Деяния IV Всезарубежного Собора. Русская Православная Церковь за границей - Коллектив авторов

Четко и сильно выразил ви́дение Зарубежной Церкви ее первоиерарх митрополит Анастасий в послании к русским православным людям в 1945 году:

«Не перестаем благодарить Бога за то, что Он судил нам оставаться свободной частью Русской Церкви. Наш долг хранить эту свободу до тех пор, пока не возвратим Матери-Церкви врученный ею нам драгоценный залог. Вполне правомочным судиею между зарубежными епископами и нынешним главою Русской Церкви мог бы быть только свободно и законно созванный и вполне независимый в своих решениях Всероссийский Церковный Собор…».[47]

Митрополит Анастасий и иерархи Зарубежной Церкви отдавали суд над собой и над всей Русской Церковью исповедникам. (После войны это было еще реально.) Отступив от этого принципа, мы станем предателями заветов отцов наших.

Прославление новомучеников Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 году и недавнее их прославление Московской Патриархией – если мы не примем их стояние в истине – будет той же постройкой гробниц пророков, за что обличал фарисеев Господь (Мф. 23, 29).

Жития, высказывания, писания новомучеников и исповедников Российских – вот что Зарубежная Церковь по сей день ставит как руководство для жизни Церкви.[48]

Подготовка свободного, законно созванного и независимого Поместного Собора потребует серьезной, тщательной и честной работы. У нас в этом уже есть достойное начало в работе, проводимой Преосвященным архиепископом Марком до создания Синодальной комиссии. Отказ от такого подхода неизбежно приведет к укоренению искажений церковной жизни. Наши наставники с 1927 года постоянно учили нас об уродстве сергианской модели церковной жизни. К сожалению, сергианство часто понималось поверхностно, в особенности его апологетами. В глубине этого явления стоит искушение человека властью – то есть гуманизмом, папизмом. Оно не только делает Церковь заложницей мира, но также искажает природу соборного организма, заменяя послушание по любви и свободе послушанием насилия, приказа.[49]

И все же наши иерархи и наставники всегда верили, что, несмотря на гонения в прошлом и соблазны в настоящее время, в Российской Церкви таится огромный духовный потенциал, который может быстро раскрыться при соответствующих условиях. Этому благоприятствует нелегкая жизнь народа в России и странах бывшего СССР. Гораздо труднее сдвинуться нам с нашим благо-бытом.

При правильном руководстве Церковь в России взмахнет крыльями и полетит. Нам же на Западе понадобятся большие усилия, чтобы изжить дебелость плоти и подняться над землей.[50] Первые поколения Русской Зарубежной Церкви видели себя представителями Святой Руси. Россия при всех ее грехах, приведших к революциям, имела, как общество, нечто, что было давно похоронено на «милом кладбище Европы».[51] Все дореволюционное русское общество признавало существование нравственных ценностей за пределами человека – закон совести. Гуманизм и его ценности – личная выгода, выживание – еще не проникли глубоко в сознание русского народа. Этой работой – переделкой сознания – занялись гуманисты-безбожники.

Трагедия сергианства заключалась в том, что в лице церковного руководства был принят в качестве законного принцип относительности, то есть выгоды, выживания. Лучшие люди России и зарубежья содрогнулись от этого. Именно поэтому Зарубежная Церковь прилагала напряженные усилия, чтобы осмыслить и сохранить принципы Святой Руси, дабы возвратить их будущей России как некий драгоценный залог. Этот залог – ценности духовные и нравственные, а также ориентиры для устроения национальной жизни вокруг Православия.

В кризисном 1933 году митрополит Антоний написал заместителю местоблюстителя патриаршего престола митрополиту Сергию подробное письмо.[52] В конце письма он напомнил митрополиту Сергию о его подарке – панагии – со следующей надписью: «Дорогому учителю и другу. Дадите нам от елеа вашего, яко светилницы наши угасают (Мф. 25, 8)». Митрополит Антоний как учитель и друг дерзновенно написал: «Предлагаем Вам спасительный елей веры и верности Святой Церкви».

Имеем ли мы теперь дерзновение так говорить с преемниками митрополита Сергия? Думается, что была возможность в 1990 году дать избитой и израненной Российской Церкви от нашего елея по образцу другой притчи: притчи о милосердном самарянине. В то время у Русской Зарубежной Церкви был огромный авторитет в России. Наши силы в то время – духовные и даже материальные – могли бы дать тот елей исцеления. По грехам нашим этого не произошло. Не узнали мы времени посещения своего (Лк. 19, 44).

