Ближе к истине - Виктор Ротов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Бабушка» с младшей внучкой тем временем готовят вечерний чай на стол. «Бабушку» их’рает воспитательница Ольга Александровна Донченко — женщина с добрым лицом и мягкими манерами, как и положено бабушке. А внучку
— маленькая белокурая девочка — сплошное солнышко в доме. Они застелили скатертью стол, «бабушка» принялась разрезать пирог, а внучка расставлять на стол блюдца и чашки. И тут звонок в дверь: пришли дети из школы — Витя Дмитриев, Люда Тихонина и Настя Ковалевская.
Настя Ковалевская — миловидная такая чернявенькая девочка тотчас включается нянчить малышку в коляске (видно соскучилась). Витю «мама» усаживает за уроки, поскольку он немножко отстает по арифметике.
Я сижу недалеко от «магазина», слежу за общей игрой и краем глаза наблюдаю за тем, как «папа» делает покупки. Мне показалось, что он забыл взять кулечек с сахаром. Непроизвольно включаюсь в игру: «Сахар не забыл взять?» Он с видимым удовольствием отзывается: достает из корзиночки, показывает пакет, мол, не забыл. При этом признательно так улыбается.
«Мама», оторвавшись от занятий с сыном, как это и бывает с мамами — они все хотят успеть — подключается помогать Насте, и они вдвоем перепеленали малышку и принялись стирать пеленки…
«Папа», выложив покупки на стол, отправился помогать «дедушке», своему «папе», чинить машину…
И вот всех зовут к столу — самовар вскипел. Рассаживаются за столом, и, как водится, начинается непринужденная беседа. В дверь звонят: пришел приглашенный «папой» «продавец» Коля. «Папа» любезно встречает его, приглашает к столу.
После чая, естественно, каждый занялся своим делом: Настя стала вывешивать пеленки, Витя продолжил занятия арифметикой под руководством «мамы»; «продавец» пошел домой, «бабушка» с Надей стали убирать со стола, им помогала Люда; «дедушка» с «папой» сели играть в домино…
Кому не знакома эта извечная, каждодневная, вернее, ежевечерняя семейная «канитель»? Привычная и приятная, в чем‑то рутинная, может даже надоевшая. От которой иной раз мы стремимся «отдохнуть» — уходим куда-нибудь из дома: к соседям, друзьям, в кино или просто побродить по улице или посидеть на скамейке в сквере. Настолько незначительными и обыденными нам кажутся вечера в кругу семьи, что мы как бы не замечаем и не ценим всего этого, как не замечаем воздух, которым дышим, без которого невозможно прожить и пяти минут. А деткам здесь, в сиротском доме, — это нектар на душу. Надо видеть, с каким упоением они играют свои роли и как это у них красиво получается.
Конечно, играют они по написанному сценарию. Кстати, сценарий этой игры и на многие другие темы разработан коллективом преподавателей Детского дома. Конечно же они не раз и не два репетировали эту игру, но я вижу, как они импровизируют по ходу событий. Как согласованно у них получается. Каждый ведет свою роль, но чутко реагирует на игру партнера: «дедушка», который играет с «папой» в домино, замечает Насте, которая постирала и вывешивает сушиться пеленки: «Смотри, на пол капает! Подставь тазик…». Все правильно — дедушка всех старше, всех мудрее, всех ворчливее, он все подмечает, всех поучает. «Папа>' тоже подсознательно готовится быть когда‑нибудь дедушкой: он поглядывает, чем занимаются его дети. Делает замечание дочери, которая зачем‑то обратилась к «маме»: «А волшебное слово?!» И та поправляется: «Пожалуйста, мама».
Я привез на гостинец детям конфет. Директор Дома Татьяна Владимировна Ярцева, увидев столько конфет, воскликнула: «Это по две штуки каждому достанется!..»
Татьяна Владимировна подала играющим в чаепитие немного конфет в вазочке. Дети не стали их есть тут же, взяли с собой. Этак трогательно — бережно зажали в руч
ках, как некую драгоценность. Шепчу соседке — нянечке: «Почему не кушают конфеты?» — «Потому что понесут в группу, чтоб поделиться с другими детками».
В другой комнате шли музыкально — танцевальные занятия. Простенькие: отработка чувства ритма, разучивание слов песенки, хлопание в такт ладошками… Но какое напряжение, какое желание!..
