Буйный Терек. Книга 2 - Хаджи-Мурат Мугуев

— Раз есть аппетит, значит, состояние духа прекрасное, — резюмировал Киприевский. Он налил себе большой фужер хереса и со словами: «За погибель врагов» — залпом осушил его.

Потом они, сопровождаемые Сенькой, сошли к ожидавшему их у ворот экипажу. В нем сидел худой господин. Соковнин представил его:

— Наш полковой лекарь, Устин Фаддеевич Кокорев. Не дурак выпить, а еще лучше лечит раненых и больных.

Кокорев махнул рукой.

— Вечно шутите, Алексей Алексеич, а вот коли вправду придется лечить раненого, мне ведь не поздоровится.

Соковнин небрежно отмахнулся.

— Врач на дуэли все равно как священник на исповеди. Вот без вас было бы нечеловеколюбиво стрелять друг в друга. А вам ваша профессия только одним и дает право быть безнаказанно на дуэлях.

— Это вы так рассуждаете, а вот как посмотрят на это комендант города и наш командир полка? — угрюмо проворчал врач.

Экипаж уже ехал по шумному Невскому.

Булочники открывали свои заведения. Бабы спешили на базар. Будочники сонно отдавали честь проезжавшим офицерам. Молодые девицы, возвращавшиеся на покой после ночных прогулок и похождений, нагло подмигивали молодым офицерам, бросая какие-то непотребные шутки.

Сеня, сидевший рядом с кучером на козлах, в свою очередь отшучивался и поддразнивал их.

Утро становилось все светлей и ярче. Прохлада охватила их, когда экипаж въехал в лесок, шедший по обеим сторонам Охтенской дороги. Сквозь листву пробегали солнечные лучи. Они растекались серебристыми струйками по стволам деревьев, скользили серебряными зайчиками по ветвям, в которых щебетали птицы.

— Ух, и хороший денек будет! — снимая с головы шапку, громко сказал Сеня.

Но никто: ни кучер, занятый лошадьми, ни офицеры — не ответил ему. Каждый был занят своими мыслями.

Дорога, шедшая на Озерки, возле ручейка с перекинутым через него мосточком разделилась. Более широкая и наезженная побежала прямо, теряясь в деревьях, кроны которых тесно сходились над ней; другая, заросшая травой, пошла влево, к чухонской мызе, за которой в версте или двух была та самая ложбинка, о которой говорил секундант князя.

Вскоре, обогнув невысокие деревянные строения с двумя амбарами и скотным двором, они выехали на залитую солнцем поляну, где уже находились люди и стояли два отличных, один на железных и другой на ременных шинах, экипажа.

Голицын стоял вполоборота к приехавшим. Он не повернул головы и тогда, когда секунданты Небольсина, отвесив учтивый поклон всем присутствующим, стали вполголоса совещаться со штаб-ротмистром Талызиным и полковником графом Голенищевым, вторым секундантом Голицына.

На пеньке сидел лекарь, по-видимому, немец, привезенный графом. Он чопорно и церемонно поклонился, покосившись на своего коллегу Кокорева. Присутствие второго врача не очень понравилось немцу. Кучер в малиновом жилете с павлиньим пером на стеганом суконном полуцилиндре о чем-то вел беседу с Сеней.

Секунданты Голенищев и Соковнин, осмотрев лужайку, выбрали подходящее место, отсчитали шестнадцать шагов. Двое других, Талызин и Киприевский, заряжали пистолеты, тщательно вгоняя в ствол круглые, литые пули.

— Пороху подбавьте, господин штаб-ротмистр, просыпался с полки, — любезно сказал улан секунданту Голицына.

Тот молча кивнул. Небольсин небольшими шажками прохаживался возле сидевших на пеньках докторов. Ему было несколько забавно смотреть на этих, так не похожих друг на друга эскулапов. Немец недовольно и хмуро поджимал губы, озираясь по сторонам. Ему, как видно, очень не хотелось присутствовать при этой дуэли, и он всем своим видом подчеркивал это. Кокорев, наоборот, с любопытством разглядывал князя и Небольсина, время от времени переводя глаза на уже заканчивавших промерку секундантов.

В стороне от всех стоял корнет Мещерский, что-то тихо говоривший Голицыну.

Князь молча кивал ему, хотя было видно, что он не слышал и половины из того, что говорил Мещерский.

— Готово, — подходя к ним и становясь между дуэлянтами, сказал Голенищев. — Расстояние обмерено. Барьер вот он, — указывая на белевший впереди платок, наброшенный на палку, — сходиться при счете «один», на «два» — поднимать пистолеты, «три» — стрелять. Невыстреливший, в случае промаха противника, имеет право стрелять в упор, у барьера. Все понятно, господа? — спросил он, обращаясь одновременно и к секундантам, и к противникам.

