Талли - Паулина Симонс

Слева он увидел Джека. В первый раз после того разговора в воскресенье в комнате ожидания.

Робин с трудом сглотнул, пытаясь протолкнуть застрявший в горле комок.

— Ей хуже, — сказал он Джеку.

— Я знаю, — ответил Джек.

Робин посмотрел на него повнимательней. Джек был небрит, глаза его были воспалены, с черными кругами от недосыпания. «Он чувствует то же, что и я», — подумал Робин. Господь мой пастырь…

— Что с ней? — спросил Робин.

— Потеря крови, — сказал Джек. — Я толком не знаю.

— У нее крови больше, чем мы с тобой ей дали. Тут что-то еще. У нее сепсис, и никто не знает отчего.

Джек приподнял голубую хирургическую маску. Робин заметил, что руки у него дрожат. Джеку пришлось повозиться, пока он не пристроил маску как следует.

— Я ничего не знаю, парень. Что я могу сказать? Все вроде было нормально и чисто, и казалось, все будет хорошо…

— А они… кто-нибудь говорил с тобой про это?

— Да, в воскресенье. С тех пор — ни разу.

Робин покачал головой.

— Что-то они просмотрели. И они, и ты. Есть что-то, о чем вы все забыли. Должно быть. Она умирает, потому что ты что-то проглядел.

Джек уставился в пол.

— Я рассказал им все.

Робин подошел к нему поближе. Он не отводил взгляда.

— Ну подумай хорошенько, — прошептал он, — попытайся вспомнить!

Джек повел плечами и подошел к двери бокса.

— Я все им рассказал. Все, что знал. Что я вообще понимаю в детях?

«Да, ты только знаешь, как их делать, ублюдок», — подумал Робин. Он вошел в бокс следом за Джеком.

— Только по одному, — сказала сиделка, уставясь на них обоих и время от времени поднимая брови.

— Я же сказала — по одному!

Робин оттолкнул ее.

— Пойдите и нажалуйтесь доктору Бруннеру, если хотите. Все равно она нас не слышит.

— Вы ее беспокоите.

— Кого? — не выдержал Джек. — Кого мы можем беспокоить, сестра Рэтчед?!

— Мое имя, — холодно сообщила сиделка, — Джейн Крейн. А вы беспокоите мою пациентку.

Ее никто не слушал. Джек уже стоял рядом с постелью Талли.

Сиделка Джейн Крейн схватила Робина за руку.

— Прошу вас выйти и подождать за дверью. И дайте ему побыть здесь, — сердито сказала она. — Он же стоял за дверью и ждал, пока вы сидели у нее, иногда часами. Так дайте же ему побыть с ней наедине несколько спокойных минут!

Робин уставился на сиделку, потом перевел взгляд на Джека. В стеклянном боксе в полной тишине он стоял рядом с постелью Талли. На коленях.

Робин повернулся и побрел в комнату ожидания.

В девять сорок семь Робин увидел, как Джек выбежал из реанимационного бокса.

— Я знаю, что это! Черт возьми, я понял! — кричал Джек. — Пуповина… что происходит с остатком пуповины?

— Он выходит, так? — сказал Робин вставая. — Он ведь к ней больше не прикреплен, значит, он должен выйти.

— Да, но к чему он крепится внутри нее?

— Да ни к чему. Он же вышел.

— Да, но к чему он крепился? Ну, как ее… плацента, верно?

Робин кивнул, с трудом сдерживаясь.

— А плацента — это живая ткань, верно? Живая ткань?

— Наверное, — смущенно сказал Робин. — Ну она вышла и что дальше?

— Вышла, — подтвердил Джек, сжимая кулаки. — Но ее пришлось немножко подтянуть. Я имею в виду… А что, если кусок плаценты все еще у нее внутри?

И они со всех ног понеслись по коридору. Робин забыл, как зовут врача. Джек вроде бы помнил, ах да, доктор Бруннер. У него еще такое вытянутое лицо. Они нигде не могли его найти, но вид бегающих, топочущих мужчин подтолкнул сестер на поиски врача, и Джек, бледный, трясущийся и заикающийся, забывая слова, в конце концов ухитрился кое-как объяснить то, что имел в виду, и лицо доктора Бруннера вытянулось еще больше. Он побежал обратно в реанимацию, крича на ходу сестрам: «Мейкер из интенсивной терапии, операционная номер один, первая операционная, немедленно! Пусть подготовятся еще двое. Джейн, нам понадобится кровь, — тут он показал на Джека и Робина, — и как можно скорее, пожалуйста! Поторопись!

Робин и Джек стояли у дверей реанимации, ожидая, когда вывезут Талли. Ее вывезли — вместе со всеми трубочками, с закрытыми глазами и с этим чертовым монитором, все еще скребущим: бииип, бииип, ЦЫРРР, ЦЫРРР…

Они снова дали кровь. Оба, сидя рядышком в маленькой комнатке. На предплечье Робина уже красовалась одна повязка. Он заметил, что у Джека их две.

Потом они встретили Джулию, и все вместе, втроем, пошли вниз, на третий этаж, в комнату ожидания операционного отделения.

…хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим…

— С ней теперь все будет в порядке, правда? — сказал Робин, ни к кому конкретно не обращаясь, даже ни на кого не глядя.

Джулия не ответила — она вытирала платочком нос.

Джек посмотрел на Робина и сказал:

— Конечно, она же сильная как лошадь.

Робин кивнул. «Даже как корова. Сильней, чем я». Вся обостренность его чувств в последние часы уступила место какому-то бесчувствию, ступору. Робин услышал свой голос:

— А малышка — она ведь долго не выходила?

— Конечно, — произнес Джек, все так же глядя на Робина. — Очень долго. Талли чуть было не упустила все на свете.

— Ну, — сказал Робин, — она и Бумеранга чуть не упустила. Бумеранг родился быстро. Очень быстро.

Джек усмехнулся.

— А говорила, будто рожала Бумеранга два дня подряд и даже пришлось делать стимуляцию.

Робин улыбнулся в ответ:

— Да, она всем так говорила.

Ему почему-то было приятно, что Талли не сказала Джеку правду. «Человек — странное животное, — подумал Робин, — он всегда ищет, чем бы облегчить себе боль, все равно чем, пусть даже какой-нибудь ерундой». Но маленькая радость так же быстро улетучилась, когда Джек начал:

— Слушай, парень…

Робин отмахнулся от него, полуприкрыв глаза.

— Нет, — сказал он, вставая. — Это выше моих сил. Спасибо за то, что вспомнил про плаценту.

Он медленно подошел к окну. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого… Я не боюсь дьявола, ибо Господь ведет меня. И во все дни жизни моей да пребудет твоя доброта и прощение… яко благ и человеколюбец… Господь мой, Господь, почто покинул меня? Робин никак не мог вспомнить, что это было, — псалом Симона под названием «Благословенная».

Он присел недалеко от окна.Блаженны кроткие, ибо они наследуют…Блаженны агнцы на заклание…Блаженны алчущие, гонимые и униженные…Господь мой, почто оставил меня?

Робину хотелось курить, но он не смел выйти из комнаты. Но, Господи, как хотелось курить! «Песня Кэти», — подумал он. — Песня Талли… И вот я пришел к сомнению, ко всему, что я почитал за истину, я стою один без веры, и все, во что я верю, — это ты…