Исаак Ньютон. Биография - Питер Акройд

Он не мог вынести ни критики, ни вопросов. Другому натурфилософу он сообщал, что некогда его «истязали дискуссиями, возникшими вокруг теории света», и слово «истязали» вынуждает нас заподозрить в нем болезнь, которую в наше время назвали бы манией преследования. Несомненно, он отличался крайней мнительностью и раздражительностью. Он вечно испытывал беспричинную тревогу, принадлежа к числу тех, кто не знает, что такое покой. При этом его интеллектуальная выносливость, его способность целыми днями и даже месяцами держать в голове одну и ту же проблему, пожалуй, не имеют себе равных.

Однако ему требовалось убежище, тот черепаший панцирь, где он мог бы прятаться от мира. Вероятно, это как-то связано с тем очевидным фактом, что в детстве он не знал любви: в первые годы его жизни рядом не было ни отца, ни матери, и, став взрослым, он возжаждал чувства безопасности и упорядоченности. Ему необходимо было ощущать свою защищенность, неподверженность внешнему хаосу. Эта глубоко укорененная тяга к порядку, возможно, как раз и побудила его искать закон и систему во Вселенной, однако она же явно сделала его чрезвычайно уязвимым по отношению к любому нападению. А когда он чувствовал, что над ним нависла угроза, он взрывался. Джон Мейнард Кейнс в своей кембриджской лекции описывал его «глубинное стремление удалиться от мира и леденящий страх обнажить собