Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона. - Роберт Грейвз

В мае Мун с другими офицерами был вызван из Гааги, где он был в то время, он получил чин лейтенанта, и ему в командование был отдан отряд пехотинцев из «добровольцев» — они должны были отправиться в Шотландию. Многих солдат его роты послали на войну в качестве наказания за их пуританское усердие, и потому в пути на север ему с трудом удавалось сохранять в их рядах дисциплину. Они врывались в церкви, и если им там что-то не нравилось, то они наводили там «порядок», случалось, даже разрушали алтарь, вытаскивали на середину церкви столы для причащения, из которых архиепископ Лод делал алтари в восточном пределе, забирали свечи, которые, как они заявляли, горели напрасно, рвали стихари на носовые платки.

Шотландцы уже знали, что против них что-то готовится, снова собрали армию и с молитвой установили лагерь на прежнем месте. Все было готово к середине августа, королевские солдаты продолжали продвигаться к границе. Это были плохо вооруженные и голодные люди, которых никто не ждал в Йоркшире и в других северных графствах. Там год назад они попортили столько прекрасных пастбищ, воровали зерно, свиней, птицу, награждая хозяев тумаками и проклятиями.

Отлично подготовленная шотландская армия не ждала, пока король распорядится атаковать Эдинбург. Они перешли Твид у Коулдстрима, неся за плечами рюкзаки с овсом и вошли в Англию. Их сопровождала артиллерия, и у солдат было достаточно мушкетов, правда полуголые горцы вместо мушкетов были вооружены луками и стрелами, на них не было кольчуг, потому что им было тяжело тащить их на себе, да и толку от них во время сражения было мало.

Это было действительно странное вторжение — солдатам не разрешали грабить и насиловать, они вели себя как примерные хористы во время торжественной процессии, они говорили, что пришли помочь их товарищам по несчастью в Англии, которые подвергались опасности потерять свободу и их притесняли в религии, как и самих шотландцев, и что они ничего у них забирать не станут — ни цыпленка, ни даже кувшин эля, а если что и возьмут, то только за деньги. Они выражали надежду, что англичане поймут их стремление установить справедливые и равноправные отношения между двумя странами.

В четырех милях от Ньюкасла на южном берегу Тайна было поставлено несколько тысяч королевских солдат, чтобы шотландцы не могли там пройти, но когда они показались, то выяснилось, что ни одна армия не собиралась начинать битву первой, потому что между двумя нациями отсутствовала вражда с тех времен, когда прадед короля, шотландский король, погиб при Флоддене. {21}

Всадники противников поили своих коней в одном и том же ручье, хотя стояли на противоположных берегах. Но вот пьяный английский стрелок разрядил свой мушкет в шотландского офицера, и перемирие было нарушено. Раздались звуки выстрелов шотландской артиллерии, снаряд выпускался каждые три минуты, и англичане отступили от первой линии вырытых окопов. Тайн там был мелкий, и шотландцы вброд перебрались через ручей, а англичане отступили еще за одну линию окопов. Те эскадроны англичан, что не отступили, увидев, что остались одни и почти окружены, тоже отошли назад, потеряв около шестидесяти человек. Шотландцы имели огромное преимущество, ведь у них была артиллерия. Орудий у них было гораздо больше, чем у нас, и стреляли они лучше, у них были очень опытные канониры. Кроме крупных орудий, у шотландцев было также множество портативных небольших опасных орудий не длиннее четырех футов. Это было их собственное изобретение, и орудие могло заряжаться снарядами в два или три фунта весом и поражало все живое насмерть на расстоянии трехсот шагов.

Шотландцы начали двигаться по дороге в Ньюкасл, а рота Муна пришла оттуда в Йоркшир за два дня до того. Мун говорил, что на улицах Ньюкасла творилось нечто невообразимое. К атаке никто не был готов, его солдатам пришлось срочно укреплять фортификации, которые местами пришли в непригодность. Солдаты трудились без отдыха день и ночь. Но потом отряд Муна получил приказ все бросить и отойти, потому что дело было полностью проиграно. Лошадей не хватало, они все оставили врагу. С трудом добравшись до Йорка, они быстрым шагом двинулись назад. Шотландцы, к счастью, не стали их преследовать. Они заняли графства Нортумберленд и Дарем, захватили все шахты и запасы угля, отчего приуныли купцы-угольщики Лондона, домашние хозяйки и булочники, которые без угля — как без рук. Но шотландцы старались не мешать торговле и завоевали благодарность за это. Мун остался без всего, только то, в чем был. Мун не мог вернуть свои сундуки, только через несколько месяцев получил назад один.

Работники Форест-Хилла дезертировали и по очереди возвратились домой как раз к Рождественскому пудингу со сливами. Наш констебль обвинил их в дезертирстве, но мой отец поговорил с ними, они ему рассказали, что их офицеры удрали и ни разу не выплатили полагающиеся деньги, их кормили впроголодь. Так что отец оправдал их. Два бездельника вернулись к пьянству, а у портного глаза стали видеть лучше, потому что он долго не занимался шитьем; и отец посоветовал ему стать лесорубом, что тот и сделал.

Помещики — наши соседи — были настроены против шотландцев, но еще сильнее они презирали английских предателей. Всем было прекрасно известно, что те, кто ненавидел епископов и не любил короля, радовались продвижению шотландцев.

Шотландцы вынудили короля обратиться к парламенту, он не посмел им отказать, и парламент был созван. Это был тот же самый парламент, о котором писала в первой главе. Его членом был сэр Роберт Пай Старший. Конечно, остатки того же парламента до сих пор работают в Вестминстере — уже двенадцать лет, они там натворили много и хорошего и плохого. В те дни парламент был благодушно расположен к шотландцам, хотел, чтобы они оставались в Англии до тех пор, пока не будет подписан благоприятный для двух стран договор. Большинство членов парламента не возражали, что приходится платить восемьсот пятьдесят фунтов в день, пока шотландцы остаются в Англии, и поэтому королю пришлось подчиниться воле парламента. Но остатки английской армии оставались в Йорке, армию пока не распустили, и еще нужно было платить солдатам. Но англичанам деньги поступали не так регулярно, как шотландцам. Затем члены парламента озаботились своей безопасностью тем, чтобы сохранить парламент на долгие годы, они отменили суды, служившие тогда инструментом власти короля. Парламент восстановил право граждан не платить налоги без ведома парламента, отменил все монополии и патенты и наконец ограничил власть епископов.

Мун оставался с остатками армии в Йорке, они были вконец деморализованы, у них не было денег, и он там оставался до Рождества 1641–1642, когда, как опять же я написала в первой главе, моя крестная тетушка Моултон подарила мне дневник в белой кожаной обложке. Теперь, наконец, я дошла до начала повествования, до этого слишком спешила, теперь обещаю больше к началу не возвращаться.

ГЛАВА 6

Я впадаю в набожность, но потом становлюсь прежней

Весной 1641 года, когда я выздоровела от предполагаемой чумы и начала помогать по дому, я впала в депрессию, потому что уже привыкла спокойно лежать в теплой постели и мне совсем не хотелось заниматься скучными домашними делами.

Матушка полагала, что я слишком распустилась во время болезни, и решила, что мне нужно пускать полпинты крови ежедневно в течение десяти дней, чтобы я снова пришла в норму. Транко не удалось меня защитить, и мне пришлось покориться. Потеря крови меня ослабила, и я еще сильнее погрузилась в депрессию. Мой отец пригласил доктора Бейтса, врача из Оксфорда, который решил, что у меня цинга, и прописал полынное пиво и горчицу при каждом приеме пищи, отчего у меня разболелся желудок.

А ведь еще предстояло справиться с весной. Наши поэты делают вид, что весна — это радостная пора. Мне кажется, что они заимствовали это мнение у испанцев и итальянцев, у которых к тому времени уже зреют фрукты, а наши деревья только начинают цвести. Весь пост в Форест-Хилл сильно дул восточный ветер. Этот ветер согласно поверьям плохо влияет на все живое. Наш дом был уже старым, в нем гуляли сквозняки. Примулы задержались с цветением, да они и не радовали меня, потому что рядом со мной не было Муна, чтобы нам вместе собирать цветы, но я не забыла его, и всегда связывала букетики, как он мне показал.

Все усугублялось тем, что приближался суд в парламенте над графом Страффордом. Он был главным королевским советником и самым умным командиром. Его обвиняли в нарушениях и предательстве в Ирландии. Всем было понятно, что он верный слуга Его Величества, ибо если бы он был предателем, почему же его хозяин одобрял его действия? Ведь король не мог совершать ошибок! Но члены парламента намеревались приговорить графа к смерти для острастки других, они не собирались уступать ни дюйма, приговаривая «у мертвецов нет друзей». Никто не верил, что Его Величество позволит приговорить к смерти своего верного слугу, с другой стороны, разносились слухи, что если король станет вмешиваться в действия парламента, то в стране разразится гражданская война. Все повторяли слова членов парламента, разделившихся к тому времени на тех, кто выступал против короля, и на роялистов: «Никто не может сказать, как определить высокого и низкого человека, но мы отличаем высокого от коротышки, когда видим их перед собой. Также неизвестно, сколько тайных проступков делают человека предателем, но если мы увидим предателя, то сразу отличаем его от преданного и честного человека».