Ладейная кукла - Вилис Лацис

— Трое, говоришь? Я ведь только на минуточку, — Янис сделал вид, что ничего не понял. Где-то в подсознании затлел уголек надежды насчет третьего, но Ильза решила сказать все в самом начале. Чтобы не гадать и не надеяться ни на какие чудеса.

— У нас с Тобиасом сын.

— С Тобиасом…

Тобиас достал сигареты и закурил, глядя сквозь дым на Яниса.

— Да, — сказал он, — вчера Оскару годик исполнился…

Янис все еще смотрел на Ильзу, отчетливо понимая, что все эти годы они прожили как чужие, потому что Ильза — Тобиасова Ильза — совсем иная. Знакомая, виденная где-то, но не Янисова Ильза. Потом, повесив голову, Янис стал прикидывать. Прикидывал он долго, и когда вновь посмотрел на Ильзу, во взгляде его была такая растерянность, что Тобиасу стало даже его жаль.

— Тогда… ведь тогда выходит, Ильза…

— Да. — И для Ильзы этот разговор был нелегким, но она хотела быть сильной, и поэтому никаких препирательств здесь не должно было быть.

Янис стоял, прислонясь к косяку, и смотрел на обоих. Он действительно не мог понять, что это такое, отчего сердце грохает, как копер, загоняющий сваи, отчего светлая комната становится все сумрачнее и сумрачнее… Тогда, когда Тобиас, как угорь, вильнул к двери, тогда была ярость, кинувшая его на Тобиаса. Тогда была ярость. Может быть, еще и обида обманутого мужа, и еще что-то… Тобиас перелетел через стол, сломал стул, ударился об радиатор и сам как-то сломался — челюсть отвалилась, глаза закатились. Чистый мертвец. И никакой жалости в Янисе не было. На суде ему сказали, что Тобиаса он мог… что лишь чистая случайность… повезло… но там у него злости уже не было, тогда ему было все равно, что будет с Янисом Церпом. В мозгу его словно волчок крутился вокруг одного и того же слова — повезло… Кому же это повезло? Опять Тобиасу — Ильза досталась ему, побит, и то удачно… тогда он не думал убивать Тобиаса. Тогда он вообще ни о чем не думал, и хорошо, что он не знал тогда, что Ильза зачала ребенка от Тобиаса… От Тобиаса… От того самого Тобиаса, который сидит сейчас на его, Янисовом, диване и мусолит сигаретку. Хоть бы от кого другого, а то от Тобиаса…

Копер работал неистово, и Янис поднял голову.

— Скажи ему, чтобы вышел на минутку.

Ильза взяла стул, прошла в самый темный угол и села. Тобиас подошел к ней и бережно положил ладонь на ее светлые волосы. Рука его дрожала, уж какое там от него теперь успокоение! И все равно, это рука Тобиаса на таком знакомом затылке Ильзы… Ильза прикрыла глаза, потом взглянула на Тобиаса и улыбнулась. Глаза ее как будто сказали: «Ступай, милый, и не беспокойся. Я сильная, не беспокойся…» И Тобиас прошмыгнул мимо Яниса, вышел в коридор, и вскоре за ним захлопнулась дверь.

За окном на клубничных грядках сновали скворцы. Ильза сложила руки на коленях, и на красной юбке они были такие белые-белые.

Гул в груди немного утих, и дышать стало легче.

— Присаживайся, Янис.

А Янис смотрел на Ильзу и пытался понять, почему глаза у нее такие безразличные. Неужели и раньше были они такие же, да только он, ослепленный любовью, не замечал? Нет, не может этого быть! А Ильза сидит себе, подобрав под стул ноги в белых чулках, в старомодных туфлях с черными шнурками и на пуговках…

И Янис сказал первое, что ему пришло на ум:

— Я никогда не видал тебя в народном костюме.

— Я сейчас в хоре пою. Вместе с Тобиасом. Сегодня у нас генеральная репетиция.

«Генеральная репетиция… Пока я был там, они петь ходили. По вечерам и по воскресеньям…»

— И красивые у вас песни?

— Красивые и разные, — и Ильза бросила быстрый взгляд на часы.

— М-да. Когда человек поет, он о чем-то и думает. Обо мне когда-нибудь думала?

— Да в общем-то нет.

Ребенком надо быть, чтобы не понять, что разговор этот Ильзе уже надоел. Сидит она только потому, что ждет главного, ради чего Янис сюда явился. А Янис как назло все про эти песни.

— Вас там, певцов, много… Если каждый начнет думать да вспоминать — все пение насмарку…

Ильза вскочила.

— Давай кончим это, Янис. Тебя пение никогда не интересовало. Разве что под хмельком на судне или в забегаловке…

Янис продолжал стоять, подпирая косяк. В комнату не решался входить — его «мундир строителя» не очень гармонировал с ярким нарядом Ильзы. Так и стоял. То, что он еще хотел спросить у Ильзы, никак не облекалось в слова, а спросить надо, иначе не было смысла приходить.

