Сын Войны, Дочь Хаоса - Джанетт Рэллисон

После того, как мы с Дейном говорили с ней несколько минут, мы вдвоем шли на кухню, ели и разговаривали. Мы всегда заканчивали тем, что прислонялись к стойке и целовались. Каждый раз мне казалось, что небо над нами сотрясается. Мощно. Непреодолимо. С каждым днём мне становилось всё труднее покидать его объятия.

Так много вещей в жизни внезапно обрели смысл. Вот почему люди были готовы изменить свою жизнь и жениться. Вот почему на земле жили миллиарды людей. Вот почему каждая вторая песня по радио была песней о любви. Кто мог бы бороться с таким чувством?

Мне было интересно, какие чувства испытывает ко мне Дейн. Был ли он влюблён, или однажды меня добавят в список подружек, к которым он относился не очень серьёзно? Я знала, что он хотел быть со мной и держать меня за руку, и иногда я ловила его на том, что он наблюдает за мной с такой сосредоточенностью, что моё сердце бешено колотилось, но другая его часть, казалось, сдерживалась, часть его вычисляла какое-то уравнение, о котором я не могла догадаться.

Когда я собиралась покинуть дом Дейна в среду, в комнату вошла его мать.

— Уже уходишь?

— Да, — сказал Дейн. — Спасибо за печенье.

Для человека, который был в такой хорошей форме, она пекла много печенья.

Она улыбнулась мне, поколебалась, затем сказала:

— Дейн рассказал мне о твоей маме. Мне так жаль. Если ты когда-нибудь почувствуешь, что тебе нужно с кем-то поговорить, ты можешь позвонить мне в любое время.

— Спасибо, — сказала я, чувствуя себя неловко.

Что ещё Дейн ей сказал? Казалось, она знала обо мне всё, и я вдруг забеспокоилась, что она знала, что я каждый день целуюсь с Дейном на её кухне.

Дейн взял меня за руку и повёл к двери. Пока мы шли к машине, он сказал:

— Прости за мою маму. Я думаю, она всегда хотела дочь.

— Она милая.

— Да, но, может быть, нам стоит завтра пойти куда-нибудь ещё. — Он открыл для меня дверцу машины. — Как долго твой папа будет отсутствовать после школы?

Я уже упоминала, что мой отец был занят, сидел в библиотеках и книжных магазинах, изучая рои насекомых, миграции и мутации. В последнее время его любимыми насекомыми были навозные жуки. Он занялся охотой и определением жучков в этом районе. Он также продолжал спрашивать нас с Рорком, каких жуков мы видели в последнее время, и не вёл ли кто-нибудь себя агрессивно. Папа не сказал этого прямо, но я боялась, что он добавит жуков в список врагов, которых нужно остерегаться.

Родители могут смущать своих детей многими способами. Начинать параноидальные дискуссии о злобных навозных жуках в присутствии своего парня — это первое место в таком списке. Я решила, что должна потихоньку предупреждать Дейна об увлечениях моего отца. Если бы я упомянула, что мой папа стал энтомологом-любителем, то Дейн не удивился бы, если бы папа начал рассказывать странные мелочи о насекомых, например, о том, что навозным жукам не нужно пить, потому что они получают необходимую им влагу из навоза, который они едят.

Я скользнула на пассажирское сиденье.

— Мой папа должен отсутствовать до ужина.

Дейн наклонился над дверью, его голубые глаза озорно блеснули.

— Тогда было бы идеально поехать к тебе домой завтра.

Я колебалась. Одно дело было прокрасться в дом Дейна так, чтобы мой отец не узнал. Это было совершенно по-другому, чем в нашем доме. Как можно было догадаться по пуленепробиваемым окнам, высокотехнологичной системе сигнализации, укрепленным дверям и стенам, папа не принимал гостей. Это было против правил, пускать кого-то внутрь, когда его не было дома.

Но как я могла объяснить это Дейну, когда я была у него дома три дня подряд? Я не хотела говорить ему, что у моего отца были всевозможные фобии по поводу врагов, преследующих нас. Кроме того, Дейн пропускал футбольную тренировку из-за меня; конечно, я могла бы немного нарушить правила ради него.

— Хорошо, — сказала я и улыбнулась, хотя чувствовала себя неловко.

* * *

На следующий день после школы Дейн отвёз меня домой. Припарковавшись, он потянулся за спину и схватил свой рюкзак с заднего сиденья.

— Я принёс тебе сюрприз.

— Какой?

— Увидишь.

Я тоже схватила свой рюкзак, и мы вышли из машины. Я планировала оставить несколько самых тяжёлых книг в своей комнате, чтобы не пришлось тащить их обратно в библиотеку. Прежде чем я успела закинуть рюкзак на плечо, Дейн взял его у меня и повесил себе на плечо. Он всегда был таким заботливым.

Мы подошли к входной двери, и я достала свой брелок. В нём было три разных ключа, чтобы отпереть засовы.

Дейн смотрел, как я вставляю их по одному за раз.

— Зачем все эти замки? Вы жили в плохом районе в Техасе? — Возможно, мне это показалось, но он, казалось, подчёркивал Техас.

— У моего отца много причуд. Одна из них — быть осторожным до одержимости.

Дейн прислонился к дверному косяку, ожидая, пока я закончу своё дело.

— Тебя это беспокоит?

— Иногда.

— Только иногда?

Я повернула последний ключ и открыла дверь.

— Когда ты любишь кого-то, ты не замечаешь его недостатков.

Глаза Дейна впились в мои с такой силой, какой я не ожидала.

— А ты не замечаешь?

В его словах был подтекст. Я не знала, что ответить.

Моя кошка, Калико, услышала, как открылась дверь, и подошла, чтобы поприветствовать меня. Технически, она не моя кошка. Папа никогда не разрешал мне заводить животных, потому что мы так часто переезжали. Калико слонялась по окрестностям, когда мы переехали, с худой мордочкой и пыталась есть ящериц. Я не могла не накормить её. Наконец папе надоело, что я трачу банки с тунцом впустую, и он сломался и купил кошачий корм. С тех пор Калико была нашим неофициальным домашним животным.

Я вошла внутрь и наклонилась, чтобы погладить её. Увидев Дейна, она зашипела и побежала по коридору в мою спальню.

— Дружелюбная кошка, — сказал он.

Я посмотрела ей вслед, гадая, что на неё нашло.

— Иногда она боится незнакомцев. — Я взяла у него свой рюкзак и поставила его у входной двери. — У Калико была детская травма. Ну, ты знаешь, на неё напали бродячие чихуахуа, что-то в этом роде.

— Такое случается с лучшими из нас.

— Может быть, она выйдет позже, — сказала я, хотя представила, что она уже устроилась под моей кроватью, её любимое место, чтобы спрятаться, и она