Исчезновение принца. Комната № 13 - Гилберт Честертон

Он исчез в фермерском доме, а девушка на несколько секунд задержалась у калитки, глядя на дорогу, на которой показались двое запыхавшихся, обливающихся потом полицейских. Хоть девушка и была рассержена, в ответ на их вопросы она не проронила ни слова, и уже через четверть часа офицеры, обыскав дом, приступили к осмотру огорода и поля за ним. Настроение ее было таково, что она вполне могла даже поддаться искушению и выдать беглеца, если бы не одна сложность – ей не больше полицейских было известно, куда он мог спрятаться. Огород окружал низенький заборчик, а поле желтой заплаткой наискось прорезало склон большого зеленого холма, на котором его просто невозможно было бы не заметить, пусть даже в виде далекой точки. На этом фермерском дворе все прочно стояло на своих привычных местах: яблоня была слишком маленькой, чтобы скрыть или выдержать вес человека; единственный сарай был открыт, и в него явно никто не заходил; тишина стояла полная, лишь мерно гудели летние мухи да перелетала с места на место какая-то пичужка, как видно, редкая гостья в этих местах, раз ее все еще могло удивить выставленное на поле пугало. Тени почти нигде не было, за исключением нескольких голубоватых полос, отбрасываемых деревом. Каждая мелочь словно отдельно освещалась ярким солнцем, как будто специально для того, чтобы ее можно было получше рассмотреть. Позже девушка описывала эту картину, с присущим ее народу выразительным реализмом, и независимо от того, обладали или нет полицейские таким же тонким пониманием красоты, они, по крайней мере, были прекрасно знакомы с фактами этого дела и потому вскоре вынуждены были прекратить погоню и покинуть ферму. Но Бриджит Ройс осталась. Она, точно окаменев от изумления, взирала на залитый солнцем двор, в котором только что исчез бесследно, будто растворился в воздухе, как какая-нибудь сказочная фея, живой человек. Она все еще пребывала в плохом настроении, поэтому сие чудо приняло в ее мыслях враждебный и тревожный характер, как будто фея эта была злой. Яркий солнечный свет, заливавший весь двор, угнетал ее больше, чем самая кромешная тьма, но она продолжала смотреть. И тут мир сошел с ума, и она закричала: средь бела дня прямо у нее на глазах огородное пугало зашевелилось. Оно стояло к ней спиной в старой черной мятой шляпе и каких-то изорванных одеждах, и вдруг прямо в этих развевающихся на ветру лохмотьях чучело снялось с места и пошло через поле.

Она не стала анализировать эту смелую уловку, благодаря которой беглец сумел обратить себе на пользу то воздействие, которое исподволь оказывает на зрителя ожидаемое и очевидное. Девушка все еще была во власти более личных переживаний, поэтому больше всего ей запомнилось то, что пугало даже не обернулось, чтобы посмотреть на ферму. И судьбе, которая столь неблагосклонно отнеслась к его фантастической борьбе за свободу, было угодно распорядиться так, чтобы следующее приключение принца, хоть и увенчавшееся таким же успехом в другой области, увеличило опасность в этой. Поговаривают, что, помимо множества иных приключений подобного рода, спустя несколько дней другая девушка, звали ее Мэри Крэган, обнаружила его спрятавшимся на ферме, на которой она работала. Если верить рассказам, она тоже должна была испытать нешуточное потрясение, поскольку, выполняя какое-то поручение во дворе, вдруг услышала голос, доносящийся из колодца, и обнаружила, что этот сумасброд умудрился спуститься вниз по веревке на ведро, которое висело над самой водой. Правда, на этот раз ему пришлось просить женщину поднять ведро. Кое-кто утверждает, что когда об этом было рассказано Бриджит Ройс, душа оной и склонилась к предательству.

По крайней мере, такое рассказывали о нем в деревнях и на фермах, и это далеко не все. К примеру, говорят, был случай, когда он, ничуть не скрываясь, вышел в своем роскошном зеленом халате на лестницу какой-то большой гостиницы, после чего провел погнавшихся за ним полицейских через добрый десяток дорогих апартаментов, пока наконец не оказался в своем номере, где через спальню выскочил на балкон, который нависал над рекой. И едва преследователи ступили на этот балкон, он под ними проломился, и они беспорядочной гурьбой полетели в бурные воды, в то время как сам Майкл, сбросив с себя халат и нырнув, смог спокойно уплыть. Молва утверждает, что он заранее искусно подпилил крепежи балкона так, чтобы они не могли выдержать такой груз, как наряд полицейских. Однако и на этот раз сиюминутное везение имело для него недобрые последствия, поскольку говорили, что один из упавших в воду офицеров утонул, оставив семью, которая воспылала ненавистью к принцу, что не лучшим образом сказалось на его славе.

Об этих историях здесь говорится не потому, что это самые захватывающие из его бесчисленных приключений, а потому лишь, что только их не скрыла завесой молчания преданность местных крестьян. Лишь о них было доложено в официальных отчетах, чтением и обсуждением которых и были заняты трое главных местных чиновников в ту минуту, когда началась самая замечательная часть этой истории.

Была глубокая ночь. В расположившемся недалеко от берега коттедже, временно превращенном в полицейский участок, горел свет. С одной стороны от него стояли последние дома широко раскинувшейся деревни, а с другой не было ничего, кроме обширных поросших вереском равнин, тянущихся до самого моря, линия которых нарушалась лишь одинокой башней доисторической конструкции, одной из тех, что еще можно сыскать в глухих уголках Ирландии. Она была тонка, как колонна, но имела заостренный, как пирамида, верх. За деревянным столом у окна, выходящего на этот пейзаж, сидели двое мужчин. Они были в штатском платье, но держались с военной выправкой, поскольку являлись они начальниками местной сыскной полиции. Старший из них, и годами, и по званию, был крепким мужчиной с короткой седой бородкой и белыми, как снег, бровями, сведенными к переносице скорее беспокойно, чем строго.

Звали его Мортон, и был он родом из Ливерпуля, хоть и давно уже варился в каше ирландских междоусобиц, выполняя свой долг с кислинкой на душе, но не без сочувствия. Он произнес несколько предложений, обращаясь к своему компаньону, Нолану, высокому брюнету с мертвенно-бледным лошадиным ирландским лицом, но тут, должно быть, что-то вспомнил, потому что нажал кнопку звонка, который прозвенел в соседней комнате. Вызванный подчиненный незамедлительно явился с пачкой бумаг в руке.

– Присядьте, Уилсон, – сказал он. – Это, я полагаю, материалы по делу?

– Да, – ответил третий офицер. – Думаю, все, что можно было, я из них выжал, так что людей я отпустил.

– Мэри Крэган дала показания? – спросил Мортон, хмурясь чуть сильнее обычного.

– Нет, но ее хозяина я разговорил, – ответил человек по фамилии Уилсон, обладатель прилизанных рыжих волос и широкого бледного лица со слегка заостренными чертами. – Мне показалось, он сам эту девицу обхаживает, так что у него есть повод насолить сопернику. Когда кто-то сообщает нам о чем-то правду, можно не сомневаться – им движут причины подобного рода. Наверняка и вторая девушка рассказала все, как было.

– Что ж, будем надеяться, нам это чем-то поможет, – глядя в темное окно, обронил Нолан без особой надежды в голосе.

– Сейчас важна любая мелочь, которая поможет что-то узнать о нем, – сказал Мортон.

– А мы вообще хоть что-нибудь о нем знаем? – безучастно поинтересовался ирландец.

– Мы знаем о нем только одно, – ответил Уилсон. – И это то, чего до нас не знал никто. Мы знаем, где его найти.

– Вы уверены? – строго спросил Мортон, внимательно глядя на него.

– Совершенно уверен, – ответил его подчиненный. – В данную минуту он находится вон в той башне у берега. Если подойти ближе, можно увидеть в окне горящую свечку.

Как только он произнес эти слова, с улицы донесся гудок автомобильного рожка, и через секунду они услышали, как у двери остановилась машина. Мортон тут же вскочил из-за стола.

– Слава Богу! Это машина из Дублина! – воскликнул он. – Я без специального разрешения не могу и пальцем пошевелить, даже если б он сидел на крыше этой башни и язык нам показывал. Но шеф имеет право сам принимать решения.

Он поспешил к двери и вскоре уже обменивался приветствиями с высоким благообразным мужчиной в меховой шубе, от которого скромный сельский участок будто озарился сверканием больших городов и ощутил благодать излишеств большого мира.

Ибо это был сэр Уолтер Кэри, официальное лицо, занимавшее в Дублине пост столь высокий, что лишь дело принца Майкла могло заставить его совершить подобное путешествие среди ночи.

Надо сказать, что необходимость строго придерживаться буквы закона усложняло дело принца Майкла не меньше, чем нарушение закона. В последний раз ему помогло уйти от ответственности умелое толкование некоторых законов, а не, как обычно, какая-нибудь дерзкая выходка. И сейчас встал вопрос, подлежит он вообще судебной ответственности или нет. Возможно, теперь возникла необходимость пойти на определенные натяжки, так сказать, раздвинуть границы дозволенного, и такой человек, как сэр Уолтер, вероятно, мог раздвигать их так широко, как ему вздумается.