Наследница дворянского гнезда - Марина Серова

– Берем, – медленно ответила старшая медсестра, – санитарки нам нужны, даже временные. Заодно и сама разберешься, надо тебе это или нет.

– Только мне формулировка в трудовую книжку нужна правильная. И личное дело сотрудника тоже заведите, хорошо?

– Все, что положено по трудовому КЗоТу, – пожала плечами медсестра, – к тому же личные дела не я оформляю, а кадровичка, просто она сейчас в отпуске.

– А можно я посмотрю, как вы личные дела оформляете? А то вдруг что-то не так будет, и прощай, заветный институт. Плакала моя карьера эскулапа.

– Что-то ты глупости какие-то говоришь. У нас постоянно проверки, никто никогда ни к чему не придирался.

– А я курсы только окончила по делопроизводству, так там нас предупредили, что в некоторых организациях в личных делах работников полно ошибок делают. Например, приказ о приеме на работу датирован числом более ранним, чем заявление сотрудника. Для меня такая ошибка может оказаться роковой. Я ведь обещала, что сегодня же подам заявление.

Вряд ли мой экспромт был убедителен, но хозяйка кабинета, видимо, не совсем вникала в мой лепет, для нее важнее всего было как можно быстрее оформить меня на работу и рассказать о моих обязанностях.

– Да смотри ты, господи, – шлепнула она передо мной толстую папку из шкафа, – неугомонная какая. Чтобы ты работала так же бойко, как трындишь.

– А в архив? В архив правильно все оформляете? Я же не собираюсь у вас работать вечно, кто знает, вдруг вы все личные дела – в печь, а мне доказательства нужны будут.

– У нас все как положено по номенклатуре дел, семьдесят пять лет хранится.

– Покажите, – заныла я.

– Думаешь, в шкафу такая масса документов уместится? В архиве они, в подвале. Здесь только за нынешний год.

– Хоть за нынешний покажите, – продолжала капризничать я.

На ее месте я давно бы выгнала нахалку взашей, но то ли у женщины было ангельское терпение, то ли им действительно очень нужны были санитарки на любое время, хоть бы и на час, и она потакала моим дурацким просьбам.

Так перед моими глазами оказалась папка с личными делами сотрудников, уволенных в этом году. Первой, как и следовало ожидать, лежало дело сотрудника с отчеством «Семенович». Я пролистала дело, запомнила домашний адрес и номер телефона, в том числе и мобильного. Спасибо Арише, все детство дрессировал меня, как собаку Павлова, заставляя запоминать расположение предметов, цифровые ряды, не связанные между собой понятия в заданной последовательности.

Для подтверждения своей дотошности я ткнула пальцем в какую-то потертость и заставила бедную женщину оправдываться передо мной. После чего удовлетворенно кивнула и пообещала вернуться завтра.

– Зачем же завтра? Я могу оформить тебя сегодняшним числом. Сама говорила, что для тебя это важно.

– У меня документов с собой нет. Я же не знала, что вы такие оперативные. Так быстро все делаете. Вот и пришла скорее на разведку. Так что все – завтра.

Старшая медсестра попыталась уговорить меня хотя бы написать заявление, но я стояла на своем. И чувствовала себя совершенной негодяйкой. Мало того что обнадежила задерганную женщину, еще и держалась как хозяйка положения. Но другая линия поведения требовала более длинного пути. Можно было бы, например, пробраться сюда ночью в черном с головы до ног и, держа фонарик в зубах, перерыть все документы. Можно было нанять помощника и поручить ему отвлекать хозяйку кабинета, пока я буду искать нужную мне папку. Правда, для начала необходимо было выкрасть у нее ключ. Иногда быстрее и менее хлопотно просто поступить немного по-свински. Не думаю, что я первая санитарка, сбежавшая на первой неделе работы. Хотя мое бегство можно считать рекордом. Ну и что? Вздорная, не совсем умная девица, привыкшая, что все блага жизни валятся ей прямо в руки, начиная от дядюшки-ректора.

Я скоренько распрощалась и быстро, пока из памяти не успели выветриться цифры, вышла из кабинета. В ближайшем туалете записала номера телефонов и адрес на листке блокнота, вернулась в машину и, не теряя времени, набрала номер домашнего телефона Абрама Семеновича. Ответила мне какая-то тетка, не то жена, не то мать. Впрочем, скорее, жена. Узнав, что я ищу ее благоверного, она прочитала мне такую нудную и длинную мораль о чести и достоинстве современной женщины, что я поняла бедного Абрама: теперь ясно, почему он спился. Ни у одного разумного существа не хватит мужества выслушивать эти нотации на трезвую голову. А выслушивать их, судя по всему, приходилось часто. Женщина говорила, как хорошо отлаженный механизм, четко, без пауз и выражения. Поняв, что мужа к трубке она не позовет, я нажала на кнопку отбоя и набрала номер мобильного. Надеюсь, сейчас мне повезет больше. Трубку подняли после третьего гудка.

– Абрам Семенович?

– Он самый, милое дитя.

– Откуда вы взяли, что я дитя?

– Такой нежный голос может быть только у молодой женщины. С возрастом и он, увы, грубеет, как и кожа на руках. Редко кому из прекрасных дам удается сохранить девичьи нотки в тембре. Впрочем, если я ошибаюсь, буду только рад.

Теперь понятно, почему его несчастная супруга так заученно читала мне нотацию. Немолодой ловелас, еще не видя меня, начал флирт, как старая полковая лошадь, с галопа. Впрочем, язык его не заплетался, голос был чист, значит, на данный момент Абрам Семенович трезв. Надо ловить этот момент.

– Мы можем с вами встретиться? – невинным голоском поинтересовалась я, уже зная ответ.

– Конечно, милое дитя. Мне так скучно здесь, в заточении. Только скажите, зачем вам понадобился такой старый хрыч, как я? Если вы от этих, то зря стараетесь. Я свое слово сказал и забирать его назад не собираюсь.

– Я не от «этих», – произнесла я мягко, – я против них.

Если старый патологоанатом имел в виду дело, которым я занимаюсь, то мы по одну сторону баррикад. Если же нет, то мне все равно импонировали его твердость и бескомпромиссность. Он походил на человека, которого трудно как купить, так и запугать.

– Как мне вас найти? По домашнему адресу?

– Ни в коем случае, – испугался он, – там кошмар всей моей жизни. Если вы ей попадетесь, она заговорит вас до смерти.

– Уже попалась, – усмехнулась я, – но вырваться из лап чудовища смогла. Просто нажала кнопку отбоя.

– Тогда вы меня понимаете. Итак, если вы на машине, приезжайте на дачу. Это совсем недалеко от города.

Он назвал мне координаты дачного поселка, и я не стала медлить. Минут через тридцать проехала указатель деревни, за которой располагались дачи, завернула на грунтовую дорогу и, немного поплутав, нашла нужный мне домик. Абрам Семенович логично и четко смог объяснить дорогу. Домик его был деревянный, сложенный из брусьев. Довольно старый, но добротный. Из трубы уютно струился дымок, вишни и яблони, заполонившие участок, выпускали первые лаковые листочки.

Хозяин дачи производил приятное впечатление. Аристократичные черты, прямая спина, гордый профиль, начинающая терять волосы, но аккуратно подстриженная макушка, красиво очерченные губы. На хронического алкоголика он никак не походил, скорее, на отставного офицера. Несмотря на не совсем комфортные условия дачной жизни, был чисто одет и гладко выбрит.

– Я вас так и представлял, – констатировал он, увидев меня за калиткой, – и очень рад, что не ошибся. Вы действительно не от «этих».

– Почему вы так уверены? – заинтересовалась я. – Меня можно было подкупить, уговорить, шантажировать. А что, если сейчас из машины выскочит пара вооруженных до зубов молодчиков? Стекла-то тонированные.

– Значит, я дурак. Дураку – дурацкая смерть, – развел руками он. – Ну что, будем считать знакомство состоявшимся?

– Полина Казакова, – почему-то не смогла представиться чужим именем я.

Мне часто приходится идти на мелкие и более масштабные сделки с совестью, просто благодаря инстинкту самосохранения, но сейчас почему-то я почувствовала: этому человеку можно сказать правду.

– Проходите, Поленька. Хотите – пройдем в дом, а если соскучились по свежему воздуху, можем посидеть в беседке.

Я выбрала беседку.

– Вы из-за того случая, из-за которого я вынужден был уволиться?

– Я представляю внучку Лепнина Матвея Васильевича.

– Значит, я угадал.

Абрам Семенович не заставил меня вдаваться в подробности моей миссии, он сам начал рассказ.

На первый взгляд, тот случай был заурядным: смерть по причине сердечной недостаточности. Больному было за шестьдесят, ничего удивительного в том, что в этом возрасте шалит сердце. Только вот при вскрытии сердце оказалось как у двадцатилетнего юноши, совершенно здоровым. Собственно, и здоровое сердце иногда дает сбой, в этом нет ничего удивительного. Любой знает, что инфаркт могут спровоцировать испуг, несчастье с близкими, даже сильная радость или, простите, оргазм. Но, насколько Абраму Семеновичу было известно, ничего подобного этот больной не испытывал.