Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём - Андрей Валентинов

— Колодки ташшыте! Щас мы яво в лучшем виде! Ишь, злыдень! А ты молодец, волотич! Не испужался!

Последнее явно относилось к Згуру. Кметы похлопывали его по плечу, посмеивались и советовали хлебнуть по такому случаю глоточек румского вина. Вино было тут же принесено, но Згур пить не стал. Его интересовал пленник. Лесное пугало, на которое тот столь походил, не должно так легко, с трех ударов, справиться с сотником Края. В Учельне были парни посильнее и половчее Згура, но даже им пришлось бы возиться куда дольше.

Страшила, стянутый веревками, стоял недвижно. По вздыбленной бороде текла кровь, лицо чернело ссадинами, но глаза горели огнем. «Чугастр» не смирился и был явно готов начать все сначала. Ноздри перебитого в давние годы носа возбужденно втягивали воздух. Згур представил, что они вновь остаются один на один, и вздрогнул.

— Видал, волотич? Каков красавчик, а? Смотри, смотри, такого только за серебро показывать, ну а тебе, так и быть, бесплатно!

— Погодите! — Згур досадливо махнул рукой и шагнул вперед, прямо к связанному «чугастру».

— Ты… Ты чего на меня напал?

Неизвестный ответил не сразу. Горящие гневом глаза впились в лицо Згуру, волосатые ноздри с шумом втянули воздух.

— Я… Я вольна людь! Не роб!

— Как? — В первый миг Згур подумал, что ослышался, но затем сообразил: «вольна людь» — свободный человек! Ах вот оно что!

— Холоп это! — тут же встрял кто-то. — Купили давеча, да, видать, зря серебро извели! Дикун!

— Не роб я! — неизвестный рванулся, но тугие веревки держали прочно. — Вольна людь! Вольного роду!

— Я же тебя не ловил! — Згур даже растерялся, наконец сообразив, что к чему. На душе стало мерзко. Этот страшный человек считает себя свободным. Как и он сам. Наверно, пленник… — Я просто вышел воздухом подышать!.. Просто…

— Волотич это! — пояснил «дикуну» один из кметов.В гости к нам. Да тебе-то что, тебе, лешаку, абы кулаками махать!

— Волотич…

Разбитые губы шевельнулись, повторяя незнакомое слово. Качнулась косматая голова.

— Звиняй, паря! Ошибся, выходит!

— Да ладно! Здорово дерешься!

— Ты тож. Тока подучиться б тебе чуток… Згур усмехнулся — злость прошла, и он вдруг понял, что сочувствует «чугастру». «Вольна людь» не желает быть

холопом.» Надо будет поговорить с Ивором…

— Как звать-то?

Ответа долго не было. Взгляд «дикуна» вновь стал настороженным, словно в вопросе мог крыться неведомый подвох. Наконец негромко прозвучало:

— Ярчук. Роду Бешеной Ласки. Венет я.

Договорить не дали. Дюжина рук вцепилась в «дикуна», оттаскивая назад, к черному зеву подвала. Згур отошел в сторону, повторяя про себя странное имя. «Ярчук» — это, кажется, пес. Да не простой, а тот, кого навы и прочая нежить боится. А вот кто такие венеты, слыхать не приходилось. Видать, издалека попал сюда этот косматый с перебитым носом…

Згур проснулся от скрипа двери, но глаз открывать не стал. Кто-то стоял на пороге. Стража? Но к гостям Палати-на принято стучать, а ежели бы пришли в колодки забивать, то не стали б дожидаться.

— Не спишь?

Згур дернулся и открыл глаза. В маленькое окошко лился неяркий утренний свет. Ивор сын Ивора, Великий Палатин Валинский стоял на пороге, словно не решаясь войти.

Мгновения шли, и Згур наконец-то опомнился. Он ждал этой встречи. Не здесь и не сейчас, но ждал.

— Чолом, Палатин!

Згур вскочил, накинул плащ, руки привычно скользнули на бедра.

— Сотник Згур, Вейско Края…

Ивор усмехнулся, покачал русой с проседью головой:

— Эх, Згур, Згур… Вольно, сотник. Садись, говорить

будем.

Садиться не хотелось — стоя разговаривать было легче. Но тяжелая рука Ивора легла на плечо, и Згур послушно опустился на ложе.

— Можешь не рассказывать, знаю. Но почему ты? Хотелось ответить резко, с ухмылкой: «Не ожидал?» — или даже: «Не рад?», но Згур вдруг понял, что задираться

совсем не хочется.

— Я оказался рядом, Палатин. Наверно, судьба. Или боги.

— И тебе ничего не приказали в Коростене? Ах, вот оно что! Палатин не верит в судьбу. Впрочем, он прав.

— Мне ничего не приказали. Точнее, приказ был — держаться от всего подальше.

— Тогда я рад.

Ивор улыбнулся, рука вновь легко коснулась плеча.

— Я рад, что ты так решил. Потому что это решил именно ты. Почему — не так важно. Приказы надо не только слушать, но и отдавать. В том числе и самому себе. Ты становишься свободным, и я рад.

