Rust in Peace: восхождение Megadeth на Олимп трэш-метала - Дэйв Мастейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэйв Мастейн: Во время одного из разговоров с Марти он рассказал мне что, когда был моложе и жил в Мэриленде, постоянно принимал метаквалон и шел домой по снегу, сняв футболку. Я посмеялся над ним. Он сказал: «Ох, чувак, слушай дальше». И он сказал, что перед тем, как каждый день принимать метаквалон, у него были прямые волосы, но как только он перестал употреблять транквилизаторы, волосы стали полностью кудрявыми.
Дэвид Эллефсон: Марти был в группе всего пару недель, и Дэйв поехал в центр курильщиков в Беверли-Хиллз, чтобы бросить курить. Как это обычно было, когда Дэйв бросает курить, бросить должны все. Я выкуривал две пачки в день, как долбаный наркоман. В итоге в самолете курение запретили, и я понял, что пора бросать.
Дэйв, Марти и Ник отвезли меня в клинику в небольшом «Мерседесе E190» Дэйва. Они предупредили меня, что врачи в клинике дадут мне лекарства, от которых мне станет хреново, и нужно, чтобы меня кто-нибудь отвез домой. Сделали укол в шею за ухом, а потом в руку. Было херово. Фактически мне дали что-то вроде антабуса, который дают при лечении алкоголизма; стоило покурить, и сразу же блюешь.
Парни забрали меня домой, и на следующий день я проснулся в своей квартире в Студио-Сити, и одежда была свежей и чистой. До этого я постирал все свои шмотки, постельное белье, чтобы приехать в квартиру, где не воняет табаком. Тем вечером я пошел в бар Rainbow с бывшей девушкой – теперь женой – Джулией. Из-за моих проблем с наркотиками никаких отношений у нас целый год не было и общались мы только как друзья. Она дружила с Ричи Рамоном, барабанщиком Ramones, и его женой, которая жила не так далеко от меня в Студио-Сити.
В баре Rainbow все курили, и я попросил затянуться. О боже, мне еще никогда не было так плохо. Как только дым попал в легкие, я думал, что блевану. Это был последний раз, когда я курил. Также, вернувшись из центра для курильщиков, я перестал принимать бупренорфин. Сначала принимал малыми дозами, но после клиники перестал курить и наконец-то завязал с наркотой. Это была последняя неделя февраля – вот почему я называю 1 марта 1990 года днем завязки. С тех пор я не употребляю.
Глава 8. Rumbo
Майк Клинк: Мне позвонил мой менеджер из компании Lippman & Kahane и спросил, не хочу ли я поработать над пластинкой Megadeth, потому что их менеджер, Рон Лаффитт, также являлся сотрудником фирмы. Я начал с репетиций. Времени у меня было немного, потому что я был очень занят, и мы договорились, если вдруг позвонят Guns N’ Roses, придется все бросить и начать запись с ними. Это единственное условие, при котором я согласился работать с Megadeth. С Guns N’ Roses мы уже записали на тот момент две пластинки, Appetite и Lies.
Дэвид Эллефсон: В итоге наняли Майка Клинка. Терри Липпман был его менеджером. Мы не знали, что Майк согласился с нами работать только потому, что Эксл Роуз отдыхал от записи с Guns N’ Roses. Мы пришли в студию с Майком Клинком. Никакого препродакшна не было, за исключением того, что Майк Клинк пару раз приезжал в репетиционную студию Power Plant на севере Голливуда. Песни были уже написаны.
Несмотря на все проблемы с наркотиками и сложный период в 1989-м, мы каким-то образом смогли сочинить песни. Марти все еще учил материал, но мы с Дэйвом и Ником сочиняли новый.
В музыку Майк не лез. Его задачей было передать живое исполнение группы и наши песни на пленку. Мы приехали в Rumbo Recorders в Канога-Парк, студию, которая принадлежала Дэрилу Дрэгону из группы Captain & Tennille. Там Майк записал с Guns N’ Roses альбом Appetite for Destruction. Все казалось немного сонным; активности было мало. Мы переехали в большую комнату, студию А, где записывали барабаны.
Дэйв Мастейн: Я думал, мы едем в студию Rumble. Думал, да, черт возьми, будем греметь. Но я приехал туда, а она называется Rumbo? Мне сказали, что студия принадлежит группе Captain & Tennille, и мне сразу же показалось это странным. Я потерял к этому месту всякое уважение. Не самое лучшее место для записи пластинки в стиле «хэви-метал». Мы были в каньоне Топанга, снимали клип «Hangar 18» в студии, где записывался трек «Muskrat Love» («Любовь ондатры»), и Клинк приехал на «Порше 911» со своим щенком. Он мне уже сказал, если во время записи позвонит Эксл, Майку придется уйти, и я решил, что он спятил. К тому же я ненавидел «Порше».
Дэвид Эллефсон: Поначалу Дэйв был с нами. Мы завезли оборудование, установили барабаны в большом зале лицом к комнате с микшерным пультом, где поставили басовый усилитель, чтобы я мог стоять рядом с Ником и играть песни, когда он записывался. Дэйву было тяжело, потому что он был накачан наркотой, и возникали конфликты. Наркоману очень непросто завязать. Я завязал буквально пару недель назад, а Марти сидел на диване в комнате с микшерным пультом и учил песни, работал над соляками.
Дэйв Мастейн: Марти был таким замечательным гитаристом, что у меня наступил кризис доверия – я стал в себе сомневаться. Голоса в голове пожирали меня. Начали появляться непонятные сомнения, и меня стало накрывать. Я оставался в комнате отдыха или на кухне и чувствовал, что играю хреново. До того момента я считал себя одним из лучших гитаристов в мире, но вот пришел этот новичок – разумеется, он потрясающе справлялся с соляками, но он был не универсальным гитаристом; не ритм-соло-акустика-электро-композитором/лириком/автором песен/продюсером/звукоинженером. Всего этого он делать не умел. Только соляки нарезать. Но мой пораженный болезнью разум считал, что Марти гораздо круче меня, и я просто разваливался. Я подумал, все-таки уже много лет играю и должен быть гораздо лучше.
Я был раздосадован и обескуражен. У меня в жизни и так было немало разочарований и провалов – отец так и не вернулся, да и детство не задалось, и когда я все это переварил, то просто подумал: «А ведь именно благодаря своей игре
