Лабиринт Данимиры (СИ) - Бариста Агата

Чёрный бушлат шагавшего был щедро распахнут, выставляя на обозрение могучую грудь в тельняшке. Образ дополняли чёрные клеши и бескозырка; из-за плеча торчало дуло винтовки с примкнутым штыком, а в другое плечо вцепился здоровущий попугай, периодически топорщивший яркие крылья, чтобы удержать равновесие.

Я приподняла брови.

Попугай как-то не вписывался. По всем законам божеским птичка должна была прилагаться к деревянной ноге и пиратской треуголке.

Тем временем матрос приблизился, явив скуластую усатую обветренную физиономию. На околыше бескозырки тускло светилась полустёртая надпись золотом — «Инфернальный».

— Барышня…  — Матрос церемонно, словно цилиндр, приподнял бескозырку, затем поворотился к Кайлеану и щедрым взмахом предложил тому растопыренную пятерню.

— Ну, здаров, братишка! Держи краба от Революционного Балтийского флота!

Кто это? Неужели это и есть тот самый — могущественный и загадочный спаситель, которому я дала опрометчивую клятву?

По поведению Кайлеана мне так не показалось.

Новоявленного брата окинули фирменным надменно-сонным взглядом. Со своей королевской осанкой, в безупречно пошитом и запредельно дорогом костюме Кайлеан напоминал не то заплутавшего олигарха, не то кинозвезду на фотосессии, в любом случае мой муж выглядел олицетворённым вызовом святому делу революции. Однако на рукопожатие он ответил решительно…  предварительно зачем-то сняв королевский перстень и вручив его мне.

Руки короля и матроса сцепились и…  и-и…  и-и-и-и… далее мероприятие затянулось.

Не рукопожатие это было, а форменный мальчишник, на котором, очевидно, полагалось мериться длиной лимузинов и всем таким.

Судя по изрядному напряжению в позах, оба не жалели сил…  и оба постепенно теряли человеческий облик. Короткие волосы Кайлеана, недавно искусно постриженные королевским куафёром, снова удлинились, свиваясь в змееподобные дреды, а безупречный костюм затрещал по швам от забугрившихся мышц. Чрезмерная активация магических сил была налицо. Королевская осанка тоже вскоре куда-то делась, вместо неё выгнулась звериная холка. С изумлением я увидала, как темнеет лицо мужа и на его голове пробиваются и туго закручиваются могучие рога Чудовища. Впрочем, у матроса тоже выросли рога (но прямые и совсем небольшие…  наши были краше). Зато хвост, пробивший клешёные штаны, оказался на диво длинным, подвижным, с кисточкой на конце, он прихотливо свивался в любом направлении. Ноги пришельца изогнулись как у фавна, а вместо ботинок объявились раздвоенные копытца. В довершении, нос матроса трансформировался в пятачок. Противник Кайлеана стал подозрительно смахивать на известного персонажа «Вечеров на хуторе близ Диканьки», хотя книжно-кинематографический чёрт был мелкий и субтильный, а этот отличался атлетическим сложением.

Неужели столь странный субъект действительно…  тот самый?

Я огляделась…  никто не обращал внимания на поединок. Пешеходы шли по своим делам, не замечая сцены на противоположной стороне.

— Анана-а-асы! — вдруг проскрежетал попугай. Он наклонил голову и уставился на меня блестящим круглым глазом.

— Что? — вздрогнула я.

— Анана-асы! Ешь ананасы! Р-рябчиков жуй! — Попугай перескочил на другое плечо матроса и уцепился лапой за дуло винтовки. — День твой после-е-едний приходит, бур-р-р-жуй!

Ах, вот как? Я догадывалась, кто здесь буржуй с точки зрения пролетарски настроенной птицы, потому немедля возразила:

— Тогда уж попугаев.

— Что? — Теперь вздрогнул попугай.

— Попугаев, не рябчиков. Ешь. Жареных, на завтрак.

— Кошма-а-ар-р-р! — воскликнула птица. — Жесто-о-окая королева! Ужа-асная!

— Да будь я хоть негром преклонных годов, — запальчиво возразила я, обнаруживая насколько заразен социалистический пафос, — и то не позволила бы обижать родного мужа!

Это замечание заставило попугая призадуматься. Он несколько раз разевал клюв, но так и не смог ничего вымолвить в ответ. Я же тем временем тоже разинула клюв, наблюдая, как по другой стороне моста быстро движется процессия — группа красноармейцев, числом около дюжины, увлекаемая вперёд длиннобородым мужчиной в белой хламиде, с цветочным венком на голове. Из-под хламиды виднелись валенки, вокруг валенок вилась призрачная позёмка. Бородач рассекал толпу, на ходу оборачивался к ведомым и горячо жестикулировал, потом вновь шагал вперёд, периодически указывая на Васильевский остров.

— О, Сусанин!.. — сказала я. — В белом венчике из роз.

Попугай булькнул и чуть не свалился с суконного плеча, Кайлеан и матрос тоже оторвались от своего увлекательного занятия и посмотрели на меня налитыми кровью глазами.

Рога, копыта, шерсть на лице…  безобразное было зрелище. Постепенное возвращение к облику Чудовища мне не понравилось. Нет, я любила Чудовище…  но предпочитала быть замужем за основной ипостасью Кайлеана. И нет, никак не мог быть этот матрос-паяц тем самым…

— Фу! — вырвалось у меня. — Ну взрослые люди же! Что за детский сад, ясельная группа! Вы, оба, прекратите немедленно!

Как ни странно, обращение возымело действие. Руки постепенно разжались, рога, копыта и прочая красота постепенно исчезли.

— Ладно, — признал матрос, обретя человеческий облик. — Годится. Силён, демоняка! Супротив меня ещё ни один столько не продержался. Тем более, какой-то буржуин.

Поправляя лацканы, буржуин небрежно сказал:

— В сущности, я не устал. Можем продолжить.

— Кайлеан Георгиевич! — вскипела я. — И вы, товарищ Революционный Матрос, уж простите, не знаю как вас звать-величать!..

— Величать нас не надо, мы скромные, — подмигнул матрос. — А звать можно…  допустим, Сильвером.

Я фыркнула.

— «Допустим Сильвером»!.. «Посторонним Вэ»!

— Не скажет настоящего имени, — заметил Кайлеан. — Он из неймозависимых. И вероятно потому сейчас на посылках.

— Ваша правда, — осклабился матрос, показав острые клычки. — Не стоит умножать хозяев. Назовите это «бритвой Сильвера».

— Ах, каким вещам учат на флоте…  — с иронией сказала я.

— Дык! У профессора жил…  в гостиной евоной…  уплотнили его…  вместе с ассистентом и собакой. Уж очень этот профессор обожал рассказывать про всякие мудрёные штуки.

— Собачка не мешала?

— Я ей сразу, как вселился, маузер дал понюхать. С понятием оказалась собачка, умная, как человек. Так что, продолжим? — Сильвер криво ухмыльнулся и снова сунул Кайлеану пятерню.

Не смотря на сбивающий с толку камуфляж, я уяснила, что матрос вряд ли является таинственным благодетелем, и с облегчением выдохнула. Мне бы не хотелось вести серьёзные переговоры с этой зыбкой личностью.

Я резко произнесла:

— Никаких продолжений, товарищ Допустим Сильвер. Хватит, налюбовалась. Может, уже перейдём к делу?

— Строгая она у тебя…  — Матрос взглянул на Кайлеана с неожиданным сочувствием. — Ишь, королевишна…  Небось, в ежовых рукавицах держит?

К моему возмущению Кайлеан Георгиевич трагически потупил взор.

— Ох, держит…  — И добавил с глубоким вздохом: — Пикнуть не смею.

Я засопела, попугай заскрипел «Зла-ая, зла-ая кор-р-роле-е-ева», а Сильвер — очевидно в припадке мужской солидарности — похлопал Кайлеана по плечу.

— Да-а, держись, браток…  Любовь такая штука…  как пуля лютая, и никто не даст нам избавленья. Что ж…  к делу, так к делу…  Ваше Величество, — он сделался серьёзен, ёрническая ухмылка пропала с лица. Сняв бескозырку, он поклонился мне. — И Ваше Величество, — Сильвер поклонился Кайлеану. — Хозяин приглашает вас к себе на чашечку грога.

— Гро-ога! Гро-ога! — истово закивал попугай.

— Вы приглашаете нас на «Инфернальный»? — спросила я (подразумевая надпись на бескозырке).

Сильвер оживился и потыкал пальцем за перилами.

— Дык вот же наш красавец, стоит под всеми парами, тока вас дожидается!

Мы с Кайлеаном посмотрели туда.

Внизу стояла та же землечерпалка. Может быть, и под всеми парами, я в землечерпалках не разбиралась. Рабочие побросали своё занятие и, сверкая белозубыми улыбками на смуглых лицах, радостно замахали нам, вроде как приглашая на свою посудину.