Беседы о журналистике (второе издание) (с илл.) - Виктория Ученова

«Резать», «рубить хвосты», что называется, «ежу понятно» — сокращать уже готовые куски, которые не «встают» в отведенное для них макетом пространство.

Мучительная операция — недаром именуется так зловеще. Нет такого журналиста, который бы спокойно перенес, как его публикацию «режут» по живому — сокращают. Ощущение и вправду похоже на то, что режут тебя самого. Выверен каждый слог, отточена каждая фраза, каждый абзац. И вдруг на тебе! — не терпящий возражения приказ секретариата: сократить на 20, а то и 50 строк. Два-три абзаца! У необстрелянных авторов в этот момент на глаза набегают слезы. Рождается протест: пусть совсем не печатают, чем в искореженном виде!

Но время проходит — новичок привыкает. Во-первых, писать покороче, во-вторых, сокращать себя самого даже в самый последний момент, даже «по живому».

А чтобы сокращения проходили как можно быстрее и наименее болезненно, в информационных публикациях принят метод «лида». «Лид» от английского слова lead — «вести», «ведущий», означает, что суть события излагается предельно сжато в первом же абзаце: что произошло, где и когда. А вот почему произошло и с какими последствиями — это можно изложить во втором абзаце. Собственные впечатления от события — в третьем. Материал, выстроенный по методу «лида», всегда сокращают с конца. И он немного теряет при передаче существа события. А выход номера убыстряется.

Не все советские газеты считают приемлемым метод «лида», да и не всегда он, конечно, нужен. Но уметь им пользоваться необходимо. Телеграфные агентства всего мира, и ТАСС в том числе, применяют «лид» широко и результативно.

Профессиональный риск: поединок со смертью. Расплата за «грехи» отлучение от журналистики. Можно ли добиться справедливости с помощью ста тысяч слов, опубликованных в американской прессе. Репортер Гюнтер Вальраф против генерала Антониу ди Спинолы

— Так ли велик профессиональный риск в буржуазной журналистике, как иногда рассказывают?

— Это действительно так. Во-первых, риск состоит в том, что из-за неугодной строки в любой момент можно лишиться работы. Но страшнее то, что журналист, прогневив сильных мира сего, нередко расплачивается жизнью.

Ранним июльским утром 1973 года в квартиру римского корреспондента американской радиотелевизионной компании Эй-би-си Дж. Бигона вошли двое. Грубое требование показать бумаги. Обыск. Опытный журналист, знакомый с нравами своей страны, решил, что имеет дело с агентами ФБР. Попытался сопротивляться, но получил сильный удар по лицу. Дж. Бигон на время смирился. Перевернув квартиру вверх дном и покончив с обыском, неизвестные приказали журналисту следовать за ними. Дальше аэропорт Фьюмичино, Амстердам, Чикаго.

Так журналиста Дж. Бигона похитила агентура мафии. За что? За типичный профессиональный «грех» — он не только многое узнал о грандиозных валютных махинациях мафиози, он решил эти знания обнародовать.

За год до того журналист уже дал одну разоблачительную корреспонденцию — сейчас он копнул глубже. Как раз в день похищения Дж. Бигон собирался в Палермо, где сержант полиции А. Сорино ждал его с пачкой важных документов. Встреча не состоялась. Журналиста наемники мафии переправили в Америку. Сержанта А. Сорино спустя полгода нашли убитым на улице.

Гангстеры мафии очередной раз торжествовали победу. После пыток и истязаний, серии уколов для «помутнения сознания» Дж. Бигону разрешили вернуться в Италию. Он выжил. Но лишился работы.

Журналиста провозгласили помешанным, похищение расценили как выдумку. И человек, отважившийся на схватку с мафией, смиренно склоняет голову перед немилостью своих хозяев. Он пишет работодателям униженное письмо: «Мой страховой полис, моя пенсия, моя репутация журналиста, моя вся жизнь и каждый заработанный цент зависят от работы в Эй-би-си».

Хозяева радиотелевизионной компании завершили месть, которую не закончила мафия, уволив журналиста за избыток инициативы, за расследование, не санкционированное хозяевами, за международную огласку его похищения.

Еще более трагична судьба репортера американской газеты «Аризона рипаблик» Д. Боллса.

В жаркий июньский полдень 1976 года на автомобильной стоянке перед отелем «Клерендон» в столице штата Аризона Фениксе раздался оглушительный взрыв. Люди, подбежавшие к развороченной машине, увидели на земле изуродованного человека, который безуспешно пытался встать из лужи крови.

«Они все-таки добрались до меня…» — прошептал он.

Через одиннадцать дней, перенеся несколько мучительных операций, Д. Боллс умер в городском госпитале.