— Ильза, — наконец решился он, — почему ты мне не сказала? Про Тобиаса и все остальное? Неужто судье и всем старухам, которые в зале сидели, легче было рассказать?

— Да, — ответила Ильза и принялась ходить по комнате. — Я хотела тебе обо всем сказать. Давно уже. Но ты всегда был такой… упрямый ребенок. Ты бы никогда не понял.

— Но ведь ты же была моя жена! Как бы я мог это понять?

— Вот видишь… Теперь ты сам видишь, что ничего бы ты не понял. — Ильза все ходила по комнате, и ее красная юбка плескалась и переливалась.

Яниса охватило странное чувство — до этого дня народное платье для него означало праздник. А теперь? А повесит ли Ильза его сегодня в шкаф, если разговор этот кончится?.. Но Ильза все ходит по комнате, юбка плещется, и с каждым ее шагом по комнате Янису все понятнее, что для Ильзы это платье не праздник. Что Ильза изменилась, а может быть, иной никогда и не была. Как будто с каждым шагом Ильза отдаляется от него. И в сердце его закрадывалось безразличие, холодное-холодное…

— На развод я хотела подать осенью. Никто же не думал, что тебя выпустят раньше… — Ильза подошла ближе и посмотрела такими глазами, будто ей на полчаса надо сбегать в магазин.

Янис молчал.

— Осенью Тобиас получает квартиру. — Ильза нашарила за отворотом рукава крохотный платочек и прикоснулась им ко лбу, хотя на нем не было ни капельки пота, ни случайной соринки…

Янис молчал.

— Твоя одежда в шкафу. Все в целости.

Янис вынул руки из карманов и вытер вспотевшие ладони.

Ильза уже знала, что сейчас из него напрасно вытягивать слова. Она подошла к шкафу, отыскала его сберегательную книжку и вернулась.

— Вот. Бери, там у тебя уже хорошие проценты накопились…

Вот-вот, казалось, Янис ударит ее, такой был у него вид. Но нет. Потер кулаком нос, взял книжку и сунул в карман.

— А что, он, — и Янис кивнул на дверь, — прокормить-то тебя может? И этого… Оскара вашего?

Спасибо. — Ильза испуганно спрятала руки за спину.

— Ну, так до осени… — начал Янис.

— А одежда? Я не хочу, чтобы ты каждый день сюда приходил… Возьми, что тебе надо, чтобы…

— Я не приду, — перебил ее Янис. — Осенью, когда станет холоднее… Когда приду с лова, когда вы уже переберетесь, тогда… — Янис прошел по дорожке цвета морской воды к двери. Тобиас сидел на ступеньках и курил.

— Я не хочу, чтобы твоя одежда висела у меня перед глазами, — крикнула за спиной Ильза. — Если не заберешь, я отошлю все Кристапу. Слышишь! Кристапу перешлю!

«Кристу… — подумал Янис, похрустывая гравием. — Кристу тоже не лучше».

У калитки Янис остановился.

— Это ты мальчишку Оскаром назвать решил?

Тобиас смотрел на зеленые вишенки и молчал.

— А, где тебе… А с хором ты смотри! Я слышал, что скоро туда только порядочных людей будут брать…

Улочка тихая, вся в летней зелени. Только кое-где мелькнет маковым цветом фигура. Певицы идут. И при виде этих ярких фигур Янис с грустной радостью сознает, что все же народные костюмы для него — праздник. А те двое там, в его доме, они как будто растаяли в ярком свете дня. «Ничего, — решил про себя Янис. — Придет и праздник, если среди жасминовых кустов движутся на спевку маки».

Долгого разговора с председателем в конторе рыболовецкого колхоза на следующий день не было.

При виде Яниса Зирнис встал со своего председательского кресла и, вытянув руку, пошел к Янису.

— Это ты с Кракштисом вчера в его саду орал? Песни пели хорошие, ничего не скажешь, только громковато… Садись и рассказывай!

Янис сел, но рассказ что-то не клеился. Попели они вчера всласть, кто бы подумал, что у Кракштиса такая глотка!.. И слова… слова любой песни знает. Жена Кракштиса пришла со спевки и руками развела.

«Тебе бы, дурак, плакать надо, — уставилась она на Яниса, будто и не замечая своего старика. — Ильза, такая баба, а тебя бросила… По виду и не скажешь, что у тебя не в порядке что… Как жить-то теперь будешь?»

Ха! И они затянули новую песню. Ха!..

А теперь вот Янис смотрел на Зирниса, прокашливался, но слова все что-то застревали в глотке.

— Ну, кадры у меня подобрались, — Зирнис подсел к Янису. — И чего было так орать?! Работу пришел просить или аванс?

Янис вытащил из кармана темно-серой робы сберкнижку и швырнул ее на полированный стол. Зирнис лизнул палец и раскрыл голубенькие корочки.

— Да… Значит, работать хочешь… Еще бы с полгода мог кантоваться…