Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

мешай!.. Пусть рассказывает! — прикрикивали на него.

— Идут, а ружья у них длинные-предлинные, держат вот так. — Рассказчик показывал, как красные держали ружья. — Одеты одинаково, точно с одной колодки снятые. Шагают — топ, топ, топ, топ! Все огромные, сажень в плечах. Жуть!

На третий день в бандитских отрядах стало известно, что предстоит пересечь Алдан и захватить деревни на противоположном берегу. Многим это было не по душе. Когда записывались в солдаты, думали, что дальше Нелькана не пойдут. И вдруг — на тебе!..

Чтобы не смешить народ, «армии» переименовали в отряды. Была образована одна повстанческая армия под командованием Коробейникова.

По так называемому «малому стратегическому плану» Коробейникова отряд Тоястаухова движется выше Троицкого и, перейдя Алдан в направлении Хатыргана, устремляется на Чаран. Отряд Коробейникова, овладев Троицким, совершает бросок и врывается в Петропавловское. Отряд Канина пересекает устье Майи и соединяется в Чаране с отрядом Толстоухова. Отряды Канина и Толстоухова переходят реку в двенадцать часов дня. Как только река будет пересечена, отряд Коробейникова снимается на марш.

В отряде Коробейникова насчитывалось двести пятьдесят человек. С утра все были оживлены — знали о предстоящем походе. Сидя на берегу на опрокинутых лодках, вояки наблюдали, как отряды Канина и Толстоухова, рассыпавшись на льду, переходили Алдан.

Пожилой вояка, почесывая спину, спросил своего приятеля, сидящего на лодке:

— Ты не боишься?

Тот, не отрывая глаз от фигур, что маячили на реке, ответил:

— Бойся — не бойся, теперь уже ничего не поделаешь, раз встряли в это грязное дело.

— Грязное?

— А то нет? Охотимся на людей, будто на зверей! Скажи, хорошо это?

— Перешли!.. — послышались радостные голоса. — Наши на том берегу!

Все затаили дыхание в ожидании перестрелки. Но ничто не нарушило тишины.

— Похоже, нет там красных, — высказал предположение пожилой вояка.

— Встать! — зычным голосом скомандовал Коробейников. — Через реку гуськом шагом марш!

Шли друг за другом, лавируя между торчащими торосами.

Село Петропавловское казалось совсем безлюдным: ни единой души ни на улицах, ни во дворах. Даже в окна никто не выглядывал.

И все же нашелся человек, который встретил Коробейникова с распростертыми объятиями. Это был Галибаров.

— Если бы вы знали, как я вас, господа, ждал! — восклицал купец. — Ночью встану и прислушиваюсь: не идут ли? Наконец-то!.. Наконец, освободители наши! Милости прошу ко мне в дом!

— Господин Галибаров, не можете ли вы сказать, куда удрали красные? — спросил Коробейников, вытирая потный лоб.

— Понятия не имею. Знаю только, что одна семья укрывает раненых.

— Кто такой? Фамилия? — рявкнул Коробейников. — Сколько человек? Где они?

— Не волнуйтесь, господин офицер, никуда они с подбитыми крылышками не денутся, — успокоил его Галибаров. — По слухам, красных прячет на сеновале ревкомовец Сокорутов. Он живет на берегу речки Мокуя.

— Сутакин! — разошелся командующий. — Берите двадцать солдат. Господин Галибаров, дайте провожатого — пусть укажет дорогу.

Коробейников и Сутакин с двадцатью бандитами нагрянули к Сокорутову. В загоне разворошили стожок и нашли восьмерых раненых. Их выволокли во двор, изрешетили пулями.

Коробейников посовещался с Галибаровым и приказал расстрелять Сокорутова и его семью — жену и четверых детей.

Но мужик забаррикадировался в доме и с полчаса дрался с бандитами. Двоим он раскроил черепа топором, третьему всадил в грудь охотничий нож. Когда Сокорутова, наконец, скрутили, рассвирепевший Коробейников разрядил в него наган.

Детей и жену ревкомовца расстреляли во дворе.

А вечером Галибаров в честь прихода своих спасителей дал торжественный ужни. Присутствовали на нем только офицеры.

— Господа, можете на меня рассчитывать всегда и во всем! — распинался купец. — Если хотите, завтра дам вам девять человек в пополнение. Вооружу с ног до головы, выделю подводу, буду кормить их и поить.

— Ура-а! — пьяно завопили офицеры.

Командующий полез к Галибарову целоваться.

— Господин Галибаров!.. Юсуп… Как вас?..

— Юсуп Гайнулович, — подсказал Галибаров, облизывая толстые губы.

— Юсуп Гайнулович, вы истинный патриот! Мы никогда не забудем вашего рвения!

— Господину Галибарову ура! — покачиваясь над столом, крикнул Толстоухов.

Не жалея пьяных глоток, гости закричали «ура».

Купец отвесил низкий поклон:

— Спасибо, господа, спасибо! — и украдкой смахнул слезу.

— Друг мой, я боюсь испугать вас одной просьбой, — чокнувшись с купцом, сказал Коробейников.

Галибаров на мгновенье насторожился:

— Просьбой?.. Какая у вас просьба, господин командующий? Если это в моих силах, то я постараюсь…

— В повстанческой армии нет верховых лошадей. Ни одной. Господа офицеры ходят пешком. Куда это годится? Не могли бы вы нам помочь?

— Сколько же вам надо лошадей? — Купец напряженно ждал ответа.

— Да хотя бы с десяток.

У купца чуть не вырвался вздох облегчения: «Всего-то? Для табуна в сто двадцать голов — не такой уж большой урон».

— Получите десять лошадей. — Галибаров взял бутылку и стал наполнять рюмки.

— Здоровье гостеприимного хозяина! — заорал на радостях Коробейников, подняв рюмку. — Только до дна!

Командующий заметно захмелел, он подобострастно смотрел на Галибарова, ломая голову, чтобы такое сделать для него приятное.

— Вас кто-нибудь обижал, Юсуп Гайнулович, при большевиках? — спросил он у купца.

— А как же? Не без того…

— Кто? Кто посмел? — вскочил Коробейников, готовый немедленно наказать всех обидчиков щедрого купца.

— Советская власть. — Галибаров подмигнул офицерам. — Советская власть обижала. Сумеете с нею справиться?

Минуту Галибаров для вида поколебался, а потом стал называть членов петропавловского ревкома. Получился порядочный список.

— Сутакин! — крикнул Коробейников.

— Слушаю вас!

— Бери с собой десять солдат и всех немедленно арестуй! — Коробейников сунул ему список.

Вернулся Сутакин взмыленный и злой. Он доложил Коробейникову, что все ревкомовцы, которые значатся в списке, схвачены и доставлены. За исключением председателя Ивана Субурутова. Его не оказалось дома. Вместо него взяли жену.

— Пойдемте, господа, развлечемся в приятной беседе с большевиками, — сказал Коробейников и первым нетвердой походкой направился к выходу.

За ним, пошатываясь, потянулись остальные.

Во дворе стояло четверо мужиков и женщина, лицо ее было в свежих кровоподтеках.

Коробейников приблизился к крайнему из них — в рваных торбасах и залатанном полушубке, заячья шапка-ушанка сбита на затылок.

— Большевик? — икнув, спросил Коробейников.

— Нет.

— За то, что ты мне сейчас солгал, я тебя расстреляю.

— Большевик? — спросил он у второго, узкоплечего, низкорослого, с жиденькой бороденкой.

— Ревкомовец! — неожиданно громко ответил тот.

— А тебя расстреляем за то, что ревкомовец.

— Меня выбрали…

Третий — крупный, сутулый, с обнаженной головой — плюнул Коробейникову в лицо.

Командующий вынул платок, вытер физиономию и ровным голосом сказал:

— А тебя повесим.

— Всех не перестреляете и не перевешаете, — угрюмо бросил четвертый, совсем молоденький, со смешно оттопыренными ушами. Он был раздет, стучал зубами от холода.

— А вы как, сударыня, здесь очутились? — спросил Коробейников у Субурутовой, прикинувшись удивленным. — А, припоминаю. Вы замещаете супруга. А сам-то он