Язык вещей - Деян Суджич

Есть люди, которые собирают коллекции предметов, имеющих подлинную ценность для них самих. Так, письменный стол Зигмунда Фрейда был заставлен свидетельствами его многолетней страсти к приобретению классических скульптур. Когда Фрейду пришлось бежать из Вены, оказавшейся под властью нацистов, он взял коллекцию с собой в Англию и перед отъездом даже позаботился о том, чтобы ее сфотографировали в том виде, в каком она располагалась в его доме. Эти снимки говорят о том, что обломки совершенных творений античности были для мыслителя метафорой его собственных попыток понять психологические отклонения с помощью изучения прошлого пациентов.

Другие коллекционеры такого интереса не вызывают. Арманд Хаммер, известный своими обширными политическими связями, был настолько тщеславен, что назвал манускрипт Леонардо «хаммеровским кодексом» просто потому, что тот недолгое время находился в его владении.

Дамфрис был не только военным (он состоял в штабе короля Георга II во время сражения при Деттингене), но и ученым, астрономом и вообще человеком разносторонне одаренным. Его имущество можно расценивать как свидетельство о его достижениях. Но Дамфрис – не Фрейд. Настоящей точкой отсчета в его случае следует считать работу Чиппендейла, а не заказ на нее.

Письменный стол Фрейда, заставленный статуэтками (он специально велел его сфотографировать), свидетельствует о многолетних размышлениях ученого над психологическим значением собирания предметов

Наследие Билла Гейтса будет отнюдь не аналогично тому следу, что оставил в истории Дамфрис. Вряд ли его элементом станет мебель из дома Гейтса возле Сиэтла, несмотря на все усилия дизайнера Тьерри Деспонта. Гейтс, Ларри Эллисон, да и вообще любой миллиардер, сколотивший состояние на компьютерных технологиях либо хеджевых фондах – или российский олигарх, если уж на то пошло, – вполне может привлечь Марка Ньюсона или Филиппа Старка для оборудования ванной комнаты в своем особняке или для отделки своего реактивного Gulfstream. Но под слоем мрамора, краски и дорогой кожи все это ничем не будет отличаться от других ванных комнат или Gulfstream. А если этим дизайнерам поручат обставить дом, они, скорее всего, не смогут создать ничего, сравнимого по размаху и силе воображения с творениями тандема братьев Адамов и Чиппендейла.

Пожалуй, лишь «яхтенная мания» сегодняшних богачей может породить нечто подобное тому сочетанию грандиозности и качества, к которому стремились их предшественники. Помешательство Романа Абрамовича на яхтах и масштабе побудило его заказать для себя целый корабль 500 футов длиной – подобно тому как некоторые из его собратьев-миллиардеров пытаются перещеголять друг друга, строя самые высокие в мире небоскребы. Феномен Кубка Америки – такое же проявление тщеславия, хотя он и больше впечатляет в эстетическом плане: богачи финансируют строительство действительно красивых яхт, служащих скорости, эгоизму и стремлению к совершенству, которое наверняка оценил бы и Чиппендейл.

Чиппендейл в свое время создал каталог своих изделий – издал прекрасно иллюстрированную брошюру под названием «Указатель для джентльменов и краснодеревщиков». В ней он предлагал клиентам набор предметов мебели, выполненных в разных стилях и с разной сложностью отделки, из которых те могли выбрать что-то готовое. Либо, будь у них такое желание, они могли адаптировать их в соответствии с собственным вкусом. Прежде такую маркетинговую стратегию могли позволить себе только весьма преуспевающие архитекторы. В этом смысле Чиппендейл стал первопроходцем в деле превращения дизайна в отдельный аспект изготовления предметов. «Указатель» проложил курс, который в конечном итоге привел нас к каталогам Habitat и IKEA.

Можно даже сказать, что Чиппендейл был первопроходцем и в сфере создания брендов. Блеск его имени осенял работу многих ремесленников, трудившихся в целой сети мастерских. Речь идет не только о его сыне, возглавившем семейный бизнес: изделия, представленные в «Указателе», стали образцом для мебельщиков даже в Америке. Но по широте охвата чиппендейловскому бренду было далеко до сегодняшней индустрии роскоши. Сейчас Prada и Gucci, начинавшие с производства сумок и чемоданов, осваивают сферу высокой моды, а ювелирные и часовые фирмы распространили свои названия на парфюмерные изделия. Даже знаменитый автомобильный бренд Ferrari теперь красуется на дорогой одежде.

