Восемь - Кэтрин Нэвилл

Талейран сделал шаг назад и посмотрел на нее. В его глазах стояли слезы. Он и не заметил, как Куртье поднялся, подошел к хозяину и положил руку ему на плечо.

— Монсеньор, она права, — мягко сказал он. — Не имеет значения, как долго еще мы не будем счастливы, не имеет значения, как вам хочется закрыть глаза и не видеть всего этго, — эта игра не закончится до тех пор, пока не будут собраны вместе все ее части. Вы знаете об этом не меньше меня. дам Гранд необходимо остановить.

— Неужели недостаточно крови было пролито? — спроси Талейран.

— Я больше не жажду мести, — сказала Мирей, у которой, пока Талейран рассказывал ей, где закопал фигуры, стояло перед глазами ужасное лицо Марата. — Мне нужны фигуры — Игра должна закончиться.

— Она отдала мне одну из своих фигур, — сказал Морис — С остальными она не расстанется ни за что, даже под угрозой насилия.

— Если ты женишься на ней, — сказала Мирей, — по французскому закону все ее имущество станет твоим. Она будет принадлежать тебе.

— Женишься! — воскликнул Талейран, отшатнувшись от нее. — Но я люблю тебя! Кроме того, я епископ католической церкви. Признает это святейший престол или нет, но я подчиняюсь законам Рима, а не французским.

Куртье робко кашлянул.

— Монсеньор может получить дозволение Папы, — вежливо произнес он. — По-моему, прецеденты были.

— Куртье, пожалуйста, не забывай, кому ты служишь, — фыркнул Талейран, — Это не обсуждается. Кроме того, после всего, что ты рассказала об этой женщине, как ты вообще можешь предлагать мне такое? Из-за каких-то семи жалких фигур ты хочешь продать мою душу!

— Чтобы закончить эту Игру раз и навсегда, — произнесла Мирей, в глазах которой горело темное пламя, — я бы продала свою собственную.

Каир, Египет, февраль 1799 года

Шахин слез со своего верблюда возле великих пирамид Гизы и помог Шарло спуститься на землю. Теперь, когда они прибыли в Египет, ему хотелось показать мальчику эти священные места. Шахин наблюдал, как Шарло вскарабкался на

постамент сфинкса и начал забираться на его огромную лапу. Затем он слез с нее и побежал по песку. Его черные одежды развевались на ветру.

— Это сфинкс, — сказал Шахин Шарло, когда тот подбежал к нему.

Рыжеволосый мальчуган, которому едва исполнилось шесть лет, говорил на арабском и на языке кабилов не хуже, чем на родном французском, так что Шахин мог свободно общаться с ним.

— Древняя и таинственная фигура с торсом и головой женщины и телом льва. Он находится между созвездиями Льва и Девы, там, где проходит солнце во время осеннего равноденствия.

— Если это женщина, — сказал Шарло, глядя на гигантскую фигуру, возвышавшуюся над его головой, — почему у нее борода?

— Она — великая королева, царица ночи, — ответил Шахин. — Ее планета — Меркурий, бог врачевания. Борода означает ее великое могущество.

— Моя матушка тоже великая королева, ты сам говорил, — сказал мальчик. — Но у нее нет бороды.

— Возможно, она просто не хочет, чтобы все видели ее могущество, — сказал Шахин.

Они посмотрели на простирающиеся перед ними пески. На некотором расстоянии виднелось множество палаток — Шахин и маленький пророк приехали сюда именно оттуда. Вокруг возвышались гигантские пирамиды, освещенные солнцем, они напоминали детские игрушки, забытые в пустынной долине. Шарло посмотрел на Шахина большими синими глазами.

— Кто оставил их здесь? — спросил он.

— Множество королей много тысяч лет назад, — ответил Шахин. — Эти короли были великими жрецами. На арабском их называют «кахин», «те, кто знает будущее». Среди финикийцев, вавилонян, кабиру — людей, которых ты называешь евреями, — эти жрецы зовутся «кохен». На языке кабилов мы называем их «кахуна».

— Они были такие же, как я? — спросил Шарло, когда Шахин помог ему спуститься с львиной лапы, на которой они сидели.

Со стороны лагеря приближалась группа всадников, их лошади поднимали облака пыли в солнечных лучах.

— Нет, — спокойно сказал Шахин. — Ты не просто кахуна. Ты — нечто большее.

Всадники остановили коней. Молодой человек, ехавший впереди, соскочил на землю и, снимая на ходу перчатки, направился к ним. Длинные каштановые волосы падали ему на плечи. Он встал перед маленьким Шарло на одно колено, а другие всадники в это время спешивались.

— Вот ты где, — произнес молодой человек.

На нем были облегающие лосины и мундир французской армии.

— Дитя Мирей! Позвольте представиться, молодой человек: я генерал Бонапарт, близкий друг вашей матушки. Однако почему она не приехала вместе с тобой? В лагере сказали, что ты был один, когда разыскивал меня.

Наполеон взъерошил рыжие кудри Шарло, затем засунул перчатки за пазуху мундира, встал и поклонился Шахину.

— Вы, должно быть, Шахин, — сказал он, не ожидая ответа ребенка. — Моя бабушка Анджела Мария ди Пьетра-Сантос часто рассказывала о вас как о великом человеке. Это она отправила мать этого ребенка к вам в пустыню. Это было примерно пять лет назад…

Шахин спокойно откинул вуаль, закрывавшую нижнюю часть его лица.

— У аль-Калима для тебя важные новости, — негромко произнес он. — Они только для твоих ушей.

— Пошли, пошли, — сказал Наполеон, махнув рукой своим людям. — Это мои офицеры. На рассвете мы отправляемся в Сирию, нам предстоит тяжелый переход. Какие бы известия вы ни принесли, это подождет до вечера. Я приглашаю вас быть моими гостями на обеде во дворце бея.

Он повернулся, чтобы уйти, но Шарло взял его за руку.

— Эта кампания обречена, — произнес маленький мальчик.

Наполеон повернулся к нему в изумлении, но Шарло еще не закончил.

— Я вижу голод и жажду. Много людей погибнет, и ничего не будет завоевано. Вы должны немедленно отбыть во Францию. Там вы станете великим вождем. У вас будет самая большая власть на земле. Однако так будет продолжаться только пятнадцать лет. Затем все закончится…

Наполеон вырвал свою руку, его офицеры, стоявшие неподалеку от них, почувствовали себя неловко. Затем молодой генерал откинул голову и расхохотался.

— Говорят, тебя называют маленьким пророком, — сказал он, смеясь над Шарло. — В лагере говорили, ты рассказывал солдатам разные вещи — как много у них будет детей, в каких сражениях они стяжают славу или же встретят свою смерть. Хотелось бы мне, чтобы все это было правдой. Если бы генералы были провидцами, они сумели бы избежать многих поражений.

— Когда-то на земле жил полководец, который был пророком, — мягко произнес Шахин. — Его звали Мухаммед.

— Я тоже читал Коран, мой друг, — ответил Наполеон, все еще улыбаясь. — Однако он сражался во славу своего бога. А мы, бедные французы, сражаемся лишь во славу Франции.