Солдаты России - Родион Малиновский

Отпускники направились в Ниццу еще по-военному и расположились там в «Фуайе дю Сольда» 35, которые были организованы в бывших гостиницах, ранее принадлежавших немецким собственникам и секвестированных французскими властями. В городе был русский пансион «Родной угол», который содержала Мария Соболева, — уголок, где собирались русские, эмигрировавшие из России еще до Великой Октябрьской социалистической революции. Это были в основном демократы и революционеры. Там бывал и Герцен. А после Октябрьской революции «Родной угол» отверг большевиков и стал местом, где можно было встретить людей любого политического течения, включая и белогвардейцев.

Мария Соболева, уже пожилая женщина, всегда охотно и радостно принимала русских солдат, и они действительно чувствовали себя в ее доме как в родном углу. Поэтому отпускники, когда бывали в Ницце, непременно заходили к Соболевой. В ее пансионе, между прочим, познакомился с довольно некрасивой и видавшей виды дочерью генерала Дитерихса солдат Алексей Ряжин, смазливый парень, служивший до войны в приказчиках у одного московского купца. В кровь и плоть ему въелось лакейское поведение, и товарищи так и прозвали его «Чего изволите-с». Роман с генеральской дочерью завязался у Ряжина, по-видимому, только из-за того, что она сорила без стеснения деньгами. Роман этот довольно печально окончился для Ряжина. Генеральская дочка все-таки женила его на себе, несмотря на то что ее совершенно неожиданный приезд в Плёр застал Ряжина больным неприличной болезнью. Трудно сказать, как сложилась дальше жизнь Алексея...

В «Родном углу» часто завязывались знакомства солдат с перезревшими девицами, которые хотели покорить кавалеров своим благородным происхождением. Они хвалились своими фамильными гербами, еще веря по наивности в их силу. А для солдат «знатность» давно уже потеряла всякое значение, и когда они получали от своих подружек письма с оттиснутыми на бумаге и сургучных печатях фамильными гербами, то лишь иронически улыбались: насколько были оторваны обладательницы этих гербов от происходивших событий, когда не только гербовые печатки валялись в мусорных ящиках, но и короны — на мостовой.

Посетили «Родной угол» и отпускники из Плёра. А когда вернулись — пошло веселье. Как раз отмечали футбольную победу над французскими летчиками. Как следует хватив белого вина, принялись за привезенный Ефимом Перепелицей из Парижа бенедиктин. Начали в шутку поздравлять Ефима со сладко проведенным временем в обществе его дальней родственницы Шурочки, попавшей во Францию с дядей, эмигрировавшим после 1905 года. Ефим краснел, а потом сознался, что Шурочка оказалась неприступной.

— Тоже мне солдат, с бабой не справился, — зашумели кругом.

— Просто Ефим — шляпа, вот и все, — пошутил Ванюша.

А Ефим не понял шутки. Слово за слово — завязался спор. В итоге появился договор: Ефим едет в Париж, знакомит Ванюшу с дядей и с Шурочкой, а сам уезжает. Ванюша должен вернуться от Шурочки с победой.

Наутро у Ванюши было преотвратительное настроение. Он с неохотой шел на репетицию пьесы «Дни нашей жизни».

— Ты чего, как в воду опущенный, паря? — спросил его Степан Кондратов, как отличный плотник состоявший в труппе главным декоратором.

— Да, так противно на душе и башка трещит. А тут еще этот спор с Ефимом. В какую я грязную историю вляпался из-за дурацкого самолюбия! Видишь ли, — Ванюша скривился и передразнил самого себя: — Должен вернуться с победой? А я ведь сам не терплю таких трепачей, которые хвастают своими мнимыми победами. Все это чепуха и вздор!

— Да, паря, это ты правильно говоришь, бабу надо уважать. Но ты тоже хорош гусь — зачем меня втравил в историю с Мадлен? Я тогда по дурости променял свою старуху на эту машер и всякое прочее... Да што, ведь думал, погибну на войне, хоть день да мой... Вот и расфуфырился, как косач на току. А теперь, как вспомню, так и на душе будто кот нагадил, язви его в ним. Стыдно будет смотреть в глаза дочерям, да и от старухи придется рожу воротить. Пойду в старатели, пока душа не очистится. А тебе, паря, надо опасаться этого соблазну. Гляди, Шурку-то не бери на обман, лучше соври хлопцам, что, мол, было дело.

— Да я и врать-то не хочу, просто придется дать отбой: то, мол, было спьяну, а теперь не хочу и ехать в Париж, — отозвался, глядя в землю, Ванюша.

— Нет, браток, не смей идти на покаянную, а держись твердо и праведно. Ты солдат и должен быть твердющим, а то грош тебе цена в базарный день, господи прости. — И Степан перекрестился, услышав звон церковного колокола. — Завтра воскресенье, вот и поп сзывает к службе церковной.

Они подходили уже к театральному бараку и оба молчали. Ванюша думал: «А ведь какой хороший человек Степан». И многозначительно посмотрел на него, как будто впервые его увидел.

— Ты чего на меня уставился, как дохлый окунь, выпучив глазища? Что я тебе, баба, что ли?

— Да нет, так, Степан... Впервые заметил, что ты толковый человек.

— Ну, хорошо, что хоть заметил...

Глава седьмая

Вот и Париж...

Ефим с Ванюшей быстро нашли Фобург Сен-Оноре и вошли в портновскую мастерскую, которую содержал дядя Ефима Иосиф Пащенко. Старик крепко обнял племянника, видно было, что он обрадовался его приезду. Ефим познакомил своего дядю с Ванюшей. Старик позвал Шурочку. И вот появилась та, из-за которой произошел спор, — сероглазая украиночка с большой косой, уложенной на голове короной... Увидев Ефима, она бросилась в его объятия:

— О, как я рада, что ты приехал!

Явно смущенный, Ефим робко пробормотал:

— Вот познакомься, мой друг Иван Гринько...

— Здравствуйте, — медленно протянула она Ванюше свою руку.

Был вечер, и скоро мастерская закрылась. Пошли ужинать. Шура очень внимательно рассматривала Ванюшу и как будто нашла его приятным, а его грусть ей понравилась: она считала это признаком серьезности. За ужином выяснилось, что Ефим завтра же должен отправиться в Ля-Валь, он едет в служебную командировку, а вот Ваня останется на несколько дней в Париже. И Ефим прямо, без обиняков спросил дядю Иосифа, может ли Ванюша на эти дни остановиться у них.

— Конечно. — Дядя вопросительно посмотрел на Шурочку, она утвердительно кивнула. — Безусловно, Ваня может остановиться у нас. Шурочка познакомит его с Парижем.

Так легко, как было условлено, решился вопрос, и Ефим наутро вернулся в Плёр.

Весь день Шура была с Ванюшей. Ходили в Лувр, осмотрели собор Парижской богоматери, посмотрели Шанз'Елизе и Триумфальную арку. Поездили досыта в метрополитене. Наконец вернулись домой.