Людовик XIV - Франсуа Блюш

Создавать прецеденты совершенно необходимо для того, чтобы оправдывать перед общественностью последующие случаи подобного рода. И не в первый раз короли Франции узаконивают своих незаконнорожденных детей и предоставляют им особые привилегии. Два рода были уже почти уравнены с принцами крови: род Лонгвилей, который идет от Карла V, и род Ванд омских, который восходит к Генриху IV. А именно в этот момент, когда разгорается ссора между герцогами Люксембургским и Сен-Симоном, умирает (4 февраля 1694 года) последний из рода Орлеанских-Лонгвилей. Эти герцоги Лонгвили, ведущие свой род от храброго Дюнуа, «бастарда Орлеанского», дяди Людовика XII, были зачислены в промежуточный ранг, который находился между рангом принцев и рангом герцогов и пэров. Начатая еще при Валуа политика, способствующая повышению в ранге узаконенных детей королей, применяется на законном основании при правлении Генриха IV. Королевской грамотой от 15 апреля 1610 года Беарнец дал своему узаконенному сыну Сезару Вандомскому «первый ранг и место по старшинству» сразу после принцев крови. Парламент зарегистрировал 4 мая, без энтузиазма, но послушно, этот королевский акт. Это было сделано вовремя. Король будет убит 14 мая! В течение 84 лет герцоги Ванд омские воспользовались только четыре раза своим местом по старшинству. Теперь же, когда Лонгвили все умерли, Ванд омские решили, что им представился случай попытать счастья, так как Ашиль де Арле держит в своих руках все нити власти.

Шестнадцатого марта 1694 года Луи-Жозеф Ванд омский, внук узаконенного ребенка Генриха IV, племянник герцога де Бофора («король Рынка»), дальний родственник и друг Людовика XIV, подает прошение в парламент Парижа, чтобы получить дедовский ранг, предшествующий рангу герцогов и идущий сразу после ранга принцев крови. Он ссылается при этом на королевский указ от апреля 1610 года. Он надеется получить удовлетворение благодаря Арле и получить дополнительное право командовать маршалами Франции. На деле, если Людовик XIV и его первый президент поддерживают герцога Вандомского, они это делают в первую очередь для того, чтобы напомнить общественности, какова была политика Генриха IV. Дело герцога Вандомского прикрывает другое: дело сыновей маркизы де Монтеспан; а эдикт от 1610 года упоминается лишь для того, чтобы подготовить почву для другого ордонанса, который будет продиктован королю первым президентом и предназначен для того, чтобы возвысить в ранте его узаконенных детей.

Чтобы в этом убедиться, достаточно проследить хронологию событий. Они идут чередой, без всякого видимого порядка, но всегда тесно связаны друг с другом. 4 мая герцог Ванд омский представляет в парламент другое прошение, чтобы нейтрализовать оппозицию принцев Лотарингских. А на следующий день, то есть 5 мая, Людовик XIV издает королевские грамоты, по которым герцог дю Мен и граф Тулузский получают ранг и место по старшинству, идущие сразу после принцев крови; аргументация опирается на королевский указ от апреля 1610 года и на ранг, предоставленный Сезару Ванд омскому{61}. 8 мая послушный парламент регистрирует этот документ. 26-го парламент постановляет принять Луи-Жозефа Вандомского. 8 июня Вандом принят в большой палате парламента{2}. Отныне после Конде и Конти будут сидеть герцог дю Мен, затем граф Тулузский и, наконец, герцог Ванд омский.

Эти постановления от 1694 года повергают молодого герцога де Сен-Симона (ему 18 лет, но он уже хорошо наточил клюв в борьбе против герцога Люксембургского) в состояние постоянного раздражения, его талантливые «Мемуары» донесли до наших дней эту стреляющую боль. Но эти постановления тем не менее совершенно законны. Узаконивать, возводить в дворянство, переводить из ранга в ранг — это прерогативы короля, три королевских права. Пока эти узаконенные дети или их потомки не объявлены потенциальными наследниками, неписаная конституция уважается, закон о наследовании имеет силу, основные положения его остаются действующими. Настроения герцога де Сен-Симона (который, например, не приветствует маршала Люксембургского) не имеют того значения, которое им придадут потомки, не вникающие в суть вещей. Впрочем, Вольтер сможет поручиться за точность того, что французский народ прощает королю то, что он произвел на свет целую стайку незаконнорожденных детей. Он не станет вступать в споры по поводу их рангов и места по старшинству.

