У каждого свой путь - Любовь Рябикина

— Ты мне нужен. Очень нужен! Я стану твоими глазами и руками. Не надо отчаиваться, Олег. Нам с тобой предстоит долгий путь в Москву. И возможно, не все еще потеряно…

Чеченцы кинулись в атаку и она приникла к пулемету. На этот раз бандиты шли молча, но слишком рано начали стрелять, чтобы подбодрить себя. Рядом с женщиной, плечо в плечо, замерли десантники. Степанова громко отсчитала:

— Пять, четыре, три, два, один. Огонь!

Пять автоматов и пулемет заговорили одновременно. Рядом с камнем взорвалась граната. Среди цепи атакующих тоже грохнуло. Это десантники, одну за другой, швырнули в наседавших бандитов три «лимонки». Атака чехов захлебнулась через несколько минут после начала. Крики и стоны раздавались среди ночного леса. Кто-то внизу крикнул чисто по-русски:

— Отходим! Мы их утром возьмем.

Женщина скомандовала, услышав этот вопль:

— Прекратить огонь, они отходят! Побережем патроны. Кто знает, сколько еще нам предстоит продержаться. — В наступившей на мгновение тишине, расслышала вдалеке шум винтов. Обернулась к десантникам: — Мужики, наши летят! Наши! Сейчас повеселимся!

Достала ракетницу и выстрелила вверх в сторону лагеря. Над бандитами повисла осветительная ракета. Стало светло, как днем. Чехи заметались по лагерю. Два вертолета с ходу открыли огонь из ПТУРсов, заметив метавшихся внизу боевиков. Марина обняла полковника, не обращая внимания на десантников. Ласково сказала в ухо:

— Будем жить, Олег! Будем жить! — Спросила: — Тебе очень больно?

Он как-то странно всхлипнул при вдохе и тихо ответил:

— Грудь, лоб и щеку больно, а глаза только слегка жжет и все. Ты прости меня, Марина, не сдержался…

Она ни слова не сказала, лишь слегка пожала его ладонь. Забрала радиотелефон. Снова связалась с Огаревым:

— Геннадий Валерьевич, чехи разбежались. Их лагерь разбит. Вертолетам здесь не приземлиться. Поляны слишком малы. Мы идем к Улус-Керту. К утру будем. Встречайте нас с восточной стороны поселка.

— Понял, Марина. Понял. Вас будут ждать.

Она отключилась и повернулась к ребятам:

— Все слышали? Знаю, что устали, но надо идти. Утром оставшиеся в живых чехи могут нам устроить баню с предбанничком!

Рядом присевший парень ответил:

— Усталость не в счет. Мы же к своим пойдем. И Славку донесем, а Игорь сам дотопает, его по боку чуть царапнуло.

Остатки боекомплектов разделили на всех способных держать оружие. Уложили тяжелораненого на спальник Марины. Женщина обхватила полковника за пояс и повела по тропе. Его рука уверенно легла ей на плечи. Она поняла, что Шергун надеется на нее. Четверо десантников взялись за ручки по бокам спальника и понесли раненого следом. Когда Олег спотыкался, Марина приостанавливалась на мгновение, выдерживая его вес. Она не плохо видела в темноте и избегала чащобы, старательно обходя густые скопления шиповника. Легкораненый шел сзади, замыкая процессию и часто оглядывался назад, опасаясь погони.

Трижды в течение ночи делали привал. Во время второй остановки женщина быстро развела маленький костер между корней ели и сварила в единственном котелке жидкую похлебку из концентрата. Раздала парням остатки хлебцев, сухие брикеты мяса и каш. Пользуясь по очереди ее ложкой, десантники слегка перекусили горячего. Когда варево стало теплым, она отдала котелок Олегу и тот выпил остатки супа через край. Двинулись дальше.

Глава 5

Утро полностью вступило в свои права, когда они наконец добрались до кромки леса. Дождь перестал и сквозь тучи даже проглядывало солнце. На окраине аула стоял вертолет. Едва десантники показались из-за елей, из вертушки начали выскакивать спецназовцы. Они бежали к ним. Огарев с разбега подхватил Марину на руки:

— Господи! В который раз я из-за тебя холодным потом покрываюсь. Видно ангел-хранитель у тебя ни на минуту глаз не смыкает…

Посмотрел на замершего рядом полковника с забинтованным лицом и настороженно поглядел в лицо женщины. Она, с трудом удерживаясь от слез, горестно кивнула, указав на глаза и грудь. Огарев бодро взял за руку Шергуна и потряс ладонь:

— Рад, что вы живы! А глаза… Всяко бывает. Может, не все потеряно? Федорову покажетесь в Москве. Он, говорят, чудеса делает.

