Мой личный врач - Нора Дмитриева

– Получается, что злоумышленника нужно искать внутри дома.

Агнесса бросила на меня быстрый тоскливый взгляд.

– Все равно выходит какая-то бессмыслица: только я знала, где лежит шаль, но, клянусь вам, я не наряжалась привидением, потому что Вера Дмитриевна для меня близкий, родной человек, и потом, мне изображать покойную Машеньку… это немыслимо…

– Знаете, если преследовать какую-то определенную цель, то узнать, где лежит эта шаль, полагаю, незатруднительно. Притом, что некоторые обитатели дома страдают чрезмерным любопытством, как я уже успела заметить.

– Вы это о горничной?

Я молча кивнула головой.

– Тогда получается, что… Но нет, это невозможно! Я не верю, что она способна на такое! И потом зачем? Вера Дмитриевна приняла ее вполне доброжелательно.

Под словом «она», как я поняла, Агнесса имела в виду Галину Герасимовну.

– А может быть, кто-то хотел ее подставить?

Домоправительница окинула меня внимательным взглядом:

– Мысль, конечно, интересная, но кто?

Когда мы спускались по лестнице, домоправительница остановилась и крепко сжала мне руку:

– Пожалуйста, никому об этом происшествии ни слова, но на всякий случай не оставляйте Веру Дмитриевну на ночь одну…

– Не беспокойтесь, я теперь буду ночевать в ее комнате.

– Очень хорошо. А я постараюсь выяснить, кто устроил эту глупую шутку.

Я решила ей не говорить, что собираюсь заняться тем же самым, поэтому спросила совсем о другом:

– Скажите, а Вера Дмитриевна курила до болезни?

– Да, курила.

– Сигареты «Вог»?

– Да, это ее любимые… А вы как узнали? – удивилась Агнесса.

– Ну, элегантные дамы, как правило, курят именно этот сорт, – соврала я.

Когда я вернулась к Вере Дмитриевне, она попыталась завести со мной разговор на светские темы. Но, выяснив, что в кино, клубы и театры я хожу крайне редко, а на художественные выставки – от случая к случаю, переменила тему и начала ненавязчиво выспрашивать меня о моей семье и моих увлечениях. Не вдаваясь в подробности, я рассказала ей, что не замужем, имею горячо любимую сестру и трех замечательных племянников, а в свободное от работы время читаю книжки и занимаюсь фотографией.

– Да, Анюта уже успела показать мне, какие отличные портреты вы ей сделали. И у меня к вам будет личная просьба. Вы не могли бы сфотографировать Антона? Дело в том, что он считает себя нефотогеничным и категорически отказывается сниматься, а я бы хотела иметь его портрет, чтобы он стоял у меня здесь, на столике, а то оригинал все время в работе и в разъездах, и я его довольно редко вижу.

Госпожа удача, можно сказать, дружески похлопала меня по плечу: я, не таясь, могла сфотографировать героя моего будущего репортажа, что сильно облегчало мой труд папарацци.

– А он согласится?

Вера Дмитриевна хмыкнула.

– Это уж моя забота…

Вечером, после ужина, когда у постели больной сидела Анюта и читала бабушке вслух Макса Фрая, Вера Дмитриевна напомнила мне о рандеву с ее отцом.

– Не обижайте моего родителя, а то он потом будет долго жаловаться, что его девушки не любят!

Я попросила Анюту меня дождаться и отправилась по лестнице на самый верхний этаж, где находились апартаменты господина Шадрина-старшего.

Дмитрий Александрович встретил меня в свежей рубашке и при галстуке. А на сервировочном столике была представлена изящная композиция в духе минимализма: бутылка крымского вина «Мускат белый Красного камня», два тончайших бокала богемского стекла, блюдо со свежей клубникой и тарелочка с сыром «бри».

– Прошу. В честь такой приятной дамы я решил из своего загашника достать заветную бутылочку. Как вы относитесь к мускату, Лиза?

– С почтением и особенно к этому сорту. Кто-то сказал, что вино столь высокого качества неуважительно пить сидя.

Дмитрий Александрович ухмыльнулся в седые усы и наполнил бокалы вином светло-янтарного цвета.

– Да, это было на дегустации в Будапеште в 1958 году, а слова эти принадлежат английскому эксперту по винам доктору Тейчеру. Именно тогда этот мускат был признан лучшим вином мира.

Мы, следуя отечественной традиции, чокнулись, бокалы нежно прозвенели, я, посмаковав на языке вино, глотнула, закрыла глаза от удовольствия, и мне опять жутко захотелось в Крым, где море и солнце, горы и ветер, и тревожащий запах степных трав, смешанный с ароматом роз и зреющего винограда.

– Ну-с, как вам?

– «Улей и сад!» – ответила я словами матроса Летики из небезызвестной книги Александра Грина.

– То-то, это урожай 1995 года, очень удачного для виноградников Красного камня, Кизилташа… Вы знаете, где это?

– Да, знаю. Около Гурзуфа. Такая большая бурая скала.

Мы пригубили еще вина, и Дмитрий Александрович рассказал мне, как ему довелось после войны побывать на дегустации на Массандровском винзаводе, которую проводил главный винодел завода Александр Александрович Егоров.

– Удивительный человек был, интеллигентный, эрудированный и влюбленный в вино. Кстати, он прожил 95 лет. А знаете, почему? Потому что перед обедом всегда выпивал бокал крымской мадеры.

– Надеюсь, вы следуете его примеру?

– Да. Только я предпочитаю мускат.

Мы чудненько пообщались. Дедок развлекал меня смешными байками из жизни своих коллег, ученых-электронщиков, чьи фамилии мне, в силу моего невежества, ничего не говорили. Я, в свою очередь, рассказала несколько вполне приличных анекдотов на медицинские темы, короче, встреча прошла в теплой и дружеской обстановке. И когда я, поблагодарив за восхитительное вино и приятную беседу, засобиралась уходить, в комнату неожиданно вошел хозяин дома. Полупустая бутылка вина и разоренное блюдо с клубникой явно свидетельствовали о том, что мое пребывание здесь не было связано с моими профессиональными обязанностями, и я ожидала увидеть выражение недовольства на лице господина Шадрина, но он, окинув беглым взглядом стол, плюхнулся в свободное кресло и вполне миролюбиво спросил:

– Вы не против, господа, если я присоединюсь к вашей теплой компании?

Дмитрий Александрович милостиво кивнул головой.

– Хоть ты и нарушил наш приятнейший тет-а-тет, выгонять тебя не будем. Только учти, Антоша, муската я тебе не налью, так как ты в нем ничего не понимаешь.

– Да я и не претендую. У тебя вроде вискарь был?

– Почему был? Вот он, пользуйся на здоровье, – Дмитрий Александрович открыл книжный шкаф, достал из-за ряда солидных томов бутылку, на этикетке которой было написано слово «Macallan», и торжественно водрузил ее на стол.

– Это ты от Агнессы прячешь?

– А от кого же еще? Она ведь как цербер за мной следит: за столом ни вина, ни мяса не дает, держит на одних кашах, твороге и каком-то овощном силосе. Ничего вкусного от нее не дождешься. Спасибо, Люся, добрая душа, иногда тайком от нее отбивной попотчует, а то совсем не жизнь, а горе горькое, – заговорщицки подмигнул он мне.

– Ой, дед, хватит прибедняться! Кстати, должен заметить, что ты прямо соколом глядишь, а утром спину разогнуть не мог.

– Это все Лиза, она меня сегодня, можно сказать, к жизни вернула. Так что тебе спасибо, что рекомендовал к ней обратиться, и вообще, хорошо, что в доме появился хоть один стоящий медик, а то этот ваш горе-академик ходит как индюк надутый, а спросишь его, как чирей лечить, так он даже этого объяснить толком не может…

Антон Зиновьевич плеснул себе в бокал виски, выпил, закусил клубничиной, задумчиво посмотрел на меня:

– А что, Лиза, переходите к нам на постоянную работу, положу вам хорошее жалованье?! У нас тут тихо, спокойно, да и народ вроде ничего, не капризный…

– Нет, спасибо.

– Что так? А если я предложу вам…

И он назвал сумму значительно больше той, что получала я в нашей клинической больнице в качестве заместителя заведующего отделением и оперирующего хирурга, работающего на две ставки.

– Еще раз спасибо, Антон Зиновьевич, за предложение, но мой ответ – «нет».

– Ну что ж, на «нет» и суда нет, – усмехнулся Шадрин, – но вы все-таки подумайте… Да, кстати, бассейном вы можете пользоваться в любое удобное для вас время.

– Но Галина Герасимовна…

– Моя супруга несколько погорячилась, и я прошу ее извинить за ту сцену, что она устроила.

Я поблагодарила, откланялась и вышла из комнаты, удивившись тому, что в голосе Антона Зиновьевича как-то не улавливалось трепетных интонаций, с которыми должно немолодому некрасивому мужу говорить о юной красавице жене… И еще я подумала о том, что в лице Галины Герасимовны нажила себе врага.

Прежде чем пойти к Вере Дмитриевне, я отправилась в сад, чтобы среди деревьев, кустов и фонтанов без помех позвонить Милочке. Зная дотошность моей сестрички, я днем полазила по сайту Феодосии и теперь была в курсе не только погоды, но и культурных мероприятий города, что придало моему повествованию об отдыхе в Крыму некоторую фактологическую весомость. Так что общение с родственниками прошло гладко. Правда, конспиратор Костик, прибегая к эзопову языку, пытался выяснить у меня, на какой стадии готовности будущий фоторепортаж, но я на него зарычала, и он умолк, всего лишь пожелав мне творческих успехов и сообщив, что кинул мне на e-mail любопытную информацию про РАСН.