Лабиринт Данимиры (СИ) - Бариста Агата

— Не отвлекайся!

— У-у-у…  — разочарованно выдохнул Кайлеан. — Дальше одни предположения. Вдруг через своих шпионов Леар узнаёт о новом ничейном измерении…  почти ничейном, с его точки зрения. На пути только я…  но со мной не всё так просто — мне ведь подчиняется лесная стража и я своё без боя не отдам. К тому же, есть риск вмешательства короля. Леару оставалось молча скрипеть зубами, но когда появился такой персонаж как Мортен, он решил рискнуть. Впрочем, чёрт его знает, как давно Леар был в курсе…  Помнится, поведал Максу о своём приключении прямо на балу в честь весеннего равноденствия…  всё-таки когда-то я был наивным хвастливым щенком…

Что-то в его взгляде заставило меня со смешком подначить:

— А теперь-то ты, конечно, матёрый волчище…  но по-прежнему немножко хвастливый. — И провела пальцем по его носу, и после — задержавшись — по губам.

Да, я знала, что делала, но говорю же…  что-то было в его взгляде…

В ответ Кайлеан с нарочитым рыком сгрёб меня в охапку, припечатав к себе. Искра вспыхнула разом, и какое-то время мы вновь занимались тем, из-за чего обоим не спалось в эту ночь.

Позже, отдышавшись, я подняла одеяло с пола, прикрыла ею нижнюю половину Кайлеана и тщательно подоткнула края, сурово пояснив:

— Во избежание!

Кайлеан приподнял бровь и фыркнул — со здоровым, надо признать, скепсисом, но я уже вернулась к предмету обсуждения.

— Думаешь, Леар вступил в игру совсем недавно? Только когда Мортен предложил ему альянс? А разве не старший брат упёк тебя в «карман бога»?

Кайлеан повёл плечом, влажно и бронзово блеснувшим в лунном свете.

— Леар и Арабелла мёртвы окончательно. Там даже поднимать нечего…  да я и не стал бы. Некоторым тайнам суждено отойти в небытие вместе с их хозяевами.

— А вдруг это Илгалея?

— Илгалея молчит…  хотя да, я бы скорей поставил на неё. Женская месть и всё такое. Но твоя тётка обрела неприкосновенность, когда Аннмория вступила под протекторат Эрмитании. Пока Илгалея нужна отцу, применять жёсткие меры по отношению к правительнице союзного королевства никто не станет.

— Неужели тебе не хочется знать?

— Всё станет известно в своё время, — глубокомысленно заявил он.

— Или не станет, — мрачно возразила я.

— Или не станет, — согласился Кайлеан. Он повернулся ко мне, подпёр голову рукой, и произнёс: — Милая моя, благодаря дурацкому покушению свершилась наша встреча, и это обстоятельство удерживает меня от археологических раскопок. Может, я суеверен, но мне хочется лишь наслаждаться подарком судьбы, а не распутывать козни уже обезвреженных врагов.

— А вот если бы мы не встретились…  и, допустим, ты выбрался как-нибудь сам…

— Не выбрался бы.

— Нет, ну, допустим. Ты бы женился по расчёту, как и собирался?

Кайлеан помолчал и сухо сказал:

— Женился.

Тут я поникла головой, а он продолжил:

— Вряд ли я осознавал бы ущербность своего существования в той реальности…  но здесь и сейчас знаю — жизнь оказалась бы прожитой зря. — Он засмеялся, глядя в моё просиявшее лицо.

И так каждую ночь мы проводили в любви и разговорах, и засыпали лишь под утро, а после на допросах Комиссии (которые дипломатично именовались беседами) я отчаянно боролась с зевотой. Однажды я всё-таки зевнула прямо следователю в лицо и, облизнув припухшие губы, пробормотала:

— Простите. Мы молодожёны.

Следователь, седоватый черноусый дядька, вдруг побагровел, кашлянул, поправил галстук, будто он его душил, и быстро завершил беседу, которая оказалась последней. Всё равно никаких тайн эрмитанского двора я не выдавала, упорно изображая полное неведение касаемо основных действующих лиц и их мотивов — в общем, поступала в стиле в стиле «упал-очнулся-гипс». Несколько раз на меня, как на гражданку Империи, пробовали надавить, но рядом неизменно присутствовал Кайлеан, коршуном нависавший над следователями, и скоро стало ясно, что давить на меня — руки коротки.

Так что, отдав должное формальностям, но зато пребывая теперь в Империи на вполне законных основаниях, мы покинули Мадрид и отправились в Петербург, где у Карагиллейнов, к моему ироническому удивлению — ай-яй-яй, как же так! — не оказалось фамильного особняка.

Пришлось как последним бродягам остановиться в «Англетере». Кайлеан Георгиевич немного покапризничал, но потом оптимистично заявил, что мы здесь ненадолго, сойдёт и «Англетер».

Конечно, я быстренько обзавелась мобильником и с трепетом набрала Женькин номер…  ожидая бог знает чего, вплоть до похоронного марша вместо гудков, но внезапно услыхала чуть хрипловатое «аллё».

— Женечка…  Женька-а-а…  это я, Даня…  — пролепетала я и замолчала, потому что дыхание у меня перехватило.

— Данька…  ты живая! — взвизгнула Женька. — Мы же не знали, что думать! Откуда ты? Куда пропала?!

— Как твоё здоровье? Ты выздоровела? — восклицала я. — Ты хорошо себя чувствуешь? Как Егор? Он хорошо себя чувствует?

— Данимира! Остановись! Ты меня как старую бабку пытаешь, — сказала Женька самым обычным голосом. — Нормально всё со мной и с Егорычем. Сейчас уже нормально. А ты-то как?

— И я нормально. Прости меня, Женечка, — залепетала я. — Это же я во всем виновата…

Помимо облегчения и радости, я испытывала глубокие угрызения совести. Одно соображение не давало мне покоя долгое время. Ведь именно наша встреча привела Женьку на крышу дома. Если бы не я, ничего страшного с ней не произошло бы.

Женька прослушала мой торопливый скулёж на тему вины и строго сказала:

— Вижу, какой ты, Шергина, была, такой и осталась. Собираешься извиняться за всех злодеев мира?

— Нет, только за своих, — слабо улыбнулась я в ответ. — И я уже не Шергина. Я — Карагиллейн.

После некоторого молчания Женька осведомилась:

— Стесняюсь спросить, где тебя носило? В Каракалпакии? В Каракумах? Э-э-э…  в Ереване?

— Дальше, гораздо дальше. И он принц, Женька, настоящий принц! Ну, то есть, король. С недавнего времени.

— Эмираты, — задумчиво предположила Женька. — Нет, я сейчас просто лопну от любопытства. Выкладывай быстро!

— Женечка, это длинная история…  Мне столько нужно тебе рассказать…  Я приеду! Совсем скоро. Мне только одно дело завершить надо. И потом мы приедем к тебе на Урал.

— «Мы?» То есть, ты приедешь со своим шейхом?

— С ним, — подтвердила я. — Он чудесный! Только немножечко шейх…  ну, знаешь, манеры такие…  Но он чудесный!

Женька засмеялась.

— Ты втрескалась, Шергина…  или как там тебя теперь…  но всё равно — втрескалась по самые уши.

— Втрескалась, — смиренно сказала я. — Да так, что не видать ни ушей, ни макушки.

Сердце моё рвалось на Урал, но до выяснения участи брать билеты на самолёт до Екатеринбурга я всё же поостереглась.

В первое же утро мы отправились на Тучков мост. Дошли до середины моста и остановились.

Я облокотилась на перила и посмотрела вниз.

— Это я…  — произнесла я неуверенно. — Я пришла. Надо поговорить. Прошу аудиенции.

Нева равнодушно несла свои воды в Финский залив, у одной из опор моста на якоре стояло какое-то судно, на котором суетились рабочие. Что-то они там черпали…  во всяком случае, кран разворачивался, его ковш поднимался и опускался, словом, работа кипела.

— Может, на берег пойдём? — Я взглянула на Кайлеана. — В прошлый раз меня там услышали.

Кайлеан поднял ладонь, сдерживая меня.

— Погоди. Я чувствую чьё-то присутствие…  — Он уставился вдаль. — А-а. Вот, собственно, и…

Я живо повернулась.

Узкая пешеходная полоска асфальта оказалась пустынной. Всем внезапно захотелось переходить Тучков исключительно по другой стороне. Один только человек шагал широко, враскачку, приближаясь к нам.

Поначалу промелькнула мысль, что это кто-то из тех костюмированных личностей, с коими с удовольствием фотографируются гости северной столицы…  но в отличие от Петра Первого и Екатерины Второй, Революционный Матрос вроде бы ещё не стал традиционной фигурой для туристического Петербурга…  или уже стал?