Погоня за миражом - Михаил Герчик

— Машина, дочка, долги — это твои проблемы, к издательству они не имеют никакого отношения, — жестко сказал Пашкевич. — «Афродита» — не богадельня, твои личные дела меня не касаются и не интересуют. Я и так слишком часто закрывал глаза на вашу лень, равнодушие, безынициативность.

— Это неправда. Мы с Володей отдали «Афродите» пять лет жизни. Мы вкалываем, как рабы на плантации, без выходных и отпусков. Почти триста книг за такой короткий срок — шутка ли! Ни одно издательство не может похвастаться таким результатом. Пока ты был в Америке, у нас вышло двенадцать томов и еще восемь сдано в типографии — это ты называешь ленью, равнодушием и безынициативностью?

Пашкевич через стол швырнул ему стопку газет и журналов.

— Можете повесить все двенадцать на крючок в туалете. Ты это уже читал?

— Вчерашние? — Григорий просмотрел заголовки. — Когда же? Ты ведь знаешь, я лишь вчера вернулся из Москвы, из командировки, вечер пробыл у вас, а сегодня мне надо отправить в типографию две книги. Аннотации, индексы, реклама — куча работы. Завтра просмотрю. Или вечером возьму с собой.

— Надо меньше спать. — Пашкевич с хрустом сломал карандаш и бросил в мусорную корзину. — Пришел бы на работу к восьми, как я, успел бы.

— Это несерьезно. — Григорий снял очки, у него слезились глаза. — Когда нужно, я прихожу, случается, даже не в восемь, а в семь. Просто сейчас я не вижу в этом необходимости. И вообще — что стряслось? Нас критикуют?

— Плевать бы я хотел на критику, критика — это всего лишь бесплатная реклама. Все куда хуже. Нас снова нет в списках бестселлеров. Ни одного названия. Уже два месяца. Так что ваши двенадцать книг — макулатура. И вы мне за это заплатите.

— Ах, вот ты о чем? — Григорий отодвинул газеты, у него несколько отлегло на душе. — Это я знаю и без газет. Мы давно к этому шли, и не делай вида, что для тебя это сюрприз. Мы тебя предупреждали десятки раз — и я, и Володя, и даже, насколько я знаю, Тарлецкий. Но ты не хотел нас слушать.

Пашкевич пропустил его слова мимо ушей, он умел слышать лишь то, что его интересовало.

— То есть как это — знал? Знал и ни черта не делал, чтобы переломить ситуацию? Это что — саботаж?

Григорий протер очки и снова нацепил их на переносицу.

— Ну вот, — вздохнул он, — уже и саботаж. Скоро ты нас объявишь врагами «Афродиты» со всеми, так сказать, вытекающими последствиями. Брось, Андрей, не валяй дурака. Мы уже давно твердим тебе, что поле нашей деятельности быстро сужается. Все долицензионные книги, которые пользовались хоть каким-то спросом, мы и другие издательства уже перемололи. Покупатель требует новинок, популярно то, что вышло в Америке или в Англии два-три месяца назад и там завоевало рынок; посмотри списки бестселлеров повнимательней. Времена пиратства, когда мы без всякого спроса хватали и переводили любую книгу, закончились. Впрочем, зачем я тебе об этом говорю? Мы завалены исками и жалобами, ты же все это прекрасно знаешь.

— Но я давно с вами согласился. Кто не дает тебе и Шевчуку закупать права на новые книги? — Он нервно подвинул к себе газеты. — На ту же Барбару Картленд.

— Кто не дает? — переспросил Григорий. — Наше прошлое. Почти пять лет нашей более чем успешной работы.

— Слушай, не говори загадками. — Пашкевич почувствовал себя уязвленным. — Я не понимаю, как успешная работа в прошлом может помешать так же хорошо работать сегодня. Просто вы с Володей потеряли нюх, заплыли жиром.

— Увы, это не так. К сожалению… Судьбу издательства определяли не мы, а ты. Единолично. А ответственность хочешь переложить на нас. Мы же если и виноваты, то лишь в том, что слишком послушно выполняли твои указания. Понимаешь, Андрей, очень трудно проявлять принципиальность, когда директор по характеру диктатор, а все твои предложения так или иначе связаны со снижением прибыли.

