Ты против меня (You Against Me) - Дженни Даунхэм

Обратно шли молча. Без колготок туфли были ей велики и громко хлюпали, когда она ступала по тропинке. Мокрое белье липло к коже и натирало бедра и подмышки. Она провезла рубашку и колготки по земле – пусть тащатся по грязи, собирая пыль, опавшие листья и прутики. Ей было все равно, ей хотелось насобирать всего на память – тайные запахи и частички с этой тропки. Тогда, придя домой, она посмотрит на свою одежду, и, может, то, что случилось в воде, не покажется ей сном.

Но там, где тропинка начинала спускаться вниз, к кладбищу, он остановился. Повернулся к ней и взглянул очень серьезно.

– Ты мне нравишься, – проговорил он.

Он сказал это так, будто ожидал, что она начнет с ним спорить. Она же в ответ лишь кивнула. Его лицо сказало ей лучше всяких слов, что то, что она сейчас услышала, для него очень важно.

– Серьезно. Что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты верила в это.

– Как-то слишком трагично звучит. . Он снова взглянул на экран телефона:

– Мне пора.

Вместе они миновали кладбище и вышли через деревянные ворота. Было еще рано, уроки в школе еще не закончились, и улицы пустовали. А он, очутившись на улице, кажется, занервничал. Неужели не хочет, чтобы их видели вместе? Может, она такая уродина, что правда не хочет. Или у него есть подружка и тот телефонный разговор был вовсе не с сестрой.

– Ну, давай прощаться, – проговорил он.

Ей тоже нужно было на главную улицу, поэтому, хотел он того или нет, до перекрестка пришлось идти вместе. Он шагал чуть впереди, опустив голову и сунув руки в карманы.

Когда подъехала машина Джеко, он даже не заметил.

– Тебе какой-то парень машет, – сказала Элли. – Друг твой?

Машина остановилась рядом, открылось окно, и водитель высунулся наружу.

– Эй, привет, – прокричал он. – Садись!

Майки сел в машину, а Элли осталась неловко стоять на тротуаре. Она не знала, что делать дальше. Может, он сейчас спросит, не надо ли ее подвезти? И если так, соглашаться или нет? Или придумать какую-нибудь крутую отговорку -мол, у нее дела – и уйти?

Его приятель улыбнулся и проговорил:

– Извини, что выкрал его у тебя.

Он сказал это так, будто они были парой и у нее имелись на него какие-то права. Она улыбнулась:

– Ничего.

Оба они смотрели на нее, но она снова стала невидимкой. Они видели лишь фасад – одежду, дурацкие туфли. А глаза ее нового друга словно подернулись дымкой; он стал совсем не таким, как был там, на реке.

– Что ж, – сказала она, – еще увидимся.

Он кивнул, едва глядя в ее сторону, и машина тронулась.

Четырнадцать

Майки сидел на краю дивана, стараясь не нервничать. Уставился на ковер, потом на черные полицейские ботинки без каблуков. Скрестил пальцы и попробовал подумать о чем-нибудь другом, унестись воображением подальше.

Но женщина-коп занимала все мысли. Что, если она полезет в шкафы, начнет рыскать? Это вообще законно? Тогда все, что он наспех запихнул туда сегодня утром, вывалится ей прямо под ноги – грязные шмотки, немытая посуда, бутылки и пепельницы и пустые пакетики из-под чипсов. С тех пор как Карин перестала заниматься хозяйством, все понемногу вышло из-под контроля. Что, если эта тетка поднимется наверх и обнаружит мать, мучающуюся от сильнейшего за весь год похмелья? Копы везде находят за что зацепиться, верно? Они как ищейки.

– Что ж, – проговорила женщина, – жаль, что Карин не хочет к нам спуститься.

– Да. Она плохо себя чувствует.

Майки поднял голову и встретился с ней взглядом. Почувствовал, что краснеет, и понял, что она заметила. Она посмотрела на часы:

– Когда же ваша мама придет? Может, позвонишь ей еще раз?

Надо было лучше подумать, прежде чем врать, что мать в магазин выскочила. Наворотить какую-нибудь историю о больном родственнике, который далеко живет. В Ирландии, например, – вообще беспроигрышный вариант. Целый день в дороге.

– Может, если она и на этот раз не ответит, оставишь сообщение и попросишь ее перезвонить?

Он уже успел возненавидеть голосовую почту на телефоне матери. За последние дни он общался с ней тысячу раз, и каждый раз голос на том конце был безразличным и звучал так, будто ему абсолютно все равно. А когда вчера вечером мать все-таки появилась, он все ей высказал – как его бесит, когда он остается за главного и не имеет даже понятия, куда она запропастилась и все ли с ней в порядке. Мать заплакала. Начала извиняться. Короче, ничего нового.

– Эй, мам, это я. Тут пришла женщина из полиции по делу Карин, хочет поговорить с нами, забыла? Мы сидим и ждем тебя, может, поторопишься? – Он повесил трубку и выдавил из себя улыбку: – Можете со мной поговорить. Если она не вернется до вашего ухода. А я потом ей все передам.

Женщина кивнула:

– Я бы кое-что хотела обсудить и с тобой, Майки, но надеялась все-таки увидеть маму… и Карин тоже. Хочу объяснить вам всем, почему посчитала нужным привлечь социальную службу.

– Вы до смерти Холли напугали, когда явились на прошлой неделе.

– Да, она открыла дверь и, кажется, очень расстроилась. Извини. Но у нас была договоренность, и твоя мать знала. Она разве тебя не предупреждала?

Нет, черт возьми, ни слова не сказала – и он поверить не мог, что она скрыла от него такое. Может, поэтому и сорвалась тогда? Кого угодно испугает коп, настучавший в соцслужбу.

– Я работаю с Карин уже достаточно давно, Майки, и, как ты, наверное, знаешь, она часто отказывается со мной разговаривать. К полиции она относится подозрительно и не разрешает передать ее контакты другим службам, к примеру психологу или в кризисный центр для жертв изнасилования. – Услышав это слово, Майки вздрогнул. Как он его ненавидел. – За те недели, что мы с ней общались, я пришла к выводу, что, возможно, в вашей семье существуют более глубокие проблемы и именно они мешают ей преодолеть кризис.

– Какие такие проблемы?

– Сложный вопрос, Майки, но позволь привести пример. Я заметила, что ваша мама днем часто спит – значит, Карин много времени проводит одна. Также она заботится о младшей сестре и чувствует себя ответственной за выполнение различных домашних обязанностей – готовка, уборка, – а ведь ей сейчас это совершенно ни к чему.

– Она всегда этим занималась. Ей нравится.

– Возможно, но именно сейчас она в безвыходном положении. Вот я и подключила социальную службу, чтобы ее работники помогли мне составить более корректное представление о вашей семье.

– Вот вы сами сейчас сказали, что Карин относится к вам подозрительно, и сами сделали хуже. Думаете, если начать шпионить за нашей семьей, она проникнется к вам доверием?

– Этой мой долг – сообщать обо всем, что внушает беспокойство, Майки, а если честно, в вашей семье меня многое беспокоит.

– Например, то, что матери захотелось вздремнуть посреди дня?

– Не только. Холли, например.

– Холли? А с ней-то что не так? У нее все в порядке.

– Она часто прогуливает школу, Майки, а когда я позвонила ее учительнице, та сказала, что если Холли и приходит, то обычно опаздывает, да и после школы ее тоже забирают с опозданием. И вот уже несколько недель, как она ходит на занятия без учебников и физкультурной формы.

– Вы сюда пришли, чтобы общаться с Карин. Какая вам разница, забыла Холли физкультурную форму или нет?

– Да, я здесь ради Карин, но обязана рассмотреть ее ситуацию в контексте всего случившегося. Восьмилетняя девочка, прогуливающая уроки, – повод для тревоги, Майки.

Другими словами, ей нравится разнюхивать, вот что она имела в виду. Ну почему Карин не может держать эту бабу на коротком поводке, быть с ней любезной, уболтать, отвлечь от всего остального?

– Холли сегодня в школе?

Ну вот, начался допрос. Он попытался сосредоточиться.

– Да, я сам ее отвел.

– Прекрасно. Обычно ты ее водишь?

– Раньше водила Карин, теперь мы с мамой по очереди.

Может, если он пообещает отводить Холли в школу вовремя каждый день, соцслужбы перестанут следовать за ними по пятам? Ему было невыносимо присутствие этой женщины здесь, как бельмо на глазу. Если бы ему удалось переманить ее на свою сторону, убедить, что у него все прекрасно получается, может, она бы ушла и забрала с собой своих любопытных прихвостней?

– Значит, мама попозже пойдет забирать Холли из школы, да?

– Да. – Он сделал глубокий вдох. – Может, хотите чаю?

Она улыбнулась:

– Было бы здорово, спасибо. С молоком и без сахара, если можно.

Какое счастье, ведь сахара-то у них в помине нет. Он пошел на кухню, поставил чайник и встряхнул пакет с молоком – его как раз было на донышке. Он понюхал. Не совсем свежее, но и не прокисло еще. Сойдет.

Пока вода закипала, он наблюдал за ней. Она разглядывала открытки и журналы, которые Карин прислали подружки, занавески и телевизор, просмотрела диски – нет ли порнографии?

Чай заварился как надо – нужного цвета, и молоко не свернулось противными комочками, как бывает. Он принес чашку в гостиную и поставил на столик, потом сел напротив.