Солдат, не спрашивай - Гордон Диксон

Подняв глаза от трех тел, я обнаружил, что в комнате, кроме меня, никого нет. Я повернулся в сторону коридора и заметил там только Пела и Чарли. Яна и других дорсайцев уже не было.

— Где Ян? — Голос мой звучал хрипло, как у пьяного.

— Оставьте его в покое, — ответил Чарли, — Зачем он вам? Убийцы здесь; солдатам уже сообщили, и они прекратили свои поиски в Бловене. Что еще нужно?

Я собрался с мыслями и вспомнил, что я полицейский.

— Мне нужно точно знать, как все произошло, — заявил я. — Была ли это самооборона или…

Слова замерли у меня на языке. Разве можно обвинять голого человека в смерти троих вооруженных типов, которые угрожали его жизни?

— Нет, — сказал Чарли. — Это было совершено в период военного положения в Бловене. Вы получите рапорт от нашего командования о случившемся.

Напряжение, владевшее им до сих пор, казалось, несколько спало. Он слегка улыбнулся и стал больше напоминать дружелюбного офицера, каким я его знал до гибели Кенси.

— Но военное положение должно быть в ближайшее время отменено, — продолжил он. — Не следует ли вам вызвать сюда по телефону своих людей, чтобы все привести в порядок?

И он отошел в сторону, позволяя мне пройти.

Прошел еще один день, и тело Кенси было выставлено для всеобщего прощания в большом зале здания городского совета Бловена. Начиная с серого рассвета и в течение всего безоблачного дня солдаты в полевой форме, без оружия, шли и шли мимо гроба, и их поток казался бесконечным. Каждый слегка касался гроба кончиками пальцев, или произносил несколько слов, или и то и другое.

Граждане Бловена, несмотря на строгий запрет полиции, выстроились по обеим сторонам улицы, вдоль которой извивалась десятитысячная очередь солдат. Голубому фронту, таким образом, была предоставлена прекрасная возможность: всего одна брошенная граната и… Но ничего не случилось.

К тому времени когда наступил и миновал без каких-либо инцидентов полдень, я начал догадываться почему. В самом настроении толпы горожан было нечто такое, что делало невозможным любой террористический акт.

Казалось, некий трепет и жалость наполняют души жителей Бловена; тех самых людей, которые двадцать часов назад сидели по углам в своих домах, в страхе перед солдатами, что сейчас медленно двигались в сторону здания городского совета. Горожане стали другими. Их изменила смерть Кенси.

Затем произошло кое-что еще. Когда прошли последние солдаты, жители Бловена двинулись следом, продолжая очередь.

Была уже почти полночь, когда ушел последний из штатских, и гроб можно было перенести в помещение в штабе экспедиционных сил, откуда его отправят на Дорсай. Подобная доставка тела на родину случалась редко, даже если это касалось военных высокого ранга. Яна, когда придет его время, несомненно, похоронят в земле любой планеты, где ему доведется умереть. Только если он случайно окажется на родине, когда наступит его час, эта земля будет землей Дорсая. Но Кенси — это был Кенси.

— Вы знаете, что мне предложили? — спросил Моро, когда он, Пел и я, вместе с несколькими старшими офицерами экспедиционных сил — среди которых был Чарли ап Морган, — стояли, глядя, как гроб с телом Кенси вносят в штаб. — Поставить ему памятник, здесь, в Бловене. Памятник Кенси.

Ни Пел, ни я не ответили. Солдаты поставили гроб, сняли прозрачную крышку и унесли ее. Тело Кенси лежало в одиночестве, ничем не прикрытое; его лицо выглядело спокойным и безмятежным. В комнату начали входить старшие офицеры, которых не было в очереди солдат, проходивших через зал. Один за другим они останавливались на секунду возле гроба, а затем выходили.

— Такого никогда не было у нас на Сент-Мари, — после долгого молчания произнес Пел. Он очень изменился с тех пор, как с ним поговорил Падма, — Лидер. Его любили и за ним следовали.

Он посмотрел на Чарли ап Моргана, который как раз выходил из комнаты.

— Вы, дорсайцы, изменили нас.

— В самом деле? — спросил Чарли, останавливаясь, — Что вы теперь думаете о Яне, Пел?

— Ян? — Пел нахмурился. — Мы говорили о Кенси. Ян просто… такой, каким и был всегда.

— Вы так ничего и не поняли, — произнес Чарли, обращаясь к нам.

— Ян — хороший человек, — ответил Пел. — Я с этим не спорю. Но такого, как Кенси, никогда не будет.

— То же самое можно сказать и о Яне, — обрезал Чарли. — Он и Кенси вдвоем составляли одну личность. Вот чего никто из вас так и не понял. Теперь половина Яна ушла — в могилу.

Пел медленно покачал головой, не соглашаясь.

