, волчица сделала гигантский прыжок. Сильный всплеск – и охваченные паникой утки, беспорядочно хлопая крыльями, поднялись и улетели. Ангелина упустила свой обед, промахнувшись всего на каких-нибудь десять сантиметров.

Этот случай открыл мне глаза на многое; он свидетельствовал о такой многосторонней изобретательности в добывании пищи, какой я не заподозрил бы даже у человека, не то что у волка. Однако вскоре Ангелина доказала, что приманивание уток – всего лишь побочное занятие.

Отряхнувшись несколько раз, да так энергично, что временами она совсем исчезала в голубом облаке брызг, волчица направилась к дому через болотистую низину. Но теперь ее движения стали совсем другими.

И без того немалого роста, она вдруг вытянулась и пошла буквально на цыпочках, подняв шею, как верблюд, так что казалась выше по крайней мере на десяток сантиметров. Она медленно пересекала болото, держась против ветра и навострив уши, чтобы не пропустить малейшего шороха; мне было видно, как она морщила нос, втягивая воздух, напоенный неуловимыми запахами.

Внезапно она прыгнула. Подкинув задние ноги, словно лошадь, стремящаяся скинуть всадника, волчица с силой приземлилась, выставив вперед напряженные передние лапы. Мгновенье – и голова ее опустилась, она что-то схватила, проглотила и вновь начала свой странный семенящий балет на болоте. В течение десяти минут Ангелина шесть раз повторяла прыжок на прямых передних и что-то проглатывала, но я не успевал разобрать, что именно. На седьмой раз она упустила добычу, завертелась волчком и начала бешено хватать ее в зарослях пушицы. Когда наконец волчица подняла голову, я смог разглядеть хвост и заднюю часть полевки, бьющейся в ее челюстях. Глоток – и мышка исчезла.

Признаться, меня немало позабавило это зрелище – подумать только, один из крупнейших хищников континента охотится за полевками, – и я не отнесся к нему достаточно серьезно. Мне казалось, что Ангелина попросту развлекается, закусывая на ходу. Но когда она съела около двадцати трех полевок, я задумался. Конечно, грызуны не бог весть какая еда, но два десятка составляют солидную порцию даже для волка.

Только позднее, сопоставив факты, я вынужден был принять очевидное: волки залива Волчьего Дома и, надо полагать, все волки Бесплодных земель, которые выращивают потомство за пределами района летних пастбищ карибу, питаются преимущественно (если не исключительно) полевками.

Оставалось выяснить лишь один вопрос: как волки перетаскивают свою добычу к дому, чтобы накормить волчат (ведь за ночь они могли наловить внушительное количество полевок)? Решить этого я не мог, пока не встретился с родственниками Майка. Один из них, обаятельный молодой эскимос по имени Утек, впоследствии ставший моим большим другом (он оказался первоклассным, пусть и необученным, натуралистом), раскрыл мне секрет.

Так как таскать мышей по одной волки не станут, то им не остается ничего другого, как доставлять добычу в собственном брюхе. В самом деле, мне приходилось видеть, как Георг или Альберт, возвращаясь с охоты, направлялись прямо к логову и вползали в него. Мог ли я подозревать, что там они изрыгают дневной рацион, уже частично переваренный?

В конце лета, когда волчата уже покинули логово, я наблюдал, как взрослый волк отрыгивает для них пищу. Не знай я, что происходит, вряд ли мне были бы понятны их действия; верно, и по сей день я не догадался бы, как волки ухитряются доставлять добычу в логово.

То обстоятельство, что полевки составляют основу волчьего рациона, пробудило во мне интерес к самим грызунам. И я тут же приступил к исследованиям. Прежде всего мне пришлось установить около полутора сотен мышеловок – для обеспечения материала в целях изучения популяции мышей по полу, возрасту, видовому составу и численности. С этой целью я выбрал часть болота в непосредственной близости от палатки. Я исходил из следующих соображений: во-первых, условия там типичны для всех болот, на которых обычно охотятся волки; во-вторых, близкое расстояние позволит мне часто осматривать ловушки. Как оказалось, я совершил ошибку. На следующий же день после того, как были