Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оперся лбом о ее голову.
Ее губы продолжали касаться обрубков его пальцев короткими, обжигающими поцелуями.
— Ты сказал, что потом будет можно. — Возразила Агния голосом, срывающимся от рыданий.
— Я соврал! — Рыкнул он, заставив ее рассмеяться, пусть и сквозь слезы. — Не выношу, когда ты плачешь, ты же знаешь, малыш. — Вячеслав сжал зубы. — Мне убить кого-то хочется, лишь бы ты перестала. — Честно признался он, обхватив ее затылок свободной рукой, загреб волосы полной пригоршнею.
Те были теперь такими короткими.
Но ему не помешало это зарыться в светлые пряди лицом. И он, наконец-то, обнял ее. Не так крепко, как хотелось. Но все же. У Вячеслава перехватило дыхание, и он, действительно, пристрелил бы сейчас того, кто попробовал бы встать между ним и женой. Но так и не придумал, как хоть немного облегчить это все для нее, как успокоить.
— Может, все-таки, хлопнешь водки, а? — Без особой надежды предложил он.
— Вячек! — Агния и плакала, и смеялась одновременно.
Казалось, что и она задыхается. Бусинка вскинула голову, и принялась жадно целовать его лицо, коротко касаясь уже мокрыми от слез губами его щек, подбородка, шеи.
— Что? — Хрипло и немного виновато огрызнулся он, стараясь контролировать себя. — Это же, и правда, всегда действовало.
— Не хочу. Не хочу. — Замотала головой Агния, и потерлась щекой об его шею. — Господи, я же тогда не поверю, что это правда, решу, что напилась, просто.
— Можно подумать, ты хоть раз напивалась. — Хмыкнул Вячеслав. — Я всегда силой в тебя пытался влить хоть рюмку…
Он не выдержал, подхватил ее на руки, сильно сжав талию жены. Приподнял, притиснул к своему телу, игнорируя раскачивание вагона. Оперся о двери для надежности. Бусинка тут же обняла его шею руками, принялась скользить ладонями по коротким волосам. Обхватила ногами его пояс, путаясь в складках длинного платья.
Движения обоих были порывистыми, горячечными, жадными. Словно только теперь оба в полной мере осознали, что действительно обнимают друг друга, и не могли насытиться. Оба хотели еще больше, еще полнее ощутить близкого человека.
— Напивалась. — Вдруг призналась Агния, спрятав лицо у него в шее.
Ее ладони скользили по его щекам, как будто жена не верила, и на ощупь пыталась узнать его черты, убедиться, проверить. Пальцы добрались до жесткого ворота рубашки. Скользнули, потянули пуговицу.
— После того, как… Вячек, он…изнасиловал.
Она задохнулась. Закусила губы и мельком глянула ему в лицо взглядом, в котором было столько боли, что у него затылок заломило. И ужас изморозью прошел по его спине, когда он заметил в этих глазах стыд.
— Я потеряла ребенка. — Агния говорила тяжело, принуждая, выталкивая из себя слова. — Виктор, он бил и… Я боролось, но… А он смеялся. Прости…
Видимо, не выдержав, она умолкла и отвернулась. Прижалась лицом к его голой коже в распахнутом вороте сорочке, которую уже наполовину расстегнула.
Он словно взбесился.
Легко встряхнул ее. Так и не спустив со своих рук, встряхнул, заставляя обратить на него внимания.
— Какого хера?! За что тебя прощать, Бусинка?! — Вячеслав сорвался на крик, и тут же оборвал себя. Рыкнул от беспомощности и отчаяния, стукнулся затылком о дверь купе, на которую опирался. — За то, что меня выбрала? Что со мной жила?! Ты не виновата! — Ухватив ее за подбородок, Вячеслав надавил, не позволяя опять отвести от него глаза. — Ни в чем ты не виновата, слышишь?! — Сипло настаивал он, пытаясь поймать ее взгляд. — Только я.
Она зажмурилась.
Щеки Агнии уже были сухими, но ее тело, которое он держал, сотрясали беззвучные рыдания. Опустошенные и измученные.
Стоило ему разжать пальцы, как Агния снова спрятала лицо на его груди. Расстегнула оставшиеся пуговицы, обхватила его своими горячими, дрожащими руками, будто только так, от самого тесного контакта с его телом, его кожей, ощущала хоть какую-то уверенность и покой.
Она словно отпустила все, позволила самому страшному в себе выйти наружу. Тому, что так старательно прятала, а теперь, опустошенная и сбитая с толку его появлением, не могла удержать, обнажила свою боль и слабость.