— И много ты знаешь идиотов, которые добровольно согласятся на уменьшение прибыли? Это только при социализме были планово-убыточные предприятия, сегодня таких уродов не существует. Мы — коммерческая фирма, нам на дотации от государства рассчитывать не приходится. Что потопаем, то и полопаем.

— Да, конечно. Но «Новости», «Планета», «Золотой шар», «Виктория» — издательства, чьи книги месяц за месяцем возглавляют списки бестселлеров, они что — не коммерческие?

Пашкевич исподлобья посмотрел на Григория, взгляд был злой и нетерпеливый. Он уже все понял, но сдаваться не хотел.

— Тогда в чем же дело?

— Да в том, что пока мы с таким увлечением зарабатывали деньги и они уплывали неизвестно куда, люди закупали авторские права. И не только на отдельные книги, а целиком на перспективных авторов. Мы что, не знали, что Барбара Картленд с ее пятьюстами или шестьюстами романами включена в книгу рекордов Гиннеса как одна из самых популярных писательниц на Западе, и соответственно, будет популярна у нас? Мы ведь издали две ее книжки и неплохо заработали на них. Но дальше — стоп, владельцы прав на ее произведения взяли нас на мушку и потребовали платить. А мы их, согласно твоему приказу, послали на три буквы: в Беларуси закон еще не принят. Они прислали нам десяток писем и заткнулись — как с нами судиться, если для нас закон не писан? Себе дороже. Но выводы сделали. Ты ведь знаешь — наши книги в основном продаются не в Беларуси, а в России, для нас белорусский рынок — мелочь, на нем даже пятидесятитысячный тираж заляжет. Людям не до книг… А у них теперь свои стукачи на каждом полиграфкомбинате, на крупных оптовых базах, на книжных ярмарках. Попробуй мы, не договорившись о переуступке авторских прав, запустить любую книгу, как на нее тут же будет наложен арест. Дальше все просто: суд, конфискация тиража. Ты этого хочешь?

Пашкевич потер тщательно выбритую щеку. Гриша прав: этот разговор возникал у них не однажды. Но так жалко было выбрасывать псу под хвост живые деньги во время всеобщей неразберихи, когда о таких пустяках, как авторское право, никто и не думал. Жадность фраера губит. Значит, пока не поздно, надо перестраиваться.

— Так почему бы нам не перекупить эти права? Все подсчитать, прикинуть… Все равно выгоднее, чем выпускать заведомо неходовой товар.

— А потому что с нами никто не хочет иметь дела, — печально произнес Григорий. — Я пробыл в Москве пять дней, ноги отбил, шатаясь по издательствам и литературным агентствам, и — впустую. Кое-где меня даже на порог не пустили. «А-а, из «Афродиты»? Гоните в шею!». Мы заработали не только деньги, Андрей, но и стойкую репутацию людей без чести и совести, и ее не так-то просто будет изменить.

— Ладно, ладно… Что они предлагают? Самые сговорчивые?

— Рассчитаться по старым долгам. За все книги, вышедшие с девяносто первого года и подпадающие под закон об охране авторского права. А это — почти сотня названий. — Григорий открыл свою папку. — Вот смотри, я все выписал и посчитал. Приблизительно, конечно, Лидия Николаевна сделает это точнее. Получается около миллиона долларов без потиражных. А ты ведь помнишь, какие сумасшедшие у нас были тиражи! На круг — миллионов пять, а то и побольше. Лишь после того как мы выложим эти денежки, они готовы разговаривать с нами, как с цивилизованными людьми. И мы тоже сможем начать охоту за бестселлерами. А до этого Энни Уокер, которая тебе не понравилась, — для нас отличная книга, она может принести пятьдесят-шестьдесят тысяч долларов прибыли, даже если не попадет в списки бестселлеров. За такие деньги западные издатели удавились бы, а мы носом крутим, нам подавай тиражи в сто, двести тысяч. Но время таких тиражей уже кончилось; если бы у нас в магазинах и на рынке было столько мяса и колбасы, сколько книг, мы могли бы считать себя процветающей страной.

Пашкевич угрюмо рассматривал список.

— Хороший у них аппетит, — проворчал он. — Такую дыру сейчас даже новыми книгами не заткнешь.

Несколько минут они сидели молча. Пашкевич тяжело переваривал услышанное. Он понимал: без новых книг «Афродиту» ждет умирание — рынок слабых не любит.

— Ладно, — Пашкевич собрал газеты, он не терпел беспорядка на столе. — Раз ты попал в такой переплет, я, возможно, пересмотрю приказ. Но и ты… Недели через две соберем совет учредителей, послушаем отчет Шевчука. Согласись, что он стал работать из рук вон плохо, больше я этого терпеть не намерен. Думаю, судьба «Афродиты» и твоя собственная подскажут тебе, что надо говорить и как голосовать.

— Подскажут… — пробормотал Григорий. — Можно, я пойду к себе, а? Очень много работы.

Глава 15

Глубоко задумавшись, Пашкевич сидел за столом, овеваемый радиоактивным потоком, который излучала маленькая таблетка, заложенная Шевчуком между спинкой и сиденьем его кресла. Смертоносные лучи уже впивались в его позвоночник, уничтожая красные и белые кровяные тельца — саму основу существования человеческой жизни, но Пашкевич ничего об этом не знал. Он сидел и думал, как вырваться из мышеловки, куда залез по собственной воле. Выложить огромные деньги за книги, которые уже стали отработанным паром, из которых больше ничего не выжмешь, — безумие. Издательство останется без оборотных средств, а бумажники и печатники в долг не работают, все требуют предоплаты. Закрыть лавочку, все распродать и разделить между учредителями? Конечно, куш он сорвет большой, очень большой. С тем, что уже есть, можно уехать во Флориду, например, купить дом на берегу океана и жить в свое удовольствие. Но что это будет за удовольствие, вот вопрос?! Что он будет делать в свои сорок восемь с дрянным знанием английского? Жариться на пляже, как какой-нибудь отставник-пенсионер? Играть по маленькой в казино? С толпами богатых бездельников томиться в круизах на фешенебельных пароходах? Заводить романы с дорогими проститутками? Бред собачий! Да он от такой жизни через месяц спятит. Может, снова начать писать? Когда-то его пьесы обошли все театры страны, имели шумный успех. Времени будет вдоволь, условия прекрасные… Но Пашкевич больше не чувствовал в себе ни таланта, ни желания заниматься писаниной. Он прекрасно понимал, что драматургом стал не по призванию, а случайно. Да, его пьесы попали в струю, но когда над страной повеяли совсем иные ветры, струя быстро иссякла, и их забыли. Новое время требует новых пьес, а здесь ему ничего не светит — не так устроены мозги. Нет, закрывать лавочку рано. Нужно поискать другие направления. Поработать там, где еще не наследили, не замарались, где поле безбрежно. Например, переключиться с художественной на познавательную литературу. На Западе и в Америке сотни издательств выпускают научно-популярную литературу и процветают. Сколько всевозможных справочников, детских и взрослых энциклопедий, книг для домашних мастеров, садоводов и огородников видел он на всевозможных выставках-ярмарках, и никогда не обращал на них внимания. А кто и что мешает издать справочник, скажем, по ремонту импортных автомобилей? Вся страна уже забита железным хламом, с которым мучается армия автомобилистов. Целая страна покупателей! А книги для женщин? Косметика, кулинария, воспитание детей… С руками оторвут. Покопаться, пошевелить мозгами. И далеко не на каждую такую книгу нужно покупать права, часть за бесценок составят свои же обнищавшие литераторы, ученые. Надергают из разных книг, перемешают, подпудрят и поперчат, чтобы не обвинили в плагиате, — и готово. А права на лучшие зарубежные книги можно покупать, они себя оправдают. Отличная идея! Но начинать осуществлять ее нужно с другой командой. Вот еще один повод убрать Шевчука, Злотника и всю редакцию. Оставить Веремейчик, она там — мои глаза и уши, а остальных — вон. Набрать молодых, шустрых, готовых носом землю рыть. Рано мне еще в отставку, успеется.