— Все! — коротко ответил Небольсин.

Князь только наклонил голову.

— Еще, господа! — поднял руку Голенищев. — Пока не раздались выстрелы, быть может, господа дуэлянты найдут возможным примириться?

Он выжидательно посмотрел на Небольсина и князя.

— Нет! — коротко сказал Голицын и широким шагом пошел к отмеченному ему месту.

Небольсин махнул рукой и встал напротив князя.

Было тихо. Шел девятый час утра.

Небольсин поднял голову и посмотрел на голубое с бирюзовым оттенком небо. По нему как-то совсем незаметно проплывали редкие облачка. Сквозь них пробивалось солнце, и его лучи пробегали по лужайке, на которой начиналась дуэль.

«Хороший светлый день, — подумал Небольсин, — быть может, последний в моей жизни».

— Схо-ди-тесь! — услышал он голос Голенищева, донесшийся как будто откуда-то издалека.

Небольсин, глядя прямо перед собой, пошел крупными шагами к барьеру, обозначенному белым платком.

Голицын, как на ученье, шел ровным, твердым, каким-то парадным шагом, выбрасывая вперед носки блестящих лакированных сапог. Одет он был в легкий летний мундир, но без ордена Владимира, и только густые золотые эполеты с буквой «Н» и императорским вензелем сверкали под солнцем. Он шел, чуть наклонив толстую шею, из-под густых бровей строго и внимательно смотрели серые холодные глаза. Чисто выбритое лицо с небольшими рыжеватыми бакенбардами было спокойно и в то же время чем-то напоминало бульдожью морду.

— Один, — прозвучал голос Голенищева.

Голицын быстро поднял пистолет, целясь в грудь шедшего навстречу Небольсина.

— Два! — так же кратко и отчетливо слышался голос Голенищева.

Небольсин на ходу поднял пистолет, наводя его на лицо князя.

Секунданты, вперив взоры в дуэлянтов, напряженно молчали, ожидая выстрелов. Сеня, взобравшись на пень, с замиранием сердца и в то же время с восхищением смотрел на спокойное, решительное лицо своего барина.

«Убей, убей его, батюшка Александр Николаич», — беззвучно молил он Небольсина.

Голицын закрыл правый глаз, прищурился и стал медленно нажимать спуск. Ствол его пистолета отсвечивал под ярким солнцем и был направлен прямо в лицо подходившего к барьеру Небольсина. Голицын сильней нажал на спуск, грохнул выстрел.

Небольсин пошатнулся. С его щеки медленно сползли капли крови.

Голицын с ненавистью глянул себе под ноги. Торопясь сделать выстрел, он не заметил выбоины, укрытой травой, и, нажимая на спуск, оступился. Пистолет резко дернулся, и выпущенная в упор пуля, сбив эполет противника и оцарапав ему ухо, прошла мимо.

Небольсин спокойно стоял у барьера. Он тщательно целился в оцепеневшего от неудачи Голицына.

Секунданты напряженно смотрели на Небольсина, чуть согнувшего в локте руку.

Небольсин медлил. Он слегка опустил пистолет, целясь в переносье Голицына, и князь, против воли, закрыл глаза, слегка отворачиваясь от наведенного пистолета.

— Да стреляйте ж! — нарушая этикет дуэли, крикнул Голенищев.

Небольсин искоса глянул на него, и, опустив пистолет, выстрелил в колено Голицына.

Пороховой дымок поплыл над его пистолетом.

Голицын лежал на траве. Возле него суетились лекари.

Небольсин, опустив пистолет дулом книзу, смотрел поверх деревьев на облачка, на бирюзовое небо и даже не заметил, как к нему подошел Киприевский.

— Тебе эполетом оцарапало щеку, — разглядывая подсыхающую царапину, сказал он, не зная, что говорить. — О чем думаешь, Сандро?

— Кавказ вспомнил. Чудесный, дорогой мне край… с его небом и людьми…

— Вот мы, вероятно, и увидим его вскоре, — многозначительно кивая в сторону людей, переносивших Голицына к коляске, сказал Соковнин.

Один из докторов, с засученными по локоть руками, окровавленными пальцами перевязывал лежавшего без сознания князя. Другой, разрезав ножницами лакированный сапог, стаскивал его с ноги Голицына.

— Господа, вы можете ехать. Вас же, господин корнет, прошу остаться, составить вместе со мною акт дуэли, подписать его и поехать к коменданту с рапортом о поединке, — сказал Голенищев.

— Вы поезжайте, а я останусь с господами офицерами для составления протокола дуэли, — отдавая честь, сказал Соковнин.

Небольсин даже и не глянул в сторону людей, склонившихся над Голицыным.

— Александр Николаич, а Александр Николаич, — робко спросил с козел Сеня, когда экипаж выехал на дорогу, — почему вы стреляли не в лоб, а в ногу?