Золотая ветвь - Джеймс Фрэзер

То же уважение оказывают охотники другим опасным животным, на которых они ставят ловушки и которых убивают. Перед тем как забросать слона ливнем копий, охотники-кафры кричат: „Не убивай нас, великий предводитель! Не бей нас, не топчи нас, могучий вождь!“ Кафры приносят мертвому слону свои извинения, делая вид, что его смерть произошла от простой случайности. В знак уважения они сопровождают погребение хобота слона весьма пышной церемонией: ведь слон, по их словам, „великий владыка, а хобот — это его рука“. Кафры Амакоса, прежде чем напасть на слона, криками просят у него извинения за убийство, которое они готовятся совершить; они уверяют слона в своем почтении к нему и напрямик уведомляют его, что им нужны его бивни, чтобы сделать бусы и другие украшения. Убитого слона они зарывают в землю вместе с куском хобота и фигурками из слоновой кости. Таким путем они рассчитывают отвратить несчастье, которое иначе неминуемо обрушилось бы на них. У некоторых племен Восточной Африки есть такой обычай: труп убитого льва приносят к местному царьку, который оказывает ему честь тем, что простирается перед ним ниц на земле и трется своим лицом о морду льва. В некоторых районах Западной Африки негра, убившего леопарда, крепко связывают; он предстает перед советом вождей по обвинению в убийстве лица их ранга. В свою защиту убийца приводит довод, что леопард является царем леса, то есть чужестранцем; после чего его выпускают на свободу и награждают. Что касается убитого леопарда, его наряжают в головной убор вождя и ставят посреди селения, где в его честь ночью устраивают танцы. Баганда испытывают великий страх перед духами убитых ими буйволов и постоянно занимаются их умиротворением. Они ни за что не согласятся внести голову убитого буйвола в селение или на банановую плантацию; содержимое головы они съедают всегда на открытой местности. После этого они помещают череп буйвола в хижину, построенную специально для этой цели; в качестве подношения ему они разливают там пиво, умоляя дух, чтобы он оставался на своем месте и не причинял им вреда.

Другим грозным животным, перед которым, лишая его жизни, первобытный охотник испытывает смешанное чувство радости, страха и трепета, является кит. Умертвив кита, приморские коряки на северо-востоке Сибири празднуют это событие всем селением: в основе этого праздника лежит главным образом „представление о том, что убитый кит приходит в селение с визитом, останавливается в нем на некоторый срок, со время которого жители относятся к нему с великим почтением. После этого он-де возвращается в море, — чтобы через год повторить визит; он приведет с собой своих родичей, рассказав им о хорошем приеме, который был ему оказан. Согласно представлениям коряков, киты, как и другие животные, составляют единое племя, точнее, семейство животных, связанных узами родства, и живущих, подобно самим корякам, селениями. Они мстят за убийство своих родичей и испытывают чувство благодарности за хорошее к ним отношение“. Жители острова Святой Марии, расположенного к северу от Мадагаскара, охотясь на китов, нападают исключительно на молодых китов и „смиренно просят у их матери прощения, указывая ей на необходимость, которая заставляет их убивать ее отпрысков; они также молят ее сделать милость и погрузиться под воду, пока они сделают свое дело, чтобы присутствие при процедуре, которая ей, должно быть, крайне неприятна, не оскорбляло ее материнские чувства“. Убив на озере Азиинго (в Западной Африке) самку гиппопотама, охотник-аджумба отрубал ей голову, четвертовал и, вспоров живот, вынимал ее внутренности. Затем, раздевшись догола, он влезал в брюшную полость животного и, стоя по колени в крови, омывал свое тело кровью животного. При этом он обращался к душе гиппопотама с мольбой не таить на него злобу за то, что он убил самку и разрушил ее надежды на материнство. Кроме того, он упрашивал душу не побуждать других гиппопотамов перевернуть его лодку в отместку за ее смерть.

Бразильские индейцы испытывают страх перед нападениями ирбиса, животного, похожего на леопарда. Поймав такое животное в ловушку, индейцы убивают его, а труп приносят в деревню. Там женщины покрывают труп ирбиса разноцветными перьями, надевают ему на ноги браслеты и оплакивают его. „Мы молим тебя, — заклинают они его, — не мстить нашим детям за то, что ты попался в ловушку. Ведь ты погиб по причине собственного неведения. Ведь не мы тебя обманули, а сам ты просчитался. Мужья наши ставят ловушки только на зверей, мясо которых приятно на вкус. Они и не помышляли, что поймают тебя. Поэтому пусть душа твоя не советует товарищам отомстить за твою смерть нашим малышам!“ Поймав орлов в западню и умертвив их, индеец из племени черноногих, возвратившись, складывает их в так называемый „орлиный домик“, построенный специально для этих птиц за пределами стоянки. В нем он в ряд раскладывает их на земле и, подложив им под головы палку, вкладывает в рот каждой птице по куску сушеного мяса, чтобы, возвратившись, души убитых орлов могли рассказать своим оставшимся в живых сородичам, какой радушный прием оказывают им индейцы. Охотник, живущий в районе реки Ориноко, убив животное, также открывает ему пасть и вливает в нее несколько капель жидкости, которую он обычно носит с собой, чтобы душа убитого животного могла поведать своим сородичам о радушном приеме, который она встретила, и чтобы, обрадованные перспективой столь же радушного приема, они с готовностью двинулись навстречу смерти. Когда, находясь в пути, индеец-тетон встречает серого или желтоногого паука, он убивает его, ибо в противном случае на него обрушится какое-нибудь несчастье. Но он старается, чтобы паук не догадался, что он его убивает, иначе его душа рассказала бы о происшедшем другим паукам, и тогда кто-нибудь из них, конечно, отомстил бы за смерть своего родича. „Дедушка-паук, — приговаривает индеец, давя его, — это творения грома приканчивают тебя“. Считается, что раздавленный паук принимает эту присказку всерьез, и душа его, прибежав к другим паукам, сообщает им, что его убило раскатом грома. Из этого не может проистечь никакого вреда. Ибо какой вред серые и желтоногие паучки могут причинить раскатам грома?

Первобытный человек, впрочем, стремится поддерживать хорошие отношения не только с опасными животными, хотя, по правде говоря, уважение, с каким он относится к диким зверям, в какой-то мере соразмерно с их силой и свирепостью. Так, первобытное камбоджийское племя стиенгов придерживается мнения, что все животные обладают душами, которые после их смерти блуждают где-то поблизости. Поэтому, убивая животное, стиенги извиняются перед ним, чтобы душа животного не пришла их мучить. Кроме того, жертвы они приносят в соответствии с величиной и силой животного. Так, обряды, связанные с умерщвлением слона, длятся семь дней и обставляются большой пышностью. Такого же рода различия делают и североамериканские индейцы. „Манидо (то есть божествами), употребляемыми в пищу, являются медведь, буйвол и бобер. Медведь наводит ужас, и у него вкусное мясо. В его честь совершают обряды, на которых испрашивают позволения его съесть, хотя эта перспектива — и индейцы это прекрасно знают — ему вовсе не улыбается“. „Мы убиваем тебя, — говорят они, — но ты не превращаешься в ничто“. Его голова и лапы служат объектами культа. Подобным образом и по тем же причинам обращаются с другими животными. Ко многим животным-манидо, не представляющим собой никакой опасности, индейцы относятся с презрением. Таковы водная черепаха, ласка, черный хорек и др. Поучительное различение! С животными, которые внушают страх, обладают вкусным мясом или обоими этими качествами вместе, они обращаются с почтительностью, а с животными, не обладающими ни одним из этих свойств, — с пренебрежением. Мы привели примеры почтительного отношения к грозным и полезным животным. Остается привести примеры столь же почтительного отношения к животным, которые, не наводя ужас, обладают тем не менее вкусным мясом или ценной шкурой.

Сибирские охотники не позволяют никому смотреть на пойманного соболя. Они полагают, что, если о нем что-то, безразлично плохое или хорошее, скажут, им не удастся больше поймать ни одного соболя. Один местный охотник выразил мнение, что до слуха соболей доносятся все слова, касающиеся их, пусть даже произнесенные очень далеко. Основной причиной того, что в настоящее время охота на соболей находится в таком упадке, является, по его словам, то, что несколько живых соболей отвезли в город. Он уверял, что есть еще одна, хотя и менее существенная, причина сокращения промысла соболей: люди теперь стали хуже прежних, и, вместо того чтобы отдавать пойманных соболей в общий фонд, охотники нередко прячут их. Такого двуличия соболи не выносят. Охотники с Аляски в течение года хранят кости соболей и бобров в местах, недоступных для собак, а потом тщательно зарывают их. „В противном случае духи, которые следят за судьбой соболей и бобров, сочли бы, что к ним отнеслись пренебрежительно, и эти животные перестали бы попадаться в ловушки и ложиться под стрелы“. Индейцы Канады также стараются, чтобы кости бобров, по крайней мере некоторые из них, не обглодали собаки. Эти кости они с величайшей тщательностью сохраняли. Иезуиту, доказывавшему, что бобры не могут знать о судьбе своих костей, индейцы ответили: „Ты совершенно несведущ в том, что касается промысла бобров, а берешься толковать на эту тему. После смертью бобр обходит вокруг хижины своего убийцы и тщательно подмечает все, что происходит с его костями. Если его кости идут на корм собакам, слух об этом дойдет до других бобров, и они не дадут себя поймать. Напротив, если их кости выбросили в реку или сожгли, бобрам не на что обижаться; кроме того, это весьма благотворно воздействует на сеть, в которую они попались“. Перед началом охоты на бобров индейцы возносили торжественную молитву Великому бобру и дарили ему табак, а по окончании охоты местный вития служил по убитым бобрам панихиду. В ней он превозносил их мудрость и присутствие духа. „Вам не услышать больше повелительного голоса вождей, избранных вами из числа воинов-бобров для того, чтобы дать вам законы. Ваша речь, которую отлично понимают знахари, не будет более раздаваться на дне озера. Вам не участвовать больше в битвах с вашими заклятыми врагами выдрами. Нет, бобры! Но ваши шкурки пойдут на покупку оружия, ваши копченые окорока мы отнесем нашим детям. Мы не дадим собакам сгрызть ваши твердые, как кремень, кости“.