Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– До него дойдет, что мы – его последнее великое предсмертное деяние, – увлеченно подхватил Гай.
– Я стану лучшим мечником страны – не зря же с детства каждый вечер растягиваю руки, – продолжал Марк.
– И тебя будут называть Сражающейся Обезьяной! – с притворным почтением произнес Гай.
Марк швырнул ему в лицо клок сена, и они схватились с показным ожесточением и покатились по полу. Через секунду Гай оказался сверху и взгромоздился Марку на грудь.
– Я буду лучшим мечником, чем ты, но по дружбе не стану ставить тебя в неловкое положение в присутствии женщин.
Он принял гордую позу, и Марк снова столкнул его в солому. Оба сели – отдышаться и помечтать.
– Вообще-то, ты будешь заниматься поместьем, как твой отец. У меня нет ничего, а моя мать – шлюха, ты же знаешь… Нет, нет, молчи. Мы оба слышали, что сказал твой отец. Мне нечего наследовать, кроме имени, да и то запятнанного. Если славное будущее и ждет меня где-то, то только в армии. Учитывая благородное происхождение, я могу рассчитывать на высокое положение. Если Рений будет нашим учителем, от этого выиграем мы оба, но в первую очередь я.
– Ты всегда будешь моим другом. Ничто не встанет между нами, – серьезно произнес Гай, глядя ему в глаза.
– Каждый найдет свой путь.
Оба согласно кивнули и скрепили договор рукопожатием. Как раз в этот момент в дверном проеме возникла знакомая фигура.
– Идите и приведите себя в порядок! Умойтесь и почистите одежду. Рений после разговора с твоим отцом, хочет посмотреть на вас обоих.
Мальчики медленно двинулись к выходу, и скованность движений выдавала их волнение.
– Он жестокий? – спросил Гай.
Тубрук даже не улыбнулся.
– Да, жестокий. Он самый жестокий человек, какого я знаю. Он побеждает в поединках, потому что другие чувствуют боль и боятся умереть или остаться калекой. Рений – не человек, а меч, и он сделает вас такими же. Скорее всего, вы никогда не вспомните о нем с благодарностью – вы его возненавидите, – но то, чему он научит, не раз спасет вам жизнь.
Гай вопросительно посмотрел на старого гладиатора:
– Ты знал его раньше?
Тубрук рассмеялся – коротко, отрывисто, невесело.
– Пожалуй, что да. Рений готовил меня к поединкам, когда я был рабом.
Глаза его блеснули на солнце; он повернулся и вышел.
Расставив ноги и сцепив руки за спиной, Рений угрюмо смотрел на сидящего перед ним Юлия.
– Нет. Если хоть кто-то будет встревать, я тотчас же уеду. Ты хочешь, чтобы из твоего сына и этого ублюдка сделали солдат. Я это умею и занимаюсь этим, так или иначе, всю жизнь. Некоторые постигают эту науку, когда враг уже на пороге, некоторые – никогда, и немало таких я оставил на чужбине, едва присыпанных землей.
– Тубрук будет следить за их успехами. Его суждения обычно точны, и я им доверяю. Как-никак ты сам его обучал, – сказал Юлий, пытаясь вернуть инициативу, которая, как он чувствовал, от него ускользала.
Противостоять этому железному человеку было невозможно. С самого начала, едва только войдя в комнату, он повел разговор по-своему. Юлий хотел высказать некоторые требования и пожелания в отношении системы подготовки сына, но вместо этого оказался в положении защищающегося и в какой-то момент поймал себя на том, что отвечает на вопросы Рения о поместье и условиях для занятий. Он также обнаружил, что теперь лучше осведомлен о том, чего у него нет, чем о том, что у него есть.
– Они очень юны и…
– Еще год – и было бы слишком поздно. Да, можно взять двадцатилетнего мужчину и сделать из него хорошего солдата, знающего, выносливого, закаленного. Но из ребенка можно выковать настоящего, несгибаемого воина. Кто-то скажет, что ты уже затянул, что к подготовке дóлжно приступать в пять лет. Мое мнение такое: десять лет – оптимум для начала правильного развития мышц и легких. Приступишь раньше – есть опасность сломить дух. Приступишь позже – дух может укрепиться на неверном пути.
– Согласен, до некоторой степени…
– Ты – отец ублюдка? – внезапно, но тем же ровным тоном, как если бы говорил о погоде, спросил Рений.
– Что? Нет, конечно нет! Я…
– Хорошо. Это создало бы затруднения. Тогда я согласен – договор на год. Это мое тебе слово. Пусть мальчики минут через пять выйдут в конюшенный двор – я на них посмотрю. Они видели, что я приехал, так что должны быть готовы. Докладывать тебе буду каждый квартал в этой комнате. Не сможешь приехать – соизволь известить заранее. Доброго дня!
Он повернулся на месте и твердым шагом вышел из комнаты. Оставшись один, Юлий глубоко вдохнул и медленно выдохнул, несколько ошарашенный, но довольный.
– Может, это как раз то, чего я хотел, – пробормотал он и впервые за утро улыбнулся.
Глава 5
Первое, что им сказали: вы должны хорошо высыпаться ночью. Восемь часов, от позднего вечера до утренней зари, вас никто не будет беспокоить. Все остальное время – учеба, закалка, не считая коротких, минутных, перерывов, чтобы быстро запихнуть что-нибудь в рот и проглотить.
Восторженное настроение Марка наставник омрачил уже в первый день, когда взял его за подбородок заскорузлыми пальцами, посмотрел пристально в лицо и изрек:
– Слабодушен, как и мать.
Больше Рений не сказал ничего, но с тех пор в голове у мальчика раскаленным гвоздем засела мысль, что ветеран, которому он так стремился понравиться, возможно, видел его мать в городе. С того самого момента он стал стыдиться желания угодить учителю. Марк знал, что должен преуспеть в учении, но не для того, чтобы заслужить одобрение старого урода.
Причин для ненависти хватало. С первого дня Рений обращался к Гаю по имени, тогда как Марк был для него «мальчишкой» или «сукиным сыном». Гай понимал, что старый солдат делает это умышленно, чтобы, вызвав ненависть, употребить ее в благих целях, подстегнуть рвение. Однако, видя, как Рений оскорбляет и попирает достоинство друга, он и сам невольно злился.
Через поместье пробегала речушка, несшая в море свою холодную воду. С начала занятий прошел месяц, когда Рений перед полуднем отвел их к реке и кивком указал на темный поток.
– Полезайте.
Мальчики обменялись взглядами и пожали плечами.
Тело стало коченеть с первых же мгновений.
– Оставайтесь в воде, пока я не приду, – бросил через плечо Рений и направился к дому, где перекусил, искупался и лег вздремнуть – переждать послеобеденный зной.
Марк переносил холод