Олег кивнул, но произнести что-то в ответ не смог из-за перехватившего горло спазма. Раненого погрузили в вертолет. Марина помогла подняться на борт Олегу, стараясь не отходить от него ни на шаг. Она чувствовала, что он не примет помощи ни от кого, кроме нее. Усталые десантники рассаживались у бортов. Степанова села между Шергуном и Огаревым, не отпуская руки Олега ни на минуту. Спецназ погрузился в считанные секунды. Вертолет взлетел.

Приземлились неподалеку от расположения бригады. Тяжелораненого тут же унесли в медсанбат. Марина увела Олега к хирургу. Минут через сорок к ней вышел врач. Отводя взгляд в сторону, тихо сказал:

— Зрение потеряно навсегда. Никто и ничего не сможет сделать. Остальные раны хоть и болезнены, но не представляют опасности для организма.

— Я могу забрать полковника? Или он должен находиться в госпитале?

— Можете, если у вас есть время следить за ним.

— Вы сказали ему правду?

Военный хирург сглотнул и хрипло ответил:

— Сказал…

— Я могу пройти к нему?

Врач отошел в сторону и указал рукой на вход. Марина торопливо вошла внутрь. Олег сидел на кушетке ссутулившись, опустив широкие плечи. Голова склонилась на грудь. Большие сильные руки бессильно лежали на коленях. Он словно окаменел. Грудь была перевязана свежим бинтом. Женщина, затаивая слезы, подошла и молча прижала его к себе. Он не пошевелился и не обнял, как она надеялась. Искоса взглянула на его лицо и увидела мокрые бинты — полковник плакал. В сердце словно острый нож вонзился. Решение пришло: она не имеет права бросить Олега и должна остаться с ним. Его схватили из-за нее.

Степанова молча дотянулась левой рукой до лежавшего на кушетке тельника и стараясь не задеть лица, одела на него. Ей пришлось самой поднимать отяжелевшие руки мужчины и проталкивать в рукава. Точно так же натянула куртку и бушлат. Сверху натянула теплую шапку. Взяла за руки:

— Пойдем со мной…

Вывела из больничной палатки и повела к расположению спецназа, поддерживая за пояс. Шергун двигался с трудом. Каждый шаг он делал словно через силу, то и дело запинался и останавливался. Она терпеливо ждала в эти моменты. Ни слова не говорила и не торопила. Марина ввела полковника внутрь палатки и попросила сидевшего за столом Огарева:

— Геннадий Валерьевич, не могли бы вы разрешить мне поговорить с полковником Шергуном один на один?

Спецназовец внимательно взглянул на покачивающегося мужчину и решительное лицо женщины. Встал и направился к выходу:

— Разговаривайте и не спешите. Мне все равно в штаб надо сходить…

Степанова сняла с офицера бушлат, шапку и усадила Олега за стол. Присела напротив мужчины на корточки. Взяла его руки в свои. Тихо сказала:

— Олег, я догадываюсь, что ты думаешь. Жалеешь, что тебя не убили. Думаешь, как жить в темноте? Не смотря на свою силу, ты растерян. Разве не так?

Он кивнул и сглотнул комок в горле. Она продолжила:

— Ты одинок, как и я. Но у меня есть дети и в них мое спасение. Ради них я преодолеваю и кровь, и убийства, и войну, оставляя сердце способным и на жалость, и на любовь, и на сострадание с терпением. Я не имею права озлобиться и должна оставаться матерью! Ты убежденный холостяк. Я не раз слышала это от генерала и моего покойного мужа. Что тебя так оттолкнуло от женитьбы, не знаю, но сейчас, пусть это против правил, я предлагаю тебе жениться на мне. Я никому тебя не отдам, стану твоими глазами и твоими руками. Нас толкнуло друг к другу в объятия задание, но для меня та ночь не прошла бесследно. Мне хотелось почувствовать себя просто женщиной и ты дал мне это ощущение. Хотя для тебя та ночь, наверное, ничего не значит. Очередная интрижка…

Шергун долго молчал. По напряженному подбородку она видела, что он прислушивается к ее словам и обдумывает их. Она не торопила и терпеливо ждала. Наконец, он глухо сказал:

— Это не так. Ту ночь с тобой я никогда не забуду. Со мной такого не случалось. Мне не хотелось уходить, как бывало раньше. Я не хотел оставлять тебя одну. Сколько раз прокручивал ту ночь в памяти и не сосчитать… Марина, в тебе жалость говорит. Жить с калекой тяжело, я не желаю тебе этой участи…

Она решительно прикрыла ему рот ладонью:

— Помолчи, Олег. Ты не калека и не имеешь права так думать о себе. Да, ты не видишь, но у тебя есть ноги, есть руки и есть очень умная голова. Той ночью ты понял мое одиночество и не оттолкнул, так почему теперь ты отталкиваешь меня? Это не жалость, это попытка стать нужной.

Он отрицательно покачал головой: