Эмиграция, тень у огня - Дина Ильинична Рубина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новая часть Мариной эпопеи содержала совсем уже фантастические подробности: полет валькирий по ночному небу города Черновцы, и буквы Святого Писания, вспыхивающие на стене над головой секретарши жилконторы. Тут были и благородные американцы, производящие на дому операцию по обрезанию крайней плоти всем желающим, и жокеи, и скаковые лошади, и прогулочные катера, и антисемиты, антисемиты, антисемиты, и прочая, прочая, прочая…
А по заказу Общественного фонда врачей — выходцев из России я завершала редактуру сборника «Средства народной медицины». Сидела, уставившись в абзац, озаглавленный «Помощь при удушении»: «Осторожно обрежьте веревку, ремень или платок, при помощи которого несчастный удавился. Придерживая затылок, вынесите тело на свежий воздух, приложите к пяткам горчичники и поставьте несчастному клизму с солью и мылом…»
Несколько раз приходила беременная секретарша Наоми, прохаживаясь по залу, как унылая лошадь по скошенному пастбищу…
Катька откровенно слонялась без дела. Ее бескомпромиссная натура не позволяла ей бессмысленно убивать время.
— Чего ты там царапаешь? — спрашивала она меня. — Брось! Все равно завтра срок уплаты за аренду зала. Бромбардт требует отчет, Яшка отчета не представит. Бромбардт не заплатит. «Курьер» вышибет нас отсюда и будет прав. Потом ты напишешь повесть «Конец фирмы „Тим’ак“». Мы все там будем фигурировать…
Яша метался. Грузный, томный, в портупее сотрудника госбезопасности с кобурой под мышкой, он срывался среди дня и мчался выяснять отношения то в совет директоров, к тому времени окончательно распавшийся, то в какие-то другие конторы. Всплыла фигура, до сих пор сокрытая от наших взоров, — адвокат фирмы «Тим’ак» Шрага Бедакер. Он тоже требовал отчета о деятельности хевры, ибо неожиданно обнаружилось, что из оборота фирмы каким-то образом выпало триста тысяч долларов.
— Сумма немаленькая, — хладнокровно заметила на это Рита.
— Гад! — мрачно проговорила Катька. — Он подставил Яшу и смылся! — И с чисто русской обреченностью добавила: — Яшка сядет…
— А неплохо б ему посидеть, — с неожиданной мстительностью в голосе сказала Рита. — А Катька у нас баба сердобольная, будет передачи носить.
— Чего здесь носить, — возразила Катька, — в этой идиотской стране преступников кормят, как у нас шахтеров в санаториях.
К вечеру появился Христианский, осунувшийся, с воспаленными красными глазами, с торчащим носом. На Яшу было больно смотреть. По всему было видно, что душа его рвалась в рай, а ноги — в полицию.
— Апис не звонил? — спросил он.
— Откуда? — спросила я. — Из палаты лордов?
— Знали бы вы, господа… — Он не договорил, махнул рукой.
— Знаем, знаем, — с суровой прямотой сказала Катька. — Давай я чайку тебе налью. Где твоя долбаная чашка…
В этот момент явился завхоз «Ближневосточного курьера» и объявил, что опечатывает помещение. А если хевра «Тим’ак» хочет вывезти свое оборудование, то нам следует поторопиться: на все про все он готов дать два часа.
Мы заметались, как ошпаренные тараканы. Первым делом я схватила чайник Всемирного еврейского конгресса (о подсознание, о Фрейд!) и папку с рукописью Мары Друк «Соленая правда жизни».
Христианский воскликнул:
— Эвакуируйте журналы! — указывая на штабеля журналов «Дерзновение», лежащие повсюду. — Имейте в виду, это библиографическая редкость! Это раритет! Растащат!
— Кому они на фиг сдались, — сказала Катька. — Выбросить могут, это да.
Мы принялись вытаскивать в коридор пачки журналов «Дерзновение».
— Постойте! — сказала Рита. — Бред какой-то. Чем мы заняты? Надо вывозить компьютеры! Яша, что вы бегаете? Позвоните Ляле, чтоб приехала на «танке». Перевезем все в контору на Бен-Иегуду.
— И позвоните этому раздолбаю Пушману! — закричал Христианский. — Пусть приходит стулья таскать! Секретарь, конгрессмен, мать его!!!
Через полчаса приехала Ляля на «танке», прискакал ошалевший Фима Пушман, и эвакуация имущества фирмы «Тим’ак» продолжалась полным ходом.
В разгар спасательных работ явился заказчик из Меа Шеарим — толстый, бородатый, из тех, что носят талиты поверх шубы, — пейсы, закрученные штопором, просились в бутылку, — и стал требовать, чтобы Яша немедленно закончил заказанную им брошюру о значении шабата.
Яше ничего не оставалось делать, как сесть за не вынесенный еще компьютер доделывать брошюру. Толстый заказчик уселся в проходе между кабинками на стул, подлежащий выносу, и, задумчиво наматывая на указательный палец локон пейсы, стерег Яшу, чтобы тот не смылся.
— Яша, — спросила я на бегу, — куда деть Мару?
— А пошла б она к чер-р-р-тям собачьим! — прорычал Христианский.
И в эту минуту взвыла сирена воздушной тревоги — последней воздушной тревоги за эту войну.
Я надела противогаз, и схватив в обе руки пачки журналов «Дерзновение», побежала к выходу. Из-за ограниченного обзора в противогазе, я опрокинула толстого заказчика из Меа Шеарим и повалилась сверху, запутавшись в его пейсах и мягкой бороде. Он пытался стряхнуть меня с омерзением и ужасом, будто ему на спину упал с потолка тарантул.
Конгрессмен Фима Пушман бросился меня поднять, тем самым полностью затруднив ситуацию. Мы барахтались в узком проходе между кабинками, среди рассыпанных журналов «Дерзновение», сирена выла, заказчик ругался, проклиная фирму, Яшу, Еврейский конгресс, правительство Израиля и меня с моим противогазом.
И тут в зал влетел миллионер Бромбардт, красный, как все альбиносы в минуты потрясений, с розовыми глазами и расстегнутой ширинкой.
— Стоять!!! — заорал он по-английски. — Не сметь!!! Грабеж!!! Оборудование фирмы наполовину оплачено мной! Я подам в суд на ваш чертов Еврейский конгресс! — И дальше уже я плохо понимала, потому что Христианский в ответ тоже кричал что-то по-английски и тоже что-то насчет суда и адвоката.
Вывалянный в пыли заказчик из Меа Шеарим кричал, что Яша обязан закончить брошюру о значении шабата, иначе он не отдаст деньги из рук в руки, как договаривались, а будет оформлять заказ путем официального договора.
Услышав о деньгах «из рук в руки», Бромбардт совсем обезумел и завопил: «Так вот что я оплачивал столько месяцев!» — дальше все происходило как в примитивных дерганых фильмах дочаплинской эпохи.
Бромбардт, схватив подвернувшуюся ему под руку папку с трилогией Мары Друк, со всей силы огрел Христианского, орудуя трилогией как лопатой. Христианский пал на карачки, как прирезанная жертвенная корова. Слетевшая с головы его черная кипа совершила плавный круг наподобие бумеранга. Бромбардт размахнулся еще раз, но тут очнувшаяся Катька с криком «Он убьет его!!» налетела на миллионера и вырвала из рук его трилогию. Тяжело кувыркаясь, полетела по залу трилогия Мары Друк «Соленая правда жизни», роняя листы, как убитая птица — перья… Тут не мешает заметить, что к этой минуте на шум сбежалось изрядно сотрудников «Курьера», и над их небольшой толпой реяла