Следствие выяснило: следы преступления ведут к организованной гангстерской клике штата, но не только к ней. Д. Боллс работал в газете четырнадцать лет и почти все это время держал в поле зрения крупные земельные спекуляции, которые вели заправилы штата. Незадолго до смерти предприимчивый репортер обнаружил связь бывшего кандидата в президенты Б. Голдуотера и его брата с преступным миром штата и всей страны.

Взрыв в Аризоне глубоко потряс лучшую часть журналистского мира Америки. Тридцать шесть репортеров со всей страны приехали в Феникс для того, чтобы продолжить расследование, которое оборвала смерть коллеги.

Итогом стала серия из 23 статей — сто тысяч слов, как подсчитали иные, не писавшие этих публикаций собратья по перу. Событие примечательное, задуманное как благородный акт профессиональной солидарности, как противодействие здоровых сил нации распоясавшейся реакции и насилию.

Но что же в итоге? Результаты расследования опубликовали несколько провинциальных газет с небольшими тиражами. «Левиафаны» американской журналистики, газеты «Вашингтон пост», «Нью-Йорк тайме», дали несколько выдержек из разоблачительных материалов, снабженных своими «суперразоблачительными» комментариями. Комментарии ставили под сомнение правдоподобность фактов из Аризоны. «Левиафаны» иронизировали над вздорной идеей профессиональной солидарности, которая-де подрывает основы конкуренции в журналистике.

А где же без конкуренции стимул к творчеству?

В итоге редакторы провинциальных газет, отдавшие дань назревавшей сенсации, идут на попятный, униженно расшаркиваются за опрометчивость непродуманных публикаций из штата Аризона.

Кончает самоубийством заведующий редакцией «Аризона рипаблик», еще один не переживший душевного кризиса честный журналист Т. Сэнфорд.

Непомерно высокая цена за не доведенное до конца разоблачение. Корресшшдент «Литературной газеты» И. Андронов, побывав в Аризоне, рассказал о «веселой жизни» одного из друзей и соратников Д. Боллса: «Вот уже больше года, как в столице штата Аризона городе Феникс мой знакомый Элберт Ситтер ежедневно играет в прятки со смертью. Каждый вечер, закончив работу, он выходит на улицу Ван Бурен и осторожно подходит к своему автомобилю. Эл не спешит взяться за руль — он сперва обходит вокруг машины, проверяет, целы ли на дверцах, на багажнике и капоте приклеенные им кусочки прозрачной пленки. Потом тщательно осматривает кузов снизу: а вдруг там прилепили магнитную или пластиковую бомбу? И только убедившись, что все в порядке, Эл включает стартер. Мне он сказал с невеселой улыбкой:

— Бедняга Дон вот так же однажды завел свой новенький „датцун“ и взлетел на воздух. Могут и меня прикончить».

Много лет мужественно играет в прятки со смертью и западногерманский репортер Г. Вальраф.

В ресторане «Шнелленбург», одном из самых дорогих в Дюссельдорфе, проходила встреча. За столом разместилось семь человек: четверо немцев и трое иностранцев — по облику и говору выходцы из Южной Европы.

Холеный пожилой господин с седыми полубаками на отвислых щеках, в темных очках (остальные называли его «Генерал Вальтер») смаковал жареную оленину.

— Здесь отлично готовят, — сказал он. — Но теперь к делу!

Беседа велась через переводчика: генерал перешел с английского, на котором изъяснялся с трудом, на явно родной ему португальский.

— Вас, полагаю, обрадует, что наша организация насчитывает сейчас более ста тысяч человек, опытных, активных бойцов. Наш главный враг коммунистическая партия. Задача — ликвидировать эти новые интернациональные бригады в нашей стране.

— Физически? — спросил один из немецких собеседников.

— Безусловно, — кивнул генерал. И, отведав шампанского из бокала, добавил: — Пора кончать маскарад.

Я испытываю к вам полное доверие. — С этими словами он снял темные очки и привычным движением вставил под бровь монокль. Немцы переглянулись. Сомнений не было. Перед ними сидел экс-президент Португалии Аытониу ди Спинола, изгнанный год назад из своей страны за попытку контрреволюционного путча.

Встреча происходила в ту самую пору, когда революционная Португалия готовилась к выборам высшего законодательного органа. Выборы должны были состояться 25 апреля 1976 года, в день второй годовщины республики. Реакция пустила в ход все: от прямого террора до посулов незамедлительной помощи, кредитов, подачек отступникам. Все силы мировой реакции направлены к одному: остановить, замедлить, прервать революционный процесс, вернуть Португалию к военной диктатуре.