Памятное. Испытание временем. Книга 2 - Андрей Громыко

Мне тогда приходилось принимать участие в пропагандистской работе, я выступал на некоторых крупных предприятиях с информацией о культе личности Сталина. Слушатели сидели на таких собраниях затаив дыхание, вслушиваясь в каждое слово.

По окончании выступления задавали вопросы.

Помню, как на крупном предприятии один рабочий встал со своего места, извинился, что задает такой вопрос, а потом спросил:

– Как же так получилось, что Сталин послал на смерть множество ни в чем не повинных людей? Ведь существовали же органы – НКВД, суд, – которые могли устанавливать истину и спасти невинных людей?

В аудиториях приводилось немало примеров из жизни производственных коллективов предприятий, когда люди по ночам просто исчезали. Почему же не было никакой защиты этих людей?

Нелегко было ответить на все эти вопросы, но слушатели с пониманием воспринимали мысль о том, что тогдашний аппарат НКВД представлял собой своеобразный механизм, преобразованный под диктовку Сталина в орудие его политики террора.

Те деятели, которые составляли окружение Сталина, были по-своему удручены оглашением леденящих душу фактов о его преступлениях. Ведь ко многим из этих преступлений они имели отношение сами. Это касается Молотова, Ворошилова, Кагановича и ряда других. И напрасно было после съезда задавать кому-либо из них вопросы о том, почему же они не пытались спасать людей от гибели, внушая Сталину простую мысль: «Не могут быть врагами народа сотни тысяч и миллионы советских граждан». Подобные вопросы могли бы покоробить этих людей. А намеки на это они просто игнорировали. Кто бы в разговорах ни затрагивал 5 тему репрессий, они решительно отказывались ее обсуждать. Никто из них не сделал никакого признания своей вины ни на съезде, ни после него, не направил в ЦК никакого объяснения своих действий или бездействия в прошлом, не оказал помощи партии в деле дальнейшего разоблачения бесконечно длинной цепи преступлений периода культа личности Сталина.

Глыба данных, которая была перевернута на XX съезде партии, открыла такую пропасть, такие кровавые следы сталинских репрессий, что даже в настоящее время нельзя сказать: да, все факты, связанные с ними, уже выявлены, и дальше нечего искать.

Сегодня советские люди все больше укрепляются в убеждении, что для Отечества, для его здоровья как воздух необходимы гласность и открытость, которые уже стали неотъемлемой чертой перестройки и лучшей гарантией против беззакония.

Пишу я эти строки сейчас для читателя, чтобы передать ему свои впечатления о XX съезде партии и то, как в моем сознании один образ Сталина заменился другим. На смену «прозорливому вождю», имидж которого создавался тогдашней пропагандой, пришел жестокий и безжалостный тиран.

Такого рода мысли рождались тогда не только у тех, кто присутствовал на съезде.

Не сразу после XX съезда партии, а несколько позднее мне приходилось слышать следующие высказывания: «Ну что ж, Хрущев сделал великое дело, выступив с разоблачением культа личности Сталина. Но не преследовал ли Хрущев тем самым цель – реабилитировать себя, поскольку он сам и в Москве, и на Украине приложил руку к репрессиям?»

Нет, эта точка зрения примитивна. Допустим даже, что объективно в какой-то степени данный момент присутствовал. Но значение самой акции, предпринятой на съезде, настолько велико, что этот момент отходит на задний план. Допустим, что кое к чему из общего потока сталинской политики Хрущев был причастен. Но разве это, хотя бы в самой небольшой степени, умаляет значение и уменьшает силу удара, который на XX съезде партии был нанесен по культу диктатора?

Все это следует оценивать лишь по-крупному, а точнее – по-государственному.

Глава 13

Кое-что о периоде застоя

Хочу вкратце высказать свое суждение о Л.И. Брежневе. Для всех членов ЦК КПСС становилось все более ясным, что между тем Хрущевым, который решительно, смело и с большой силой убеждения выступил на XX съезде партии с разоблачением культа личности Сталина, и Хрущевым последнего периода пребывания во главе руководства обнаружилась пропасть. У него самого все больше стали проявляться замашки, характерные для культа. Как будто какая-то роковая сила схватила его в свои объятия, приговаривая: «Я намерена испробовать тебя на прочность и посмотреть, выдержишь ли ты это испытание или согнешься».

Он не выдержал. Подобия сталинских репрессий, конечно, не было. Но машина по разоблачению преступлений Сталина забуксовала. И это стало очевидным. Таким образом, фактор культа личности в определенной мере тоже сыграл свою роль в формировании общего мнения по поводу освобождения Хрущева с постов высшего руководителя партии и государства и избрания вместо него Брежнева.

В связи с освобождением Хрущева с занимаемых им постов в печати иногда появляются разного рода домыслы, касающиеся событий того времени. Говорят, что Брежнев чуть ли не сам себя навязывал Центральному комитету партии кандидатом на пост первого секретаря ее ЦК. Это неправда. Настроение в ЦК по поводу того, чтобы на этот пост избрать Брежнева, было общим. Именно общим. Безусловно, таким было и мнение политбюро.

Брежнев не выказывал желания делать сообщение о Хрущеве и вносить предложение о его освобождении на Пленум ЦК партии. Даже возражал против этого. Было общее мнение, что с таким сообщением и соответствующим предложением выступит Суслов. Это он и сделал.

Кстати, Хрущев не счел возможным попросить ответное слово и выступить в свое оправдание. Этого никто не ожидал, но так было. Оглашенные на Пленуме факты о его деятельности в последние годы были разительными. Он не смог бы их опровергнуть.

Разумеется, Пленум полностью отдавал отчет в том, что Хрущев внес великий вклад в разоблачение культа личности Сталина. Именно ввиду этого XX съезд партии вошел в летопись страны и мира в качестве исторической акции, заклеймившей диктатуру Сталина, его беззакония и репрессии.

Видимо, Хрущев в последний период своей деятельности почувствовал, что не за горами время, когда ему придется уступить свое место кому-то другому. Он стал думать о преемнике, хотя никто его об этом не просил. Поразил меня однажды такой факт.

В Москву в те дни как представитель американского президента прибыл Аверелл Гарриман, бывший посол США в СССР. Ему было поручено обсудить германские дела, главным образом вопрос о Западном Берлине.

Хрущев принял Гарримана в загородной резиденции. На беседу он пригласил члена Президиума ЦК КПСС Ф.Р. Козлова и меня как министра иностранных дел СССР. По ходу беседы Хрущев заявил гостю из США:

– Хотите знать, кто будет моим преемником? Скажу вам – вот он!