Перечисление умерших в Пор-Рояле

Шестнадцатого августа того же самого, 1694 года маркиз де Помпонн объявил королю о смерти своего дяди Антуана Арно, который находился в изгнании{2}. Была перевернута еще одна страница дневника Пор-Рояля. Луи-Исаак Леметр де Саси, превосходный переводчик Библии, и мать Анжелика из Сен-Жана (Арно), героиня партии, покинули этот мир в 1684 году, славный Амон скончался в 1687 году. Анри Арно, епископ Анже, соперничавший в святости с Карло Борромео{140}, скончался за два года до смерти своего брата (1692). Затем августинское воинство потеряет за пять следующих лет еще пятерых своих выдающихся людей: Николя и Лансело в 1695 году, мадам де Севинье (обращенную с запозданием, но неутомимую пропагандистку) в 1696 году, Расина и Помпонна в 1699 году. Но смерть Арно была самой тяжелой утратой среди всех прочих.

Нам трудно себе представить, каким престижем пользовался Антуан Арно, доктор Сорбонны, во Франции и во всем мире. Аббат Бремон уверяет, что «во время царствования Людовика XIII и Людовика XIV во Франции было несколько сотен таких Арно»; и к этому он добавляет написанный им портрет-робот: никакого блеска, никакой гениальности и оригинальности, но солидный теолог, «разносторонний ученый» важного вида, элегантный и величавый{145}. Совсем другого мнения были наши предки, которые считали автора «Частого причастия» уникумом. Разве не наделили его наравне с королем, Мадемуазелью (герцогиней де Монпансье) и Конде эпитетом «Великий»? Буало сказал, что «Арно был самой значительной личностью и самым настоящим христианином, которых давно не видела «Церковь»; чтобы не говорили, что это мнение пристрастно, автор «Поэтического искусства», «молинист и янсенист одновременно» (так он сам себя называет), уверяет, что он восхищается во Франции сначала Арно, янсенистом, а затем отцом Бурдалу, иезуитом. Он видит в Арно «самого ученого из всех смертных, которые когда-либо что-либо написали… Он положил на лопатки Пелагия и разнес в пух и прах Кальвина{11}.

Расина приводят в восхищение такие качества Арно, как основательность его богословской мысли, прямолинейность характера и чистосердечность, универсальность ума: «У него было необыкновенное литературное дарование, а объем знаний был безграничен». Но даже если Арно и разделяет пор-рояльскую святость, он проявляет себя как уникальная личность и в своей лояльности по отношению к монарху и нации. Николь, эмигрировавший также в Нидерланды, не смог преодолеть тоску по родине; он добился от двора разрешения вернуться во Францию. Арно, который тоже тосковал по Франции, остался в изгнании. Но так как он продолжал выступать против Реформы и поддерживал законность претензий Якова II на занятие английского трона, разоблачая узурпаторство принца Оранского, он закрыл себе двери в Соединенные Провинции и во многие другие страны. Жан Расин советует прочитать завещание знаменитого изгнанника, тот текст, «в котором он открывает Господу свою душу. Здесь можно увидеть, с какой нежностью, — совершенно не обвиняя короля в тех бедах, которые ему и его друзьям пришлось перенести, — он молит Господа защитить короля и выражает свою убежденность в чистоте его помыслов»{90}. Впрочем, не страшась скомпрометировать себя как придворного и близкого друга короля, Расин составляет хвалебную эпитафию во славу старого богослова:

Ненавидимый одними, любимый другими,Почитаемый всем миромИ более достойный жить в век апостолов,Нежели в наш порочный век,Арно только что подошел к концу своего тернистого пути.У нравов не было более строгого цензора;У лжи — более страшного врага;У Церкви — более стойкого и великого защитника.

Как богослов, равный Боссюэ, как философ — Мальбраншу, как грамматист — Лансело, как логик и моралист — Николю, как талантливый полемист — Жюрье, Антуан Арно превосходил всех своих современников совокупностью своих талантов. С 1686 по 1690 год он обменивается с Лейбницем посланиями, которые представляют вершину философской мысли. Лейбниц понимал значительность этой переписки и после смерти своего французского друга много раз говорил о необходимости опубликовать эти письма.

Арно особо выделялся силою своего характера. Поэтому когда в 1696 году Шарль Перро готовил к печати свою книгу «Знаменитые люди, которые появились во Франции в этом веке с портретами во весь рост», он подумал, естественно, о том, чтобы поместить там имена Паскаля и Арно. Канцлер Бушра дал согласие на это. По этому поводу иезуиты не давали королю покоя в течение всего года, а Бушра попросил Перро исключить обоих янсенистов из книги, что и было сделано, за исключением нескольких контрабандных экземпляров, которые издатель Дезалье взял на себя смелость распространить по своему усмотрению. Можно сказать, что Людовик XIV не проявил в этом деле ни чрезмерной авторитарности, ни полной понятливости. Со своей стороны, принц Конде на белом листке своего экземпляра «Знаменитых людей» написал: