Черт его знает... - Элизабет Питерс

–Что-о? – изумилась Элли. – С тем самым? Убийцей Линкольна?

– Об этом тебе Тед не рассказал? – Дональд ухмыльнулся. – Это же самая пикантная из местных исторических сплетен. И самая беспочвенная. Ходили, понимаешь ли, слухи, будто кто-то из Великой Шестерки участвовал в заговоре. Бут, как известно, был не единственным заговорщиком. Уже после того как его самого убили, несколько человек отправились на виселицу.

– В том числе и та несчастная... – печально добавил доктор. – А ее вину так и не доказали... Дональд, ты что-то сегодня в скверном настроении. Давай лучше сменим тему.

– Рано, папуля! – Дональд подмигнул Элли. – Самое время, радость моя. Расскажи-ка моему родителю обо всем, что с тобой произошло.

Утром, когда Дональд предложил посоветоваться с его отцом, Элли эта идея не слишком вдохновила, но сейчас она не колебалась ни секунды.

Доктор, как в душе и надеялась Элли, оказался великолепным слушателем, внимательным и серьезным. Ни намека на насмешку или недоверие не возникло на его лице, пока девушка рассказывала о событиях двух последних ночей.

– Оставайся на ночь у нас, – сказал он, как только Элли умолкла. – Дональд отвезет тебя, соберешь вещи и вместе вернетесь.

Его предложение ошарашило Элли. Она рассчитывала на понимание и совет, но чтобы такая тревога!

– Но, сэр! Я вовсе не боюсь! Неужели вы думаете...

Продолжение застряло в горле, но доктор понял ее без слов.

– Нет-нет, разумеется, я не верю, что это привидения. Потому и беспокоюсь.

– Тогда зачем? Зачем кому-то понадобилось меня пугать?

– Не знаю. Знал бы – не так волновался.

– Да ладно тебе, папуля, – небрежно махнул рукой Дональд, – не преувеличивай. Что такого может с Элли случиться? В дом никто не заберется, там же полно собак. И вообще, откуда такая категоричность?

Расправившись с запеканкой, перешли к кофе. Доктор запустил пальцы в седую шевелюру и взлохматил волосы так, что они стали дыбом.

– Тоже мне демагог нашелся. Прекрати свои штучки, бесстыжее дитя! Я в жизни не говорил...

– Не бесстыжее, а «неблагодарное дитя», – вставил Дональд. Ореховые глаза сверкнули почти изумрудным светом. – Цитаты любят точность, папуля. Итак, предположим... чтобы хоть было о чем поспорить... Предположим, что мы имеем дело с загробным миром.

– Что за идиотская...

– Я говорю – предположим! В этом случае никакой опасности для Элли нет; ни одному из местных привидений нет резона ее пугать. Она же не здешняя, верно? Вывод: если привидения настоящие, то Элли в безопасности. Если привидения фальшивые, она опять же в безопасности, поскольку никто не может проникнуть в дом.

Доктор затряс головой, но его опередила Элли:

– Минуточку. Я полностью согласна с твоими выводами, Дональд, но ты уходишь от темы. Мне не страшно, но ужасно любопытно узнать, что за всем этим стоит. Тот, первый... м-м... призрак... Ну тот, что был как две капли воды похож на тебя...

Элли замолчала в нерешительности. Последняя фраза, хоть она этого и не хотела, прозвучала как обвинение. Едва познакомившись с необычным садовником, Элли присвоила ему первый номер в своем мысленном списке возможных фокусников, но обвинять Дональда в присутствии отца не собиралась.

Как бы там ни было, но доктор уловил ее мысль с лету. Вскинулся в кресле и изумленно уставился на сына:

– Дональд! Ты же не...

– Нет-нет, папуля. – Дональд уверенно встретил его взгляд.

– Извини. – Доктор облегченно вздохнул. – Я тебе верю.

– Я не то хотела сказать! – воскликнула Элли. – Просто... может, Дональд очень похож на кого-нибудь из своих предков? Видите ли, сэр, сходство было потрясающим. Черты лица – один к одному, вплоть до шрама на подбородке.

– Это не шрам, это родимое пятно, – пробормотал доктор. – Не слишком уродливое, так что мы решили его не трогать.

– И все-таки... – настаивала Элли. – Не осталось ли у вас каких-нибудь фамильных портретов? Может, лет сто назад здесь жил какой-нибудь сквайр Моррисон, точная копия вашего сына?

– Такое случается, – с серьезной миной заявил Дональд. – Гены, чтоб вы знали, – страшная вещь! Папуля, помнишь, у дядюшки Рудольфа тоже было...

– С портретами сложно, – сказал доктор. – Моррисоны принадлежали к кальвинистской церкви и свято блюли обычаи. Отвергали прижизненные изображения и даже портреты на могильных плитах не одобряли. Но одну небольшую скульптуру мне хотелось бы тебе показать, Элли.

Дональд дернулся было недовольно, но, встретившись взглядом с отцом, кивнул. И даже улыбнулся.

– Действуй, папуля. А я пока организую коньяк, идет?

Казалось бы, вполне невинный предлог, чтобы не идти вместе с ними, но Элли сразу поняла, кого сейчас увидит. И потому не удивилась, когда доктор провел ее в симпатичную маленькую гостиную, где она еще не была, и остановился у резной этажерки.

Скульптурная женская головка на высоком пьедестале, задрапированном сочного цвета атласом, дышала тихим покоем и очарованием. Элли не узнала материал, из которого была сделана скульптура. Более мягкого оттенка, чем бронза, бледно-золотистая поверхность придавала смеющемуся женскому лицу теплоту и нежность и как нельзя лучше повторяла естественный цвет волос, стянутых в тугой пучок над изящной, длинной шеей. Женщину нельзя было назвать красивой, но скульптор уловил живость и искренность характера, доверчивый и чуть смешливый взгляд...

– Хороша, – тихонько сказала Элли. – Очень хороша.

– Тед подарил. Полгода назад. Как-то прихожу домой, а скульптура уже здесь... Он по памяти работал... ну и еще пара снимков осталась... Экспериментировал с разными материалами, пока вот этот не нашел. Бронза, как он сказал, тяжеловата, а мрамор слишком холодный... Тед кого угодно может вывести из себя, я знаю, но не позволю сказать о нем ни единого плохого слова. – Доктор заговорил громче, спокойнее: – Вот, Элли, видишь – Дональд пошел в мать. Разумеется, я не согласен с его безумной теорией...

– Я тоже. И если честно, мне кажется, что волноваться-то не о чем. Меня мучит любопытство, и только.

Дональд тем временем успел накрыть журнальный столик и приготовить напитки. От коньяка Элли отказалась, а вторая чашка кофе пришлась очень кстати. За болтовней о том о сем пролетел еще час. Несмотря на всю свою показную храбрость, возвращаться домой Элли ох как не хотелось... Но доктор то и дело безуспешно пытался подавить зевоту, так что пришлось прощаться.

– Ты точно не хочешь остаться, детка?

– Точно-точно. Телефон у меня в спальне под рукой. Случись что – сразу же позвоню.

– Обещаешь? Дональд тебя проводит. И не думай даже! Я настаиваю. Пусть обойдет дом, все как следует проверит.

Ночь была теплой и липковато-душной; летние звезды едва мерцали сквозь висящее над землей марево. Скорчившись на сиденье, Дональд дремал весь обратный путь. Он не произнес ни слова до тех пор, пока Элли не затормозила у дома тетушки Кейт.

– Вот это я понимаю – иллюминация! – мгновенно проснувшись, съязвил он. – Хоть одна лампочка осталась не включенной? Как не стыдно, радость моя, а еще говорила, что ничего не боишься!

– Я пожалуюсь доктору, что ты не принимаешь всерьез нависшую надо мной опасность, – ледяным тоном пообещала Элли.

Дональд тут же пошел на попятную, уткнулся лицом в ладони и в отчаянии замотал головой:

– Не-ет, только не это! Не будь жестокой, радость моя! Чтобы такое милое, прелестное создание – и наябедничало на меня старику отцу! Нет, нет и еще раз нет!

– Бездарность! – скорчила гримасу Элли.

– Ошибаешься! Перед тобой – звезда Общества актеров-любителей Южного Бертона! – Дональд горделиво расправил плечи и вскинул голову.

– Бурные аплодисменты. А интересно, как ты намерен добираться домой, когда доиграешь свою героическую роль до конца?

– Опять ошибочка вышла. Я специализируюсь на злодеях. Пришлось, правда, потрудиться, чтобы заполучить роль Ричарда III. Уж слишком я красив, вот в чем беда... Интересуешься, как я доберусь до дома? Лесом, ясное дело, лесом, радость моя. Тут всего-то полмили, не больше.

– Скатертью дорожка, – злорадно отозвалась Элли.

Она ни за что не призналась бы вслух, но вернуться в дом без Дональда ей было бы жутковато. А ведь дом не был ни зловеще пустым, ни угрожающе безмолвным; едва входная дверь открылась, как на Элли и Дональда накатила пушистая волна. Четвероногая орава всех мастей лаяла, мяукала – короче, жаловалась. Дональд одним ловким, натренированным движением вытянул ногу и подцепил рыжего Амвросия, явно нацелившегося юркнуть во двор.

– Этот номер у тебя больше не пройдет, дубина ты стоеросовая. Сколько можно повторять!

Здоровенный котяра демонстративно уселся к нему спиной; с тыла громадный енотовый кот смахивал на пушистый коврик неправдоподобно дикой расцветки.