Солдаты России - Родион Малиновский

За ужином завязался разговор об Украине, этот разговор совсем сблизил Ванюшу с дядей Иосифом. Ванюша понравился старику, и было заметно, что это радовало Шуру.

Шура уступила Ванюше свою девичью комнату на третьем этаже. Лестница, по которой они поднимались, была крута и узковата. Ванюша следовал за Шурой. Грациозно шла перед ним хорошенькая девушка, ее стан слегка колыхался, но красивые ноги, обтянутые фильдеперсовыми чулками, твердо ступали на высокие ступеньки.

На душе у Ванюши было тревожно. Его угнетало нелепое обязательство, взятое перед товарищами. Нужно было доказать, на что он способен. С другой стороны, Шурочка прелестная девушка: полюбить такую и получить взаимность было бы действительно честью. Все эти мысли вертелись в голове Ванюши, и он не знал, на что решиться: прыгать с кручи в обрыв, рискуя разбиться, или отступить? «Пожалуй, прыгать», — решил он.

— Вот мы и пришли, — сказала Шурочка, открывая дверь своей комнаты. — Пожалуйста, занимайте мою кровать. — Она на минуту задумалась: — Правда, здесь еще никогда не спал мужчина, вы будете первый... Вот умывальник, вот шторы. — И Шурочка показала, как закрыть окно. — Садитесь. Моя пудра вам не нужна будет, и я ее заберу. Ну, спокойной вам ночи...

Он взял ее горячую руку и крепко пожал маленькие пальчики. Подумал: «Поцеловать или нет?» И... не решился.

— Доброй вам ночи и большое спасибо за такой уютный уголок, который вы мне уступаете.

— Бон нюи! — сказала она и ушла.

В воскресенье Шура с Ванюшей поехали на дачу ее брата Жана. Сюзанна, жена брата, их радостно встретила. Она любила, когда приезжала Шурочка и возилась с ее мальчуганами. Их у нее было уже четверо, хотя старшему шел всего шестой год, С Шурочкой, по крайней мере на время, они развязывали ей руки, она могла заняться домашними делами, которых было всегда хоть отбавляй.

На этот раз с выводком ребят вместе с Шурочкой занялся и Ванюша. Он тоже любил детей и все время носил на руках годовалого Феликса. Это очень понравилось Шурочке, которая возилась с двухлетним Гастоном. Она обожала мальчишек, и они отвечали ей тем же.

Всей гурьбой пошли в ближайший лесок. Шура все время незаметно следила за Ванюшей, он ей определенно нравился, а любовь к ребятишкам еще более сблизила их. Ванюша так был занят Феликсом и его двумя старшими братьями, что забылся и не замечал отставшую от них Шуру. Это задевало ее за живое.

Появление в их компании веселого Жана только прибавило радости. Они пьянели от чистого, слегка кружившего голову лесного, крепкого, как вино, воздуха. Жан освободил от Феликса Ванюшу, и они все дальше углублялись в этот обжитый и до последнего деревца знакомый Жану лесок, весь исхоженный и истоптанный парижанами.

Вот и окраина леса. А там, за ручейком, начинается широкое поле. Старшие мальчуганы припустили резвей и перепрыгнули через ручеек. Ванюша и Шура, взявшись за руки, побежали к самому широкому месту, где по бережку зеленел камыш, и с разбегу тоже прыгнули. Шура инстинктивно крепче схватилась за Ванюшу, и он, осмелев, обхватил ее талию. Когда они очутились на другом берегу, их лица неожиданно соединились, и Ванюша крепко поцеловал Шурочку в пылающую щеку. Она отпрянула и широко раскрытыми глазами посмотрела ему прямо в лицо...

Вслед за ними, зажав под мышками своих карапузов, ручей перепрыгнул Жан. Выпустив малышей, он обхватил обеими руками Шуру и Ванюшу, как бы соединил их и поочередно крепко поцеловал.

— Вот так надо! А не робко, как вы!

Шура густо покраснела, а Ванюша схватил на руки Феликса и побежал за мальчиками, которые забрели уже в высокую траву.

Вдоволь нарезвившись, вернулись домой. Было уже за полдень, и Сюзанна ждала их к обеду. После обеда она уложила ребят спать, хотя старшие никак не соглашались ложиться и все хотели ехать с тетей Шурой и дядей Ваней на пруд.

— Спать без разговоров! — прикрикнула на них мать. Малыши успокоились, тем более что с ними улегся папа Жан.

На пруду было свежо и не так душно, как дома. Шура с Ванюшей шли вдоль пруда, все удаляясь и удаляясь от деревушки, которая, собственно, была предместьем Парижа.

— Как здесь хорошо, — задумчиво произнесла Шура.

— А разве там было плохо? У речушки? — спросил Ванюша.

— Там было жарко...

— Да, там мы от жары плохо владели собой.

— Не мы, а ты. — Шура впервые назвала Ванюшу на «ты» и, как бы ища извинения за свою прямоту, крепче прижалась к Ванюше.

Они остановились и замерли в долгом поцелуе. Потом молча пошли дальше.

Солнце было уже на закате, когда они встали со старой скамейки под развесистой липой.

— Мы так долго сидели на скамье, а время прошло так быстро, что, наверное, не успеем до вечера вернуться домой, — сказала в смущении Шура.

— А я даже не заметил времени... Мне было так приятно сидеть.

— Мне тоже было приятно. Даже больше. Я как-то по-новому себя чувствовала...

— Давай пойдем быстрее, — сказал Ванюша, вспомнив о споре и почувствовав какое-то неприятное ощущение на сердце. — Надо нам успеть, до темноты. Дома, наверное, уже ждут нас.

— Давай побежим, — предложила она.

И они побежали, держась за руки. «Да, она мне нравится, — подумал Ванюша, — но любить ее я не могу, любить нельзя».

Когда они в сумерках явились на дачу, Сюзанна встретила их, как жениха и невесту. Наверное, так решил Жан и поделился этим со своей Сюзанной. Она отвела им под ночлег веранду, отделенную от дома капитальной стеной, где была только одна, правда, широкая кровать...

Оставшись одни, Шура и Ванюша долго говорили. Каждый излагал свой взгляд на жизнь. Ванюша твердил, что он обязательно должен уехать в Россию. Там идет борьба, и он не может остаться в стороне. Надо разбить контрреволюцию, только после этого можно думать о жизни. Шура утверждала, что можно и не ехать в Россию, что дядя похлопочет в посольстве и Ванюшу демобилизуют.

— Не надо огорчаться, что ты не знаешь никакого ремесла, а умеешь только воевать. Дядя выучит тебя на портного, а это неплоха» профессия.

Эти слова Шуры сразу проложили между ними резкую грань.

«Нет, — подумал Ванюша, — она мне не друг, она слишком эгоистична, слишком близко видит. Товарищ в борьбе из нее не получится».

— Почему ты молчишь? — тормошила его Шура. — Почему стал такой грустный? Ты ведь мне очень дорог. Я... я тебя... люблю. — Она произнесла это как бы через силу.

Ванюша удивленно посмотрел на нее, а она обвила своими горячими руками его шею и сама его поцеловала долгим поцелуем. Он не ответил на ласку. Тогда она стала снова осыпать его поцелуями:

— Ты что, не рад моей любви? Ты, ты... не любишь меня? Да? Ну говори же, говори! Я все вынесу.