Меня привели к мальчику по имени Максим Шапошников. Он «выпускник» этого года — ему исполнилось восемь. Он сидит на стульчике посредине большой комнаты в ожидании приема педагога — дефектолога: перед выпуском детей проверяют. На коленочках у него книжка — сказки Пушкина. Он почитал мне про царя Салтана, потом наизусть «У лукоморья дуб зеленый»…
Глаза у него словно угольки и распахнутые, когда он смотрит на меня. И не пойму — то ли настороженно, то ли выжидательно. Я смотрю на него и думаю о том, что ребят, бывает, берут отсюда в семьи. Дети знают об этом и ждуг своего счастья. Может и он думает, что я заберу его. Оттого ему и страшновато, и хочется… С ним здесь младший братишка. У них год разница. Их, естественно, разлучат. На год. А может…
Я смотрю в его наивное, чистое личико, на маленькие ручки, на то, как он стеснительно и выжидательно держится и думаю о том, о чем мне только что поведала Татьяна Владимировна. По — моему, это самое страшное в судьбе детей — сирот — их неизвестная судьба после «выпуска» из Детского дома. Связи с ребятами в большинстве случаев утрачиваются. И часто, и густо судьба их, мягко говоря, далеко не светлая. А главное — дети утрачивают чувство дома. Чувство своего главного жизненного фундамента, свои истоки, не чувствуют корневой системы. Как бы там ни было — а Детский дом, где они прожили самые трудные пять лет — это все‑таки дом, стартовая площадка. Человеку необходимо всю жизнь помнить об этом доме. Который заменил им родительский. Человек должен иметь возможность посетить этот дом, приложиться, припасть душой к животворящему роднику. Почувствовать жизненные корни. Без «корневой системы» человек всю жизнь чувствует себя неуверенно. Без родителей, да еще без чувства родного дома, человека носит по волнам судьбы как щепку. Здесь они живут в более — менее благоприятных условиях, а потом… А потом на них обрушивается большая и жестокая жизнь.
Ее громадность и несуразность они испытывают уже здесь.
Во дворе, в «кубике», где находится Детский дом, у них свои деревца, за которыми они ухаживают, грядочки, которые они возделывают, палисадничек. Дети очень любят трудиться на воздухе. Но жизнь им отравляют местные дворовые мальчишки — ломают деревца, вытаптывают грядки. Сколько горечи, обиды, слез. Вот такой он, мир большой жизни. Рядом. А что их ждет там, за порогом?
Я увез из Детского дома большую грусть в душе и стойкое недоумение — почему мы и наши дети, живущие в холе и достатке, такие жестокие и неразумные?! Я невольно сравниваю детей, которых наблюдал в Детском доме, и детей некоторых своих знакомых, соседей, родственников, живущих в достатке и при родителях, и всей душой становлюсь на сторону деток — сирот. Они хоть и обделены судьбой, но благодаря самоотверженности педагогов и воспитателей выглядят и культурнее, и духовнее. В чем же дело? Неужели человечность постигается в несчастье?!
Вот бы задуматься некоторым «мамам» и «папам», «дедушкам» и «бабушка», которых таковыми можно назвать только в кавычках. Подумать и поговорить об этом вечером за семейным чаем.
05.04.1999 г.
НЕ СКУЧНО, НО ГРУСТНО
Помните романс на слова М. Ю. Лермонтова? «И скучно, и грустно, и некому руку подать…»
Примерно в таком ключе мы жили до июля 1995 года. Потому что в писательской организации раздрай, потому что какая‑то странная настороженность, ходят какие‑то слухи. Будто идет тайная растащиловка имущества писательской организации… А потом и в самом деле оказалось, что В. Канашкин прихватизировал журнал «Кубань» и почти без передышки, стремительно отдал редакционные комнаты за двухкомнатную квартиру якобы под редакцию, на самом же деле…
Но эго суд установит.
Грубо, со скандалом отказался подписывать акт очередной инвентаризации, и числящиеся за ним мебель и оборудование на миллионы рублей исчезли в неизвестном направлении. Окрыленный всеобщей всероссийской растащиловкой и безнаказанностью, зверски нахамил писателям, которые пытались его остановить.
В это же время, как оказалось, группа писателей прихватизировала на манер В, Канашкина писательское издательство «Южная звезда» и 360 тонн бумаги.
Писатели потребовали внеочередное собрание, которое приняло характер чрезвычайного. На нем В. Канашкин и тогдашний ответсекретарь С. Хохлов подверглись сокрушительной критике. С. Хохлов туг же подал в отставку, В. Канашкин в очередной раз поклялся вернуть журнал и, как раскаявшийся, в порядке примирения (по выражению В. Лихоносова), был избран в новый состав бюро.
Новым ответсекретарем по предложению того же Лихоносова был избран Михаил Ткаченко. Один из яростных разоблачителей С. Хохлова. Молодой, энергичный, говорят, подающий надежды поэт. И только что проявил бойцовский характер…