Создателя Habitat Теренса Конрана, как и Чиппендейла, возможно, нельзя назвать самым оригинальным дизайнером своего времени. Но по влиянию равных ему не было. Выдающаяся роль Конрана заключается в том, что он придумал образ жизни, привлекательный для многих. «Жизнь по Конрану» – это попытка придать обычным, банальным домам элемент незаурядности. Воплощением этого мира стали каталоги Habitat, создающие у нас ощущение, будто мы, прильнув к стеклу, наблюдаем снаружи, как кто-то другой празднует Рождество. И даже через стекло все это кажется таким доступным – только руку протяни! Конечно, это все мечты: Франция, какой мы ее хотим видеть, а не какой она является на самом деле, или идеальный образ семейной жизни. В «гостиной по Конрану» новые яркие пластиковые стулья гармонично соседствуют с находками, принесенными с блошиного рынка и предметами антиквариата.

Поначалу стиль Habitat был адресован небогатым студентам и молодым специалистам, обставляющим свое первое собственное жилье. Но постепенно, почти незаметно, он оттеснил прежние образцы, превратившись в самобытный стиль для взрослых британцев. Апофеозом этой смены поколений стал вечер, когда чета Блэр повела Билла и Хилари Клинтон ужинать в Pont de La Tour – ресторан Конрана на берегу Темзы. Но сегодня Habitat, конечно, уже приобретает ореол атрибута прошлого, отступая под натиском вкусов нового поколения.

Конран показал, что от гнета послевоенной эпохи со стандартной мебелью, газовыми горелками, которые включаются, когда опустишь в щель монетку, и лимитированной подачей горячей воды можно избавиться с помощью оранжевой краски, циклевки пола и нескольких циновок. Почетное место в его «Дизайне вашего дома» – ответе Конрана чиппендейловскому «Указателю», вышедшем десятью тиражами с 1974 по 1983 год, заняла гостиная его собственной квартиры в Риджентс-парке. Комната выкрашена в тщательно подобранный оттенок кремового цвета. Пол, конечно, выскоблен до блеска. На заднем плане над старым мраморным камином висит радикально абстрактная картина. В камине горит огонь, а дрова для него сложены в большую плетеную корзину. У стола стоит стул, разработанный Вико Маджистретти, а огромный диван окружают два кресла от Миса ван дер Роэ и куча громадных напольных подушек в полосатых чехлах. На кофейном столике разместилась точечная лампа.

В том, что касается вкуса, IKEA ведет себя более императивно. Конран оставлял право окончательного выбора за вами. IKEA же в любой стране, где она присутствует, придерживается одной и той же стратегии: ни на миллиметр не отходить от собственной проверенной формулы. Все изделия компании имеют скандинавские названия, в кафе при магазинах подают фрикадельки по шведскому рецепту, а в вопросах вкуса решающее слово остается за IKEA, а не за покупателями. В Британии, вместо того чтобы приспособиться к местной специфике, IKEA развернула энергичную рекламную кампанию, призванную отучить англичан от пристрастия к цветочным орнаментам на тканях. Кроме того, эта фирма привнесла в розничную торговлю методику работы с клиентами по принципу «не нравится – не бери», характерную для динамичных бюджетных авиалиний.

Чиппендейл не был столь самоуверен. На страницах своей брошюры он счел необходимым опровергнуть «происки злонамеренных конкурентов», утверждавших, что некоторые из его задумок невозможно воплотить на практике, что в чиппендейловских изделиях полет фантазии и нарциссизм дизайнера берут верх над искусством мастера. Ремесло не давало таких возможностей для самовыражения, как дизайн.

В каталоге Habitat Теренс Конран предложил клиентам собственную квартиру в качестве образца для подражания. Этот каталог – безошибочно точное свидетельство о вкусах и стремлениях городского среднего класса Британии в 1970–1980-х годах. Аналогичным образом Чиппендейл создал эталон обстановки в загородном поместье XVIII века

Для Дамфриса единственным мерилом роскоши была искусная ручная работа. Падук – экзотическая порода дерева, но это не поликарбонат. Характеристики этого материала позволяли любому квалифицированному ремесленнику работать с ним. До середины XIX века понятие роскоши было все еще неразрывно связано со штучным, ремесленным производством – либо за счет сохранения традиционных методов и технологий, либо потому, что эти методы и эстетические принципы служили отправной точкой для образного ряда промышленных изделий.