Психиатрические эскизы из истории. Том 1 - Павел Ковалевский

Тогда Иоанн придумал новое средство – за подозреваемых лиц отбирать денежное поручительство от их близких, причем самые суммы поручительства для того времени были довольно значительных размеров.

Видя вокруг себя всюду явных и тайных врагов, страдая вполне сформированным бредом преследования, Иоанн обратил свое милостивое внимание на близких своих родных. «Для Иоанна враг, и опасный враг, существовал в его воображении, – и он всюду видел небывалые заговоры и умыслы против него», – говорит Аксаков.

По простому доносу своего слуги, обвинен был в дурных замыслах двоюродный брат Иоанна Владимир Андреевич и его мать Ефросинья. Только заступничество митрополита Макария на этот раз спасло князя.

Из предосторожности отобрал Иоанн у него бояр, детей боярских, дьяков и стольников и назначил на их места своих. Княгиня Ефросинья приняла монашеский чин, поселившись в Воскресенском монастыре. К ней для «сбережения» приставлены были два государевых чиновника. Чрез некоторое время царь отобрал у Владимира Андреевича некоторые его волости и взамен этого назначил ему свои. Скоро умер брат царя Юрий. Его жена также поступила в монастырь и постриглась под именем Александры.

При таком широком избиении бояр больным царем на Руси, однако, нашлись еще люди с воинскими доблестями. Тринадцатилетнее управление государством Сильвестра и Адашева создало людей и военных и гражданских, уничтожить которых было не так легко.

Несмотря на разгул и разнузданность при дворе, несмотря на смуты и беспорядочность внутри государства, военные дела России продолжали быть блестящими. Ливонский орден кончал свое существование. Крым очень побаивался России. Швеция вынуждена была делать уступки России. Польша понесла значительный урон. Боевые люди не перевелись еще на Руси и войско еще не было расстроено.

Но и в войне Иоанн проявил себя бессмысленно жестоким. Так, взят был Полоцк. Отпустив поляков из города с миром, он приказал перетопить в Двине всех евреев с их семьями и перебил всех бернардинских монахов.

Вообще Иоанн имел против евреев зубок…

Расслабленный развратом, пьянством и бессонными ночами, истощенный содомией, имея вокруг себя бегство воевод и бояр, натравляемый и напугиваемый окружающими, устрашенный нашествием поляков и крымцев, – Иоанн проявил ярко выраженную душевную болезнь. У него развился бред преследования в полном смысле слова. Все вельможи казались ему тайными злодеями, единомышленниками Курбского. В печальных их взорах он усматривал предательство, – в их молчании он слышал укоризны и угрозы. Царь жаждал доносов. Царь требовал доносов. И самые бесстыдные клеветники не удовлетворяли его хотений, ибо образы его больного состояния неизмеримо превышали все эти доносы. Ему нужны были новые жертвы. Ему нужна была кровь рекою и убийства повальные…

С этой поры начинаются деяния человека, не предрасположенного только к заболеванию, а уже формально душевнобольного. Его действиями руководят уже не одни только жизненные обстоятельства, но и плоды его больного воображения и больной фантазии.

Иоанн задумывает новое дело, поразившее всех своею необычайностью и выдавшее с руками и ногами не только бояр и вельмож, но и все государство.

В 1564 году разнесся слух, что Иоанн уезжает, а куда – неизвестно. Приказано было собирать из городов в Москву с женами и детьми дворян, детей боярских и приказных людей, по именному, однако, указанию. Когда собран был такой сбор, Иоанн явился туда и объявил следующее:

Ведано ему стало, что многие в государстве не терпят его и не желают, чтобы царствовал он и его наследники. Существуют лица, которые злоумышляют на его жизнь. Того ради он намерен отказаться от престола, а власть передать всей земле. Говорят, что с этими словами Иоанн сложил свою корону, жезл и царскую одежду (Костомаров).

На другой день со всех церквей и монастырей привозили Иоанну образа. Иоанн кланялся пред ними, прикладывался и принимал от духовных лиц благословение. Засим несколько дней и ночей Иоанн разъезжал по церквам и монастырям, продолжая свое прощанье.

3 декабря в Кремль переехало множество саней. Из дворца выносили и укладывали все драгоценные вещи. Всем прибывшим из городов Дворянам и детям боярским приказано было снаряжаться в путь царем. Отобрано было несколько человек из бояр и дворян московских. В Успенском соборе была отслужена обедня, после которой царь принял благословение от митрополита, допустил бояр и прочих присутствующих к целованию руки, засим сел в сани с царицей и детьми и уехал. Приближенные царя и вооруженные избранные люди последовали за ним.

Москва осталась без владыки и царство без царя. Все были поражены и никто не знал, что придумать и как все это объяснить. Можно было предугадать, что добром дело не кончится. Невольно все живущее пожалело, что оно народилось на свет, ибо каждый не был уверен, что дни его не сочтены.

Царь направился в Александровскую слободу и четыре недели ничего не было известно, что он намерен предпринять.

3 января чиновник Константин Поливанов привез от царя грамоту ко дворянам и боярам.

Царь прежде всего, по обычаю, описывает все мятежи, неустройство и беззакония времен боярского управления, – хищение вельможами и приказными казны, земель и поместий государевых, – радение со стороны бояр только о себе и собственном богатстве, а не об отечестве… Вместе с сим царь добавляет, что дух этот не изменился и теперь. Бояре не перестают злодействовать и теперь. Воеводы не хотят быть защитниками христиан, бегут со службы, помогают хану, литве и немцам разорять Россию, – если же государь, побуждаемый правосудием, объявит гнев свой праведный на сих недостойных бояр и служащих, то является на сцену митрополит и духовенство, которые заступаются за них, грубят царю и противодействуют. «А посему, – пишет царь, – не хотя терпеть ваших измен, мы, от великой жалости сердца, оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь».

Итак, царь отказывается от престола и даже оставляет государство. Так, по крайней мере, явствует из грамоты к духовенству и боярам.

Вслед за сим получена была новая грамота – к купцам, гостям и мещанам… Однако не такой вывод следует из этой второй грамоты. В этой грамоте царь чернил перед толпою народа весь служилый класс и даже духовенство и тем самым выдавал народу на суд и бояр и духовенство. Царь уверял народ в своей милости, что опала и гнев его не касаются.

Царь делит царство на ся. Меньшинство он выдает головою большинству и вооружает одни классы против других…

Война с соседями, внутреннее замешательство, отсутствие руководящей власти, опасение междоусобицы, восстановление народа на людей служилых, – все это невольно потрясло всех до глубины души.

Народ весь возопил.

«Государь оставил нас! Мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменниками? Как могут быть овцы без пастыря?»

Духовенство и бояре, не видя для себя никакого исхода и каждый в отдельности памятуя, что, быть может, мимо идет его чаша общая, присоединились к народу, прося митрополита отправиться к царю с молением:

«Пусть царь казнит лиходеев. В животе и смерти его воля, – но царство да не останется без главы! Он наш владыка, Богом данный, иного не ведаем. Мы все с своими головами едем с тобою бить челом государю и плакаться».

А народ кричал:

«Пусть царь укажет нам своих изменников, – мы сами истребим их!»

К царю послали посольство. Поехали: архиереи, архимандриты, вельможи, князья, бояре, окольничие, дворяне, приказные люди, гости, купцы и мещане – бить челом государю и плакаться.

Царь добился того, что вся земля русская выдавала ему не только князей и бояр, не только всю самую себя, – но и предлагала своими руками уничтожить всех его нелюбимцев. Последнее было, впрочем, напрасно, ибо царю немалое удовольствие доставляло собственноручное истязание своих верноподданных.

Несмотря на то что посольство было более чем почетное, его, однако, не сразу пустили к царю. В Слотине епископы остановились и просили разрешения у царя предстать пред его ясные очи. Царь позволил, и святители, в сопровождении приставов, прибыли в Александровскую слободу.

Передав царю благословение митрополита, епископы слезно молили его снять опалу с духовенства, дворян и приказных людей, – не оставлять государства, – царствовать и действовать как ему угодно. Молили епископы царя и о том, дабы он дозволил предстать и боярам пред его ясные очи.

Царь снизошел и к боярам. Явились и бояре и, разумеется, вели ту же речь.

На речи, подумав, царь отвечал:

– С давних времен и даже до настоящих лет, русские люди были мятежны нашим предкам, начиная от славной памяти Владимира Мономаха, пролили много крови нашей, хотели истребить достославный благословенный род наш. По кончине блаженной памяти родителя нашего, готовили такую участь и мне, вашему законному наследнику, желая поставить себе иного государя, и до сих пор я вижу измену своими глазами. Не только с польским королем, но и с турками и с крымским ханом входят в соумышление, чтобы нас погубить и истребить. Извели нашу кроткую и благочестивую супругу, Анастасию Романовну, – и если бы Бог нас не охранил, открывая их замыслы, то извели бы они и нас с нашими детьми. Того ради, избегая зла, мы поневоле должны были удалиться из Москвы, выбрав себе иное жилище и опричных советников и людей…