Он понял все, что она сказала, и о чем Агнии не хватило сил рассказать. Да и, собственно, то, что он не позволял себе об этом думать в течение этого года, не меняло, и не могло изменить жестокую реальность его жизни, его мира, куда он, Вячеслав, сволочь, и ее затащил.
— Бусинка, — его голос надорвался, когда Боруцкий прижался губами к плотно зажмуренным векам. — Маленькая моя.
Вячеслав пытался заставить ее поднять голову. Целовал волосы, виски, лоб, все, до чего мог дотянуться. Так отчаянно желая облегчить это все, дать свою силу, забрать эту боль.
— Я потом напилась. «В хлам», помнишь, Вовка так все время говорил. — Она усмехнулась, но отвернулась, не позволяя ему посмотреть себе в глаза. И неожиданно закричала. — Только это ни хрена не помогло, Вячек! Без тебя ничего не работает и не помогает! Только хуже становится…
Агния зарыдала, серьезно так, что вдохнуть не могла, и начала хватать воздух открытым ртом.
Он обхватил ее лицо ладонью и заставил повернуться к нему, несмотря на сопротивление. Посмотрел в глаза, полные боли, и впился в распахнутый рот, целуя. Жадно, требовательно, даже не лаская, а удерживая, вытягивая ее из этой истерики, заставляя переключиться на него.
— Прекрати ругаться! Сама же меня всегда одергивала! — Отстранившись, тяжело дыша, потребовал он. Прижался своим лбом к ее лбу.
Она замотала головой, растирая слезы по его шее.
— Что ж, теперь я знаю, что иногда, действительно, ничего другое не подходит. Только так это высказать можно.
— Выпорю. — Пригрозил он своей давней угрозой, которую, впрочем, ни разу так и не привел в исполнение.
Наклонился, и снова прижался губами к ее рту.
Его Бусинка попыталась улыбнуться. Но хоть больше не отворачивалась.
Он начал оставшимися пальцами правой руки вытирать мокрые дорожки на ее щеках. Погладил скулы.
А она скосила глаза на безобразные бело-розовые шрамы и глухо застонала, в который раз за эти минуты, попытавшись прижаться к тем губами.
— Не надо, Бусинка, не надо. Серьезно, оно того не стоит. Ни одной твоей слезинки или боли. — Вячеслав хотел отнять у нее ладонь.
— Люблю тебя. — Вцепившись в его руку пальцами, и не отпуская, прошептала она. — Люблю.
И уже сама прижалась к его рту своим, целуя ничуть не слабее, с такой же жадностью, с такой же нуждой, как и он полминуты назад.
Боруцкий хрипло застонал от этого признания. От ее поцелуя, от тепла ее ладоней, скользящих по его плечам под рубашкой, от того, что она прижималась к нему всем своим телом.
— Господи, спасибо…
Кажется, они синхронно прошептали это.
Оттолкнувшись спиной от двери, продолжая удерживать ее на весу, он шагнул по купе, и опустился на топчан. И все это, не прекращая поцелуя, в котором уже вновь завладел инициативой.
Еще девчонкой его Бусинка вила из него веревки, наплевав на то, кто он такой, и сколько грязи за его плечами. Она смотрела на него, и словно бы не видела, что он — Боров, тот, кто заправляет криминалом всего города. Нет, она видела только «Вячека», мужчину, которого вздумала полюбить. А на прочее — ей было плевать. А он был готов на что угодно, лишь бы и дальше Агния смотрела на него таким взглядом, если бы видела только это. Потому что благоговел перед ней десять лет назад, не говоря уже о том, как обожал и боготворил свою жену сейчас.
Он понимал, что ей не стало легче и проще после этого надрывного и разорванного разговора. Отдавал себе отчет, сколько еще скрыто и спрятано у Бусинки внутри. Наверняка, в разы больше того, что она сейчас успела ему открыть, показав лишь верхушку айсберга. И будут еще десятки, сотни таких ночей, полных болезненных слов, рвущих внутренности на куски.
Но сейчас…
Господи! Он год ее не видел! Только на фотографиях, которые стояли в комнате везде, куда ни глянь. Столько, что Федот, единожды увидев это, несколько раз потом намекал, что знает неплохого «спеца по мозгам». Наверное, в Вячеславе за это время, и правда, появилось что-то маньячное, если даже друг, знавший его столько лет, все понимающий — забеспокоился о состоянии разума Борова. Но с другой стороны, а кто остался бы в своем уме, зная, где его любимая женщина, что с ней делают?!