Бессонница - Стивен Кинг

Дай мне мою малы-ышку… да-й мне На-али.

Он знал этот голос, потому что он принадлежал Элен. Эта кроссовка была на ней в тот день, и капельки крови на носке вытекли или из разбитого носа Элен, или из ее расцарапанной щеки.

А кроссовка все пела и пела, ее голосок еле-еле вырывался из-под жужжания той штуковины в «мешке смерти», и теперь, когда слух Ральфа — или то, что заменяло слух в мире аур, — полностью раскрылся, он услышал голоса, исходящие от всех остальных предметов. Они пели как какой-то затерянный хор.

Живые. Поющие.

Они могли петь; все эти вещи, сложенные вдоль стен, могли петь, потому что еще могли петь их владельцы.

Их владельцы были еще живы.

Ральф снова поднял взгляд и на этот раз заметил, что, хотя некоторые из предметов, которые он видел, и были старыми — побитый сакс, например, — среди них было много новых; в этом маленьком алькове не было колес от велосипедов времен веселых девяностых. Он увидел три радиоприемника с часами, причем — цифровыми. Бритвенный прибор, выглядевший так, словно им почти не пользовались. Губную помаду со все еще болтающимся на ней ярлыком от «Райт эйд».

[Лоис, Атропос забрал все это у людей, которые сегодня вечером будут в Общественном центре. Верно?]

[Да. Я не сомневаюсь в этом.]

Он указал на черный кокон, который орал на полу и почти полностью поглощал все песни вокруг себя… Поглощал, потому что питался ими.

[И что бы там ни было внутри этого «мешка смерти», оно имеет какое-то отношение к тому, что Клото и Лахесис называли главной нитью. Это та штука, которая связывает все эти разные предметы — все эти разные жизни — воедино.]

[Которая превращает их в ка-тет. Да?]

Ральф вернул кроссовку Лоис.

[Когда мы уйдем, она останется у нас. Это кроссовка Элен.]

[Я знаю.]

Лоис мгновение смотрела на него, а потом сделала, по мнению Ральфа, очень умную вещь: вытащила шнурки из двух верхних петелек и привязала кроссовку к своему левому запястью как браслет.

Он подполз ближе к маленькому «мешку смерти» и склонился над ним. Подбираться к нему ближе было тяжело, а оставаться поблизости — еще тяжелее, все равно как прислонять ухо к кожуху мотора мощной дрели, визжащей на полную мощность, или смотреть на яркий свет не щурясь. Сейчас уже казалось, что внутри жужжания звучат раздельные слова — те же, что доносились до них, когда они подходили к краю «мешка смерти» вокруг Общественного центра: «Воннтсюдаа. Убирайтесссь. Умаатвайте».

Ральф на мгновение зажал уши ладонями, но это, разумеется, ничего не дало. На самом деле звуки шли не снаружи. Он снова опустил руки и взглянул на Лоис.

[Что скажешь? Есть какие-нибудь идеи — что нам делать дальше?]

Он и сам точно не знал, что ожидал услышать от нее, но явно не тот быстрый и четкий ответ, который получил.

[Разрезать его и взять то, что внутри, причем сделать это прямо сейчас. Эта штука опасна. И еще, она может звать Атропоса — об этом ты подумал? Сплетничать, как сплетничала курочка про Джека в сказке про бобовый стебелек.]

Ральф на самом деле прикидывал подобную возможность, хотя и не в такой ясной форме. Ладно, подумал он, разрезать «мешок» и забрать приз. Только как нам это сделать?

Он вспомнил тот клин молнии, который он швырнул в Атропоса, когда маленький лысый недоносок пытался потащить Розали через улицу. Неплохой трюк, но здесь нечто подобное может принести больше вреда, чем пользы; что, если он заставит испариться ту штуковину, которую им нужно взять?

Вряд ли ты справишься.

Ладно, похоже на правду, и кстати, он тоже не думал, что справится, но… Когда тебя окружают вещи людей, которые могут оказаться мертвы до завтрашнего утра, риск кажется очень неудачной мыслью. Безумной мыслью.

Нужна мне не молния, а пара острых удобных ножниц вроде тех, которыми Клото и Лахесис пользовались, когда…

Он уставился на Лоис, пораженный четкостью образа.

[Не знаю, о чем ты сейчас подумал, но, что бы это ни было, поспеши. Действуй скорее.]

Ральф глянул вниз на свою правую руку — руку, с которой исчезли морщины и первые узелки артрита; руку, лежащую внутри яркой голубой короны света. Чувствуя себя глуповато, он прижал мизинец и безымянный палец к ладони и выставил средний и указательный, вспомнив игру, в которую они играли в детстве, — камень тупит ножницы, ножницы режут бумагу, бумага покрывает камень.

Пусть будут ножницы, подумал он. Мне нужна пара ножниц. Помоги мне.

Ничего. Он глянул на Лоис и увидел, что она смотрит на него с каким-то жутковато-безмятежным спокойствием. Ох, Лоис, если б ты только знала, подумал он, а потом выкинул это из головы… Поскольку что-то почувствовал, верно? Да. Что-то.

На сей раз он вызвал в своем мозгу не слова, а картинку: ножницы, но не те, которыми Клото отправил в мир иной Джимми В., а те, что торчали в рабочей корзинке мамы — с длинными тонкими лезвиями и заостренными, как у ножей, концами. Сосредоточившись еще сильнее, он даже сумел разглядеть два крошечных слова, выгравированных на металле, чуть ниже центральной точки: ШЕФФИЛДСКАЯ СТАЛЬ. И он вновь ощутил в мозгу тот переход, на этот раз не щелчок, а медленное — и очень мощное — усилие какой-то мышцы. Он пристально уставился на свои пальцы и заставил ножницы в своем воображении раскрыться и закрыться. Когда это получилось, он медленно развел и свел пальцы, расширяя и сужая букву «V».

Теперь он чувствовал, как энергия, взятая у мальчишки в майке с надписью «Нирвана» и алкаша возле старого депо, сначала сгустилась у него в голове, а потом потекла вниз, по правой руке к пальцам, как судорога.

Аура, окружавшая вытянутые указательный и средний пальцы его руки, начала сгущаться и… удлиняться. Начала принимать форму тонких заостренных лезвий. Ральф выждал, пока они не вытянулись дюймов на пять от ногтей, а потом снова пошевелил пальцами. Лезвия открылись и закрылись.

[Давай, Ральф! Сделай это!]

Да, он не мог позволить себе выжидать и экспериментировать. Он чувствовал себя аккумуляторной батареей, которая должна завести слишком большой для нее мотор. Он ощущал, как вся его энергия — и та, которую он позаимствовал, и его собственная — стекает по правой руке в эти лезвия. Долго это продолжаться не может.

Он подался вперед, сжав пальцы, и воткнул кончик ножниц в «мешок смерти». Он так сильно сосредоточился сначала на создании ножниц, а потом на управлении ими, что перестал слышать это ровное хриплое жужжание — во всяком случае, сознательной частью рассудка, — но когда кончик ножниц воткнулся в черную шкуру «мешка смерти», тот вдруг издал пронзительную трель на новой ноте — смесь боли и тревоги. Ральф увидел, как капли густой черной слизи потекли из «мешка» по полу. Они были похожи на какие-то заразные сопли. В тот же момент он ощутил, как расход силы внутри его почти удвоился, и понял, что видит ее: его собственная аура стекала вниз по руке и тыльной стороне ладони медленными толчками. И он чувствовал, как она тускнеет вокруг всего тела по мере того, как становится тоньше ее основная защитная пленка.