Наш Синод в 1990 году впервые обсуждал возможность открытия приходов в России. После заседания архиепископ Сан-Францисский Антоний спросил присутствовавшего на заседании начальника Русской Духовной Миссии архимандрита Алексия (Розентула): «Что ты думаешь обо всем этом?» Тот ответил: «Меня это смущает». Владыка Антоний сказал: «А я думаю так: никаких приходов мы не должны открывать. Это, конечно, неправильно. Если бы я был на двадцать лет моложе, то собрал бы один чемоданчик и поехал работать в Россию».[53]

Подобным же образом выразился приснопамятный митрополит Филарет в начале 1970-х годов. Студенты Свято-Троицкой семинарии спросили его, что бы он сделал, если бы пала Советская власть. «Пошел бы туда (в Россию) пешком», – ответил митрополит Филарет.[54]

Что же нам остается делать теперь? Мы всегда мыслили себя охранителями духовности, правильной церковной жизни. Может быть, мы сможем еще быть нужными для Церкви в России, если найдем в себе мужество говорить честно, не свысока, не теряя покаянного духа. Архиепископ Нафанаил передает учение митрополита Антония, что Православие есть по преимуществу религия покаяния.[55] И нам, и Церкви в России нужны духовные наставники, которые найдут путь к нашей огрубевшей совести.

Святители Русской Зарубежной Церкви видели ее значение в сохранении, в условиях свободы, духовных, нравственных и национальных ценностей Русской Церкви. По мере изменения исторических условий на Родине и за рубежом это ви́дение не могло не изменяться во внешних деталях, оставаясь неизменным в главном. Наши иерархи и наставники заповедовали держать, то есть охранять для Российской Церкви то, что мы имеем, а именно все то в устройстве жизни Церкви, чего нельзя было сохранить искалеченной врагами Российской Церкви. Сама Зарубежная Церковь не могла избежать трудностей от врагов и в соприкосновении со внешними, однако во всем этом полагалась не на «князей и сынов человеческих», руководствовалась не духом мира, а духом Евангелия.

Иерархи, духовенство и церковный народ зарубежья жили чаянием возрождения России и Российской Церкви, видя в этом залог жизни мира. Пока зарубежные иерархи мыслили себя печальниками Церкви Российской, Господь хранил дух наш неповрежденным. Когда же мы взяли курс на исключительность, самодостаточность, мы стали согрешать против заповедей отцов. Покаянное возвращение на прежний путь поможет не только нам, но, с Божией помощью, и всей Церкви Российской вернуться к трезвой и здоровой жизни Церкви Святой Руси, Церкви Поместного Собора 1917–1918 годов, Церкви святых мучеников.

Мы стоим на пороге возможности великих событий. Трепетность этого момента выражена словами кондака святым новомученикам и исповедникам Российским (глас вторый):

Новии страстотерпцы Российстии, исповеднически поприще земное претекшии, страданьми дерзновение приимшии, молитеся Христу, вас укрепившему, да и мы, егда найдет на ны испытания час, мужества дар Божий восприимем. Образ бо есте лобызающим подвиг ваш, яко ни скорбь, ни теснота, ни смерть от любве Божия разлучити вас не возмогоша.

После доклада начинается дискуссия.

Игумен Георгий (Кравченко) благодарит докладчика и задает два вопроса, а именно: кого мы можем называть «Матерью-Церковью» и является ли открытие приходов Русской Зарубежной Церкви в России ошибкой?

Протоиерей Николай Карыпов отвечает, что его доклад исторический и ему трудно ответить на заданные вопросы. Однако он поясняет, что после 1927 года Церковь в России не исчезла. Она признана Зарубежной Церковью, и клирики Русской Православной Церкви Московского Патриархата принимаются в сущем сане. Отец Николай вспоминает, как его тесть, прослуживший более 40 лет в Московском Патриархате, рассказывал о его жизни при хрущевских гонениях и отец Николай не дерзает осуждать духовенство в России.

Протоиерей Николай Артемов говорит, что название «Мать-Церковь» неясно. В совместном заявлении участников девятого собеседования священнослужителей Русской Православной Церкви (Московского Патриархата и Зарубежной Церкви) на территории Германии подчеркивается, что Русская Церковь в Ее преемственности и есть мать для всех нас и никто из нас не может присваивать понятие Матери-Церкви исключительно себе.[56] В 2003 году во время посещения России первой официальной делегации РПЦЗ, Патриарх Алексий сказал, что Зарубежная Церковь – «вне ограды Матери-Церкви». В Нижнем Новгороде на пресс-конференции архиепископ Марк обратил внимание на не-уместность таких слов Патриарха, и с тех пор подобные высказывания не замечены.