Проклятие Деш-Тира - Дженни Вурц

Печальные чувства, вдруг овладевшие Стейвеном, едва не помешали ему произнести слова, ради которых он жил все эти годы. Сколько его благородных предков родилось и умерло в глуши изгнания, а он, Стейвен Валерьент, дожил до возвращения наследного принца династии Фаленитов. Набрав воздуха, Стейвен начал произносить слова древнего ритуала:

— Я, тейр-Валерьент, назначенный временным правителем края и хранителем Итамона, приняв эту должность от своего отца и его предков, цепь которых нисходит к временам последнего коронованного короля... предстаю перед тобою, Аритон, сын Авара, законный наследник и прямой потомок Торбанда Фаленского, основателя этой династии, назначенного Содружеством Семи править Ратаном. Пусть всякий, кто сомневается в законности прав принца, вслух заявит об этом.

Люди молчали, переминаясь с ноги на ногу. Где-то в лесу громко закричала птица. Стейвен продолжал:

— Аритон Фаленский, повернись спиной. Принц, принимающий клятву верности, должен доверять тем, кем ему надлежит управлять и кого защищать. Если кто-то из собравшихся своими словами или поступками выказал враждебность по отношению к тебе, назови их имена, дабы все их знали и дальнейшее присутствие этих людей не омрачало бы великое событие твоей жизни.

Рядом с могучим, покрытым шрамами предводителем Аритон казался фарфоровой статуэткой. Он поднял голову.

— Я ни к кому не питаю ни злобы, ни вражды.

Слова были произнесены уверенно, но никто при этом не видел глаз принца. Трясущимися пальцами он обхватил рукоять Алитиеля и вытащил меч из земли. Обращаясь к Стейвену, он сказал:

— Будь же моим стражем, охраняющим меня от вероломства.

Чуть приподнявшись, но не вставая с колена, Аритон повернулся спиной.

Следуя древнему ритуалу, Стейвен встал у его плеча, лицом к собравшимся.

— Пусть те, кто желает быть верным спутником Аритона, сына Авара, выйдут вперед и обнажат оружие в знак их готовности служить наследному принцу и защищать его.

Предводитель кланов первым вытащил меч и воткнул его в землю. Один за другим его командиры, бойцы, а также женщины, оставшиеся без мужей и отцов, традиционно приносящих клятву за всех членов семьи, выступали вперед. Склонив головы, они проходили под Алитиелем, застывшим в руке Стейвена, и втыкали в землю мечи, кинжалы и ножи, заявляя о доверии к Фалениту. Когда последний боец принес клятву, Аритону было позволено повернуться лицом. Но на этом ритуал не закончился.

Опустившись на оба колена, бледный как полотно, он склонил голову перед грудой оружия и скрестил тонкие, изящные руки на эфесе ближайшего к нему меча, приготовившись отречься от личных устремлений во имя блага Ратана.

— Клянусь телом, разумом и сердцем служить Ратану, защищать, укреплять и проявлять справедливость, обусловленную законами Эта. В мирное время обязуюсь оберегать землю Ратана от войны, а если война все же разразится — защищать. Я готов делить наравне с подданными все трудности и лишения. Обязуюсь повиноваться законам королевской хартии Ратана, полученной от Содружества Семи. Если же я не сумею обеспечить всем подданным права и свободы, дарованные этой хартией, пусть смерть покарает меня. И да будет Даркарон свидетелем моих слов.

— Аритон Фаленский, поднимись с колен. Отныне ты вступил в права престолонаследия, и корона Ратана ожидает тебя.

Улыбающийся Стейвен отступил назад, помогая своему господину встать.

— Да дарует тебе Эт долгую жизнь и достойных наследников.

Аритон взялся за рукоять тяжелого меча Стейвена и вытащил лезвие из земли. Благословив предводителя, принц вернул ему оружие. Прошло не менее часа, пока Аритон подобным же образом возвратил оружие всем, кто клялся ему в верности. Отныне и до самой смерти забота об их жизни и благополучии ложилась на его плечи.

Принесенные клятвы не помешали собравшимся возобновить разговоры о слабости принца, но Стейвен быстро их остановил, велев каждому отряду возвращаться к прерванной работе. Люди стали расходиться: кто снова валить деревья, кто — сооружать ловушки для итарранцев.

Роща быстро опустела. Аритон поймал на себе внимательный взгляд своего кайдена. Зеленые глаза принца еще продолжали светиться. Он сказал:

— Первый же мой поступок заставит их нарушить клятву.

Стейвен перестал улыбаться и подал Аритону его меч.

— Я слышал, что говорят вокруг. Меня эти разговоры с толку не собьют, а вас, ваше высочество, они, похоже, все-таки задевают.

Аритон коснулся руками холодного лезвия Алитиеля. Бегство из Итарры было столь внезапным и поспешным, что он не взял ножны. И теперь меч с обнаженным лезвием висел у него на поясе, грозя окончательно его исцарапать и разорвать.

— К Лизаэру нельзя подходить с обычными мерками, — сказал Аритон. — На нем, как и на мне, лежит проклятие Деш-Тира, и потому война с ним — не просто междоусобица. Он способен на все. Итарранская армия сделалась его послушным орудием. Я не хочу, чтобы кланы стали жертвами его вероломства.

Принц не стал дожидаться ответа Стейвена. Стремительно повернувшись, он покинул рощу, направившись в противоположную от лагеря сторону. Стейвен хотел было его догнать, но неожиданно почувствовал на плече чью-то руку.

— Пусть идет, — с необычайной мягкостью произнес Халирон. — Сердце мне подсказывает, что принц далеко не такой, каким пытается казаться. Тебе все равно не удастся развеять его тревоги.

Менестрель улыбнулся.

— К тому же его предки, если верить балладам, славились крутым и решительным нравом. Если Аритон унаследовал эти качества, он не потерпит, чтобы кто-то вмешивался в его дела.

Стейвен смачно выругался.

— Я это знаю. Вы это знаете. Но моим соплеменникам наплевать на то, какие у него были предки. Если он будет продолжать квохтать как наседка вокруг каждого сирого и убогого, Каол, боюсь, выполнит свою угрозу: спустит принцу штаны и посмотрит, не кастрат ли он. И я, клянусь Этом, не смогу его удержать! — мрачно добавил бывший кайден Ратана.

Итарра продолжала готовиться к войне. Работа в кузницах и оружейных мастерских не прекращалась даже ночью. Стук кузнечных молотов перекликался со звонкими и глухими ударами палок, с которыми упражнялись новобранцы, постигая азы ратного искусства. Казалось, что молодые люди рекрутского возраста разом сменили свою прежнюю одежду и появлялись теперь на улицах не иначе как в доспехах и при оружии.

Впрочем, в бой рвались далеко не все. Вельможи, чья родословная вела к славным и смелым итарранцам, свергшим верховного короля, вдруг почувствовали себя обойденными вниманием. Прежде всего это касалось мужчин. Их проделки, любовные интриги и невообразимые карточные долги перестали будоражить дам и служить темой бесед и сплетен в гостиных. Все вытеснили разговоры о грядущей войне и коварстве принца-отступника. Женские сердца, всегда отличавшиеся непостоянством, теперь были отданы «настоящим мужчинам». И светские дамы, и куртизанки вдруг полюбили рослых, сильных вояк, манеры которых были грубее, а мечи — тяжелее.