— Извините, я не могу в это поверить. Я не могу поверить, что Ян когда-либо в ком-то нуждался — даже в Кенси. Да и после смерти Кенси он ничего не делал, кроме как сидел и без конца заявлял, что не станет рисковать репутацией Кенси — пока события не заставили его действовать. Так не ведет себя человек, который потерял свою лучшую половину.

— Я не сказал «лучшую половину», — возразил Чарли, — я только сказал «половину», и этого вполне достаточно. Остановитесь на мгновение и представьте, что это значит, когда у вас ампутировали половину: когда тот, кто был ближе всего к вам всю жизнь, оторван от вас с мясом, застрелен на улице горсткой фанатиков-революционеров, жителей планеты, которую вы пришли спасти. Что бы вы чувствовали в такой ситуации?

Пел слегка побледнел, пока Чарли говорил. Когда он ответил, в голосе его почти не ощущалось того нового оттенка, который он приобрел после разговора с Падмой.

— Мне кажется… — очень медленно начал он и замолчал.

— Теперь вы начинаете понимать, как чувствует себя сейчас Ян. Предположим, вы чувствуете себя именно так, а прямо за городом стоят шесть батальонов вооруженных солдат, и они могут превратить этот город, где прячутся убийцы вашего брата, во второй Рошмон — по одному вашему слову. Как вы думаете, легко это или трудно — не произнести этого слова, которое даст им свободу действий?

— Это должно быть… — слова, казалось, приходилось вытягивать из Пела, — …трудно…

— Да, — мрачно согласился Чарли, — и для Яна это было трудно.

— Тогда почему он это сделал? — спросил Пел.

— Он сказал вам почему, — ответил Чарли, — Он хотел защитить репутацию своего погибшего брата, чтобы имя Кенси Грэйма так и осталось символом высочайшего военного руководства.

— Но Кенси погиб. Он не смог бы повредить своей собственной репутации!

— Могли его войска. Им было велено, чтобы кто-то заплатил за смерть Кенси. Они хотели поставить памятник Кенси, столь же долговечный, как Рошмон, что стал памятником Жаку Кретьену. Был лишь один способ их удовлетворить: Ян должен действовать сам — в качестве выразителя их воли — в отношении убийц. Поскольку никто не мог сомневаться в праве брата Кенси на это.

— Вы имеете в виду, что Ян сам убил этих людей, — сказал Моро, — Но он никак не мог знать, что окажется лицом к лицу…

Он замолчал, увидев легкую улыбку на лице Чарли.

— Ян был нашим стратегом, так же как Кенси — нашим тактиком. Вы думаете, стратег со способностями Яна не мог разработать план, в результате которого оказался бы один на один с убийцами, как только они были бы обнаружены?

— Что, если бы их не обнаружили? — спросил я. — Что, если бы я не узнал про Пела и Пел не сказал бы нам то, что ему известно?

Чарли покачал головой:

— Не знаю. Вероятно, Ян каким-то образом знал, что это должно сработать, — или он поступил бы иначе. По какой-то причине он рассчитывал на вашу помощь, Том.

— Мою? — удивился я. — Почему вы так думаете?

— Он сам мне сказал. — Чарли странно посмотрел на меня. — Вы знаете, многие считают, что поскольку они не понимают Яна, то он не понимает их. В действительности Ян очень хорошо разбирается в людях. Думаю, он увидел в вас нечто, Том, на что он мог бы опереться. И он был прав, не так ли?

Я снова ощутил дуновение тех сил, о которых говорил Падма, охладивших и вдохновивших меня. Ян наверняка чувствовал то же самое — и понимал их лучше. Среди множества нитей, вплетенных в ткань событий, значение имела лишь одна, и это была нить, связывавшая меня и Яна.

— Он прошел в тот номер, где прятались убийцы, — продолжал Чарли, — и расправился с ними. В некотором смысле это послужило громоотводом для ярости солдат. Благодаря Яну они удовлетворили свою жажду мести, и с этого момента они были свободны. Свободны для того, чтобы оплакивать Кенси, что они и делают сегодня. Бловен спасен, и спасена репутация Дорсая. Так что удалось избежать противостояния экзотов и дорсайцев, с одной стороны, и Сент-Мари — с другой.

Он замолчал. Последний из старших офицеров прошел мимо нас, и гроб остался в одиночестве. Затем заговорил Пел.

— Мне очень жаль, но даже если то, что вы сказали, — правда, это лишь доказывает то, что я всегда говорил о Яне. У Кенси было чувств на двоих, а Ян вовсе лишен их. Он — лед и вода, без капли крови. У него не пошла бы кровь, даже если бы он и захотел. И не говорите мне, что любой человек, потрясенный гибелью брата-близнеца, может сидеть и составлять столь хладнокровный и действенный план.