— Свободным?

Перед глазами встал опутанный веревками бродяга. «Я вольна людь!» Наверно, для Ярчука из рода Бешеной Ласки свобода — это отсутствие веревок. Но Ивор говорит об ином.

— Свободен? — повторил Згур, чувствуя, как давняя злость вновь лижет сердце. — Ты тоже стал свободен, когда изменил Краю? И теперь хочешь, чтобы я…

Он не договорил, отвернулся. Злость куда-то пропала. Да и на кого злиться? На Ивора? На себя самого?

— Велга не считает меня изменником, Згур. Но дело даже не в этом. У каждого человека есть выбор — всегда, даже у плахи. У меня он тоже был тогда, двадцать лет назад. Я мог выполнить приказ — и бросить Алану в плену. Если ее свобода — цена моей измены, то я согласен. И ты тоже — цена моей измены. Я ни о чем не жалею, Згур. И, надеюсь, не пожалеешь и ты…

— Я!.. — Згур вскочил, слова мешались, путались. — Я согласился только потому, что меня попросил Кей! Он… Он мой командир! И еще… Я считаю… Я думаю, что Краю не нужен Огрин в Железном Венце. Правительница поймет…

Обо всем этом Згур думал уже много раз — по дороге в Валин. Велга поймет, поймет Барсак. Он — не изменник…

Ивор вновь усмехнулся, но ответил твердо, без улыбки:

— Может, ты и прав, Згур. Велегост нужен Краю, как нужен и мне. Но об этом ты подумал уже потом, правда? А тогда тебе просто захотелось согласиться, пусть даже нарушив волю самого Дия Громовика. Это и есть свобода…

Згур невольно кивнул. Убедили даже не слова, а голос — спокойный, рассудительный, с чуть приметной лукавинкой. Палатин, наверно, прав…

— Нельзя жить по чужой воле, Згур. Те, кто верит в Вознесенного, считают, что свобода выбора — это высший дар богов. Это самое дорогое, Згур. И за это дорогое приходится очень дорого платить. Но пренебрегать этим даром — худший из грехов…

Згур вновь кивнул, соглашаясь, но внезапно вспомнил. Тонкие руки в золотых кольцах, тихий, словно неживой голос. «Ему все верили, Згур! Ему нельзя не верить!» И. — слезы матери…

Он словно очнулся. Сирии! Птица Мары-Смерти со сладким голосом. «С ним трудно спорить!» Да, спорить трудно. Но он и не станет.

Згур медленно встал, усмехнулся. Удивленный Ивор умолк.

— Я не верю в Вознесенного, сиятельный. Ты прав, все очень просто. Кею Велегосту грозит беда, и я захотел ему помочь. Вот и все. Если для этого нужна свадьба — то пусть будет свадьба. Даже если это выгодно тебе. Кстати, Улада согласна?

Последние слова он произнес легко, почти небрежно, но сердце замерло. Они говорят о свободе, о власти, но ведь речь идет о человеке — о нелепой, некрасивой девушке, которую он уже однажды предал.

— Улада? — Палатин явно удивился, пожал плечами. — Думаю, согласна. Черемоша словно боги послали. Теперь она уже не верит в эту дурь.

Дурь? Згур вздрогнул, как от удара. Вот, значит, как!

— Я должен поговорить с ней, Палатин. Сегодня. Ивор, кажется, хотел возразить, но, подумав, кивнул.

Згур вздохнул с облегчением. Если Улада не согласится, он пошлет всю эту затею прямиком к Косматому в берлогу.

— И еще. Ты вспомнил Черемоша. Где он?

Палатин, явно удивившись, недоуменно пожал плечами:

— Не знаю. Где-то у лехитов. Я выслал этого сопляка вместе с женой. Пусть охолонет слегка…

Згур облегченно вздохнул. Черемош жив и на свободе. И то хорошо!

— Пойду! — Ивор весело улыбнулся, словно разговор был о сущих пустяках. — Пора к свадьбе готовиться. Тебе, кстати, тоже. Поговори с дворцовым управителем, он расскажет, что надо будет сделать. К Уладе тебя позовут…

— Погоди! — Згур заспешил, видя, что Палатин уходит. — Вчера ночью я видел одного человека. Его зовут Ярчук. Твои люди схватили его. Он не холоп, он свободный человек…

— Как? — Палатин был, похоже, изумлен. — Згур! У меня во дворце не одна сотня таких Ярчуков! Почему ты вспомнил о нем?

Хриплый надсадный голос. «Я вольна людь! Не роб!» Сказать? Навко Волотич понял бы сразу…

— А он хорошо дерется. Меня с двух ударов уложил. Зачем тебе такой холоп? Ивор удивленно моргнул:

— Как зачем? Ты же сам сказал: хорошо дерется. Как зовут, говоришь? Ярчук? Ладно, узнаю…

Негромко хлопнула дверь, и Згур остался один. Кажется, все, что должно, сказано. Но на душе было тревожно. Может, этот страшный человек в чем-то и прав. За свободу приходится дорого платить.