Евангелие – атеисту - Борис Григорьевич Ягупьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И Он оставил меня одного, а я бессмысленно ползал в пыли на четвереньках и плакал, но не о деньгах…»
Сколько длилось молчание? Не могу понять! Из руки спящего выскользнул на кошму крестик. Я с трепетом поднял его. Был он из сухого дерева, хорошо отполирован прикосновениями рук. Было непонятно, как скреплены перекладины, казалось, что так он рос. Положил я его на кошму. Матфи зашептал:
«Он любил их делать, всем раздавал, кто хотел. Давал и приговаривал: «Неси крест свой». Крест он использовал и в работе своей плотницкой. Все, что делал было красиво. Семья Иосифа жила в достатке, но Он и копал и строил сам, ходил за живностью, лечил… Кто тогда думал об этих крестиках? Потом, уже после неисправимого крест стал символом духовным, Святой Крест…Куда там Звезде Давидовой! Ужас…ужас…ужас! — Застонал Матфи, заскрепел стёртыми зубами, стал молитвенно раскачиваться…»
Тут Хранитель «отключил» меня. Я попал в какую-то воронку стремительного движения, но не полета.
Я оказался в другой реальности, почувствовал песчинки на зубах, ощутил смесь запахов пота, мочи, услышал гул голосов и гудение мух, увидел пеших и конных, верблюдов, ишаков с грузами, снующих чумазых детей. На одном ребенке взгляд остановился. Был он светлокожим, но не белокожим, золотоволосым и держал за хвост ослицу. Она тащила его, а он хохотал. Тут я услышал голос Хранителя:
«Слушай, раб, я за твой разговор с Матфеем получил выговор от Господина. Обещаний ты давать не должен был. Больше не давай! Все».
Глава 7. Расставание
Снова мы стоим у ствола поверженной березы: Господин, приветливо улыбающийся, Хранитель, холодно-отрешенный и я. Вижу себя, сладко спящего полулёжа.
«Проснись, Борух! — ласково говорит Господин — Восстань!»
Лежащий недоуменно открывает глаза, медленно и неловко встает, топчется, впрочем, это я топчусь, глядя на Господина.
«Уснул я, прости, не хотел…»
«У тебя возникли вопросы?»
«Думал я, что Ты дашь мне знание…
«О самочувствии не спрашиваю, вижу — Хранитель спокоен, значит, всё в порядке. Какие — то неясности возникли? Вопросы»? — Всё это было сказано скороговоркой…
«Не понимаю, Господин, странно мы как-то говорим…не таких я от Тебя слов и интонаций ожидал, прости…»
Он рассмеялся громко и заразительно:
«Ты думал, раб, говорить я буду притчами на арамейском или старославянском наречии? Зачем? Нет, Борух, усложнять не будем».
«Думал я, Господин, что Ты дашь мне знание…»
«Сам потрудись, уразумей!»
Вблизи уже было слышно присутствие людей. Краем поля мимо нас шла молодая мама, катящая открытую коляску. Ребенок рассмеялся, пуская пузыри. А еще было слышно, как ломится нетрезвая компания. Мужчины сквернословили, топали сапожищами, ломали ветки. Подумал я: «Привяжутся сейчас, Жалко-то их как, Господи!»
Хранитель исчез и с той стороны, где был шум-гам, сперва все стихло, а затем послышался шум панического бегства через чащу. Куда добегут-то, до Апрелевки?
Хранитель еще «оберегал покой», когда Господин шёпотом сказал:
«Не утаивай, что многомудрый Матфи у ног моих сообщить тебе хотел, что чертил на земле?»
«Уважаемый Матфи рисовал карту Аравийского полуострова, сторону у Красного моря, примерно у Африканского рога провел тонкую линию вглубь земель. В мозгу моем тогда появилось: «Земли царицы Савской». Там города теперь…»
«Не называй!»
«Так вот, в месте, которое возможно найти, поставил он крестик..»
«Далее?»
«Это все, Господин. Не знаю откуда мне это ведомо, Матфи не говорил об этом, но в том месте он скрыл Твои вещи, крест, Тобой сделанный и ему данный, свитки с письменами, три металлические пластинки, ценности которых он не знал. Он пробовал их даже языком, но не на зуб! И что-то вроде надувных глобусов: первый — с изображениями карты того мира, А второй — с возможной картой мира грядущего, над которым творцы работают».
«Это все?»
«Все. Больше он ничего мне не говорил».
«Лукавишь! Хранитель, сделай мысли раба прямыми, как ты это умеешь!
Тут я дернулся всем телом, но не от боли».
«Он, раб, сокровища свои через тебя, частично тебе в уплату, завещал…Опаснее его задания и не придумаешь! Хранитель, обереги!!
«Да, Господин мой, оберегу!»
«Подумать только! У ног моих — взятка! Положим, назовешь ты кому-нибудь это место, купят эти земли или возьмут в аренду, выроют клад. Ни с чем не сравнимое будет богатство!
Вот только, чем больше богатство, тем сильнее давит… Так ты притчу хотел, раб? Слушай притчу. Пойдёшь ты сейчас в свой «мир», в гнилую свою империю. Она рушится уже, обломки летят на головы, земля разверзается под ногами, а вы не видите, не слышите…
И пошло это крушение, как водится у вас, смертных, с предательства. Вожди ваши, великие князья, да, князья, только под иными титулами, устали жить по «уставу» и продали свою бессловесную рать в полтора десятка миллионов тружеников, да ещё столько же единомышленников в иных народах, и озаботились обогащением, и личной волею в безнаказанности и безотчетности. Как же — столько лет и Всевышнего в небо над страною не пускали, храмы порастоптали, осквернили, народы ослепили… Кто накажет их? И вот, среди обломков империи рабочий Федул трудился над новейшим оружием. Был Федул тот «допущен к телу», в свободное время в квартире академика ремонт делал. Насмотревшись на барскую жизнь, Федул решил вдруг, что он ничем не хуже. Решил он прикупить импортных шмоток в комиссионке, отмыть руки и купить книги, как у академика, чтобы жить как тот. Не знал Федул, что жизнь академика тоже полна труда почти каторжного, и не перепрыгнуть через десятилетия этого труда. Вот и вся притча».
Хранитель исчез, Господин глядел сурово и грустно:
«Чем еще тебя купить хотел Матфи?»
«Внушал он мне, — отрешенно и растоптанно шелестел мой голос, — что могу я извлечь выгоду из «СИМВОЛА», который мне дан, что можно наладить массовое производство дешевых поделок, сувенирчиков, «авторское право» оформить. Но клянусь, что не помню ни о каком символе».
«Вижу, не помнишь, но вспомнить обязываю! Не сейчас, когда «созреешь», когда похоронишь тех близких, которых так щемяще любишь… Оставим это.»
«Ты оставляешь мне жизнь, Господин, и душа моя?»
«Все, как было и не так как было, но не надо лишних вопросов, Борух. Не дано тебе проповедовать и пророчествовать, но есть дар у тебя — слушать и видеть. Пользуйся этим даром. Говори мало, подбирай слова, чтобы мысль излагалась правильно. Вспоминай, не торопясь, что познал, записывай. Записывай даже то, что покажется тебе не имеющим смысла, бредом… Разберешься по воле Всевышнего! Хранитель с тобой еще годы будет. Молиться Богу научись, привыкни ежедневно
