Яблоко Немезиды - Анатолий Жаренов

— Он облил ее бензином.

— Зачем?

— Он хотел знать, где она прячет любовника.

Речь шла об очередном похождении Тими Гунда. Милли прочитала только что выпущенную книжку, в которой несравненный Тими перещеголял средневековых инквизиторов.

— Ужасно, — сказала сестра Милли.

— У меня дух захватывало. Я сожгла кофе. И зерна, как назло, кончились.

— Ты неисправима, Милли. Время завтрака. Что же мы скажем Хоггинсу? Он вот-вот появится.

— Я сбегаю в лавочку за угол.

— Беги, Милли. Он сейчас придет. А где эта книжка?

Придя вечером домой, Лики первым долгом принюхалась. Запаха бензина не было. Однако на другой день она снова ощутила его. Лики провела беспокойную ночь. Ей приснился Тими Гунд. Он был одет в черный костюм. Огромный муравей стоял над кроватью. Четырьмя лапами он сдавливал ноги и руки Лики, а изо рта у него капал горящий бензин. Лицо Тими было похоже на лицо Милли.

— Где ты прячешь Бредли? — шипел Тими.

— Бредли умер, — стонала Лики. — Его убил ты…

— Врешь, — шипел Тими. — Я сожгу тебя, и ты будешь меня любить.

— Нет, нет, нет, — кричала Лики. Тими смеялся и все крепче сдавливал ее тело. Горящие капли падали на живот Лики и жгли, жгли… Она извивалась, кричала, пока не проснулась в холодном поту…

Одеяло сползло на пол. Лики дрожащей рукой включила ночник. Встала, переменила рубашку. Потом зажгла свет во всей квартире и просидела до утра без сна.

Днем позвонил Билли. Он подождал ее в скверике, рассказал о свидании с Фрименом. Лики задумчиво чертила прутиком линии на песке. На город опускался вечер. На большом доме против сквера вспыхнули слова: “Кровь, только кровь”. Ниже помельче побежали лиловые буковки. Из них складывались фразы, рассказывающие о новом боевике сезона. В случае смерти кого-нибудь из зрителей во время сеанса фирма гарантировала родственникам крупную страховую премию. Она выплачивается немедленно по получении доказательств о том, что умерший не страдал сердечными заболеваниями.

— Лики, — сказал Билли, — твой брат был хорошим человеком. И это нельзя так оставлять.

— Что нельзя оставлять? — спросила Лики. Она думала о том, что наступает вечер. За ним придет долгая ночь. Она опять будет бояться. Не Тими, нет. Она будет бояться запаха бензина, который вслед за смертью Бредли вошел в их дом.

— Нельзя, — убежденно повторил Билли. Он еще не представлял себе, что он должен сделать, что он может сделать. Но ему казалось, что Лики ждет от него поступков, все равно каких, только бы не сидеть вот так. Он может пойти к Фримену и спросить, что тот собирается предпринимать. Он смотрел на мигающую рекламу, требующую крови, и думал о крови Бредли, которая тоже взывала к отмщению. Ему казалось, что и Лики думает о том же.

Но Лики думала о запахе бензина и о наступающей ночи. И еще о Билли, который сидел рядом и голос которого был похож на голос доктора со станции “SOS”. Ей никогда не приходила в голову мысль, что у диктора может быть лицо, руки. Он был для нее просто Голосом, который помогал ей в минуты тоски и отчаяния. Теперь же Голос вдруг материализовался в Билли.

— Говори что-нибудь, — сказала она.

— Хочешь, я почитаю тебе стихи? — предложил Билли.

— Читай. Только не надо молчать.

И Билли вполголоса стал читать ей стихи. Свои стихи, которые он никогда и никому не показывал… Это были грустные стихи о большом городе и маленьком человеке, который любил этот город. Но город не замечал маленького человека. И человек умер, так и не добившись того, чтобы город его заметил. Лики наморщила лоб и сказала, что она плохо поняла основную мысль. Тогда Билли стал читать другие стихи. Лики не старалась вникать в их смысл. Ей нужно было слышать Голос. А что он говорил, было неважно. Наконец Билли замолчал.

— Еще, — сказала Лики. — Мне нравится.

— Ты не слушаешь, — заметил Билли. — Ты все время о чем-то думаешь. Я понимаю, тебе сейчас не до стихов.

— Да, — сказала Лики. — Я думаю. Но мне нравится.

Она не сказала, что ей нравится голос Билли. Голос, которому она привыкла доверять свои страхи и надежды. И она подумала: почему бы ей не довериться Билли? Рассказать о том, что вот уже несколько дней мешает ей жить. Отблески рекламы падали на их лица. Лики ощущала теплое плечо Билли рядом со своим, слышала его голос, который одновременно был и тем Голосом.

И Голос, и плечо, и темнота, окружавшая их, сделали свое дело. Если бы разговор происходил днем, возможно, ничего и не случилось бы. Днем Лики вела бы себя по-другому. И по-другому бы сложилась ее судьба. И судьба Билли. И судьбы других людей, с которыми им пришлось столкнуться.

— О чем ты думаешь? — спросил Билли.

— Не знаю. Обо всем сразу. И о тебе.

— Я тоже думал о тебе. Ты любила играть в песке возле нашего дома. Помнишь?

— Не знаю. Может быть. Я видела сегодня плохой сон.

— Ты веришь в сны?

— Не знаю. Только это был очень плохой сон.

— Тебе страшно?

— Да. Я боюсь возвращаться в дом. Боюсь открыть дверь. Я всегда боюсь.

— Идем, я провожу тебя.

— Нет. Это не то. Понимаешь, это не тот страх. Не беспричинный. Не от воображения…

— Скажи же. Это касается твоего брата?

— Возможно. Но я не знаю… Ничего не знаю… И боюсь. Вчера я всю ночь дрожала. И этот плохой сон. И запах…

— Запах?..

— Да. С тех пор, как брат… Как его не стало… В доме появился запах бензина.

— Я не понимаю…

— Я тоже сначала не понимала. А теперь знаю. К нам в дом кто-то ходит. Он приходит, когда я на службе. Он оставляет после себя запах бензина. Наверное, он ездит на машине.

И Лики замолчала, ожидая, как отнесется к ее сообщению Билли Соммэрс.

Глава 3. СОЦВЕТИЕ

Ферма называлась “Копыто дьявола”. Когда машина подъехала ближе, Коун понял происхождение этого названия. Ферма располагалась на скальном мысу, который навис над бурной порожистой речкой. Мыс и впрямь напоминал копыто какого-то огромного животного. У самых построек скала круто уходила вниз. Коун осторожно подошел к обрыву, взглянул на пенные буруны.

— Уютное местечко, — буркнул за его спиной Грейвс. Он приехал вместе с инспектором. Коун вынул сигарету и долго разминал ее в пальцах, задумчиво разглядывая окрестности.

Потом двинулся к дому.

Грейвс пробормотал:

— Тут никто не живет… Не понимаю, что мы здесь ищем?..

Коун не ответил. Он давно понял, что тут никто не живет. Но беседовать на эту тему с Грейвсом было ни к чему. Без Грейвса было над чем подумать. Накануне он и Фримен прочли последнее донесение Бредли, адресованное Грегори. Агент писал, что он заметил слежку за шахом Бен Аюзом. Это показалось ему любопытным, и он решил выяснить, в чем тут дело. Бредли писал, что направит донесение с Никльби. Но, видимо, в последний момент обстановка резко изменилась. Он сунул конверт в записную книжку и отдал лифтеру.

— А может, он перестал доверять Никльби? — спросил Фримен.

— Чушь, — отмахнулся Коун. — И взбредет же вам в голову такое!

— У меня разыгралось воображение.

— Накиньте на него узду. И давайте книжку. Что там есть?

— Ничего существенного. Несколько телефонов. И вот…

Фримен перегнул книжку, и Коун увидел торопливую запись: “ферма “Копыто дьявола”.

— Эту запись он сделал в лифте, — сказал Фримен. — Коун, вы возьмете меня с собой завтра? Я чувствую, что тут пахнет шикарным материалом.

— Нет, — сказал Коун. — Со мной поедет Грейвс.

— Так-то вы платите за добро?

— Я плачу за ужин. Как договорились.

— Все-таки вы оценили информацию?

— Фримен, поймите меня правильно. Это еще не информация. Информацию я привезу вам завтра. Сам. Мне нужно сосредоточиться. А ведь стоит только вам поехать со мной, и ваши коллеги обсядут эту ферму, как мухи теплый пирог.

— Хорошо, — согласился Фримен. — Вы удивительно логично объясняете свои поступки, инспектор.

— Иначе нас давно бы выгнали, — парировал Коун.

Фримен захохотал:

— Два—ноль, инспектор. Жду вас, как возлюбленную…

И вот они на ферме. Коун и Грейвс приблизились к дому. На входных дверях висел замок. Коун не стал его трогать, обошел здание. Окна были закрыты ставнями. Полицейские побывали на скотном дворе, осмотрели многочисленные постройки, о назначении которых выросший в городе Коун мог только догадываться. Нигде не было ни намека на то, что у этой фермы имелся хозяин. Пустота, пыль, нежиль. Они вышли со двора и, обогнув дом, снова оказались на дороге возле своей машины. И увидели человека. Он стоял, засунув руки в карманы старой куртки, и рассматривал автомобиль Коуна. Незнакомец был плешив, стар и румян. Он покосился на полицейских и сделал шаг в их сторону, подняв руку для приветствия.

— Ты кто? — рявкнул Грейвс и надвинулся на румяного старика всей своей двухсотфунтовой глыбой. Тот испуганно отпрыгнул.

— Осадите, Грейвс, — сердито сказал Коун и поздоровался с незнакомцем. — Мы из полиции, — добавил он, чтобы сразу рассеять все недоразумения.