Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц - Пётр Червинский

Еще одно советизированное значение слова плясун «тот, кто пляшет, выплясывает, угодничает, лебезит перед начальством, стараясь ему угодить, всегда готовый по первому зову броситься выполнять любое желание и требование», это значение также относится к категории поведение и к той же третьей группе (от системы к субъекту-лицу), но с другим показателем, общим у данного значения слова с писун – поведенческий релятив эксплицитного и элективного типа. Поведение угодника-плясуна имеет явный, не укрываемый характер (отсюда его эксплицитность), направленный выборочно на того или тех, перед кем выплясывают (остальные объектом подобного проявления не являются), и, возможно, также выборочно, ради каких-то определенных целей, из чего следует элективность. Видимое отличие значений писун и плясун, равно как и двух разных значений слова плясун, состоит в занимаемой позиции оценивающего: с точки зрения институтива – представителя власти, структур, аппарата, системы, позиции авторитетной и авторитарной, и с точки зрения ингрессива (лат. ingredior, gressus sum «вступать, входить») – не носителя власти, представителя множества, элемента массива, втянутого в общий состав и, волей или неволей, являющегося частью советского социального целого. Дальнейшее отличие писун и второго плясун будет связываться с семантикой производимых действий, имеющих разный характер. Писать – письменно сообщать, информировать, изливать на бумаге некое содержание, имеющее следствием, под видом исправления системы, мешать, отвлекать от дела ее исполнителей, в конечном счете, вредить. И плясать – прыгать, скакать на месте, выписывая ногами перед начальством всевозможные выкрутасы и кренделя, с намеренной целью выслужиться, добиться расположения, что-нибудь себе получить, возможно и часто за счет другого (других), тем самым, косвенно, а нередко и прямо, этим другим (другому) во вред.

Указанная здесь двойственность в проявлении оценочной категориальной семантики, связанная с позициями институтива и ингрессива (стоящего над и находящегося в, внутри), возможно, имеет достаточно регулярный характер, представляя две взаимодействующих разновидности советского языка. Проявление той и другой наблюдается как в непосредственных реализациях двух значений единого слова, по-разному, нередко коррелятивно, связанных между собой, так и, практически в любом допустимом случае, потенциально отображая себя в словоупотреблениях, в узусе, речевых контекстах, типичных высказываниях, предполагающих соответствующую оценку.

Остающиеся два не разобранных слова – шептун и пачкун, – как представляется, можно было бы отнести к еще одной категориальной группе, выводимой по основанию отношение к действию. В словах подобного типа оценивается не поведение обозначаемого ими субъекта-лица, хотя поведение, как таковое, при этом не исключается. Оценивается их действие в смысле целенаправленного и (ли) прямо следующего из этого действия вреда. Референты слов этой группы в первую очередь агентивны, поскольку не просто ведут себя как-то, каким-то образом в том или ином негативно оцениваемом отношении, как плясун, писун, топтун, крикун, говорун15, часто потому, что иначе не могут, такова их особенность и отличительная черта, а в большей или меньшей мере сознательно и намеренно действуют, делая это отнюдь не случайно, не потому, что ничего иного не могут и не по одной только природе своего «я». Отсюда б`ольшая сила их негативной оценки. Если слова типа плясун, писун, топтун, крикун, говорун содержат оценку пренебрежительно-снисходительную, возможно презрительную, неприязненно не одобряющую, насмешливо-раздраженную, злобную вследствие утомительности, надоедливости, однообразия и избыточности досадных и беспокоящих проявлений, то слова группы действия связаны с более сильными чувствами. Такими, как обличение, суровое осуждение, разоблачение, приговор.

Шептун оценивается как тот, кто за спиной, не публично, тайно и скрыто ведет подрывную деятельность, злобствует, критикует, клевещет, высказывает свое недовольство, нанося этим видимый и ощутимый вред и урон тому, на кого или в отношении и по поводу чего он шепчет. С позиции институтива это злобный и тайный враг, клеветник, распространяющий слухи и сплетни, подрывающие стабильность, порядок и в целом советский строй, сеющие в массах сомнения, неуверенность, неприятие, неодобрение, недовольство и страх. С позиции ингрессива это наушник, нашептыватель, доносчик, сексот, тот, кто тайно, скрыто доносит о чем-либо или о ком-либо по секрету на ухо начальству. Семантика глагола шептать задействуется при этом во всех своих возможных значениях: произносить что-л. тихо, шепотом, чтобы другие не слышали, на ухо, конфиденциально и за спиной; шелестя, как шум ветра в листьях, повсюду, негласно, неявно, неуловимо; передавая слухи, перенося секреты, наговаривая и оговаривая кого-л. перед кем-л. (шептать по углам); заговаривая как бы при этом, заклиная, колдуя и ворожа (шептать на воду, шептать на пагубу), из чего следует представление о действии подозрительном, связанном с тайными укрываемыми знаниями и нечистом по своему характеру, происхождению и в своих намерениях. Действие, которое можно было бы охарактеризовать, в ключе разбираемого, как акциональный субрутив (лат. subruo, subrutum «делать подкоп, подкапывать; подрывать, разрушать; портить, валить, опрокидывать») имплицитного (поскольку скрытый) и элективного типа (поскольку выборочно направленный).

Пачкун также двойственен. С точки зрения институтива это тот, кто своими высказываниями или произведениями марает, позорит, порочит советский строй, то общество и ту страну, которые его воспитали и выкормили, дали образование и т. д. Сила негативной оценки, следовательно, состоит, с одной стороны, в намеренном действии, имеющем смысл и цель опорочить, а с другой, в предательстве, желании очернить строй и систему, в которой вырос. С точки зрения ингрессива пачкун, прежде всего, аморален и в нравственном отношении нечистоплотен, своими действиями, при благоприятствующих условиях, готов опорочить и опозорить женщину в глазах окружающих, коллегу, приятеля в глазах начальства. Действия его могут иметь как намеренно-целенаправленный, так и не обязательно таковой характер, следуя из обстоятельств, желания выслужиться, предстать в выигрышном свете за счет других, просто из удовольствия кого-то запачкать, унизить, почувствовав при этом свое превосходство, силу и власть над другими. Так же как и в институтиве, пачкун ингрессива имеет две стороны – внутреннее стремление, неодолимую тягу марать и грязнить, и неразборчивость, проявляющуюся в безразличии к объекту и месту такого действия, – то, что рядом, близко, что окружает, кому и чему обязан, к кому и к чему должен испытывать чувство признательности, привязанности, уважения, почтения, благодарности. В основе категориального определения слов рассматриваемой разновидности лежит характер направленно-воспринимаемого действия (действий) субъекта-лица. В связи с этим данное слово также можно определить как акциональный субрутив, но, в отличие от предыдущего, – эксплицитного, поскольку открытого, не укрываемого, и обобщенного, не элективного, типа (ко всему окружающему как таковому, а если реально, то на кого или что попадет).

Итак, как следует из просмотренной группы слов, мотивационное отношение советизированных единиц негативной оценки при обозначении человека непосредственно опирается на семантику и коннотации не столько общенародных своих коррелятов (что, впрочем, никак не исключено), сколько тех слов, в рассмотренных случаях соответствующих глаголов, с которыми они связываются отношениями производства – в параллель к разговорному корреляту либо через него. В любом случае поддерживающая коннотативная, ассоциативная и смысловая связь с глаголом оказывается сильна и весьма ощутима. При этом глагол составляющими едва ли не всех характерных своих значений так или иначе участвует в формировании оценочной семантики получаемой советской лексемы. Оценочные слова общенационального разговорного языка, если они по своим значениям не совпадают с советизированными, присутствуют по отношению к ним дополнительным, иногда не всегда ощущаемым фоном, не обязательно осознаваемым в своей семантике в употреблении (хотя подобные соотношения могут быть разными). Покажем это на примере рассмотренных слов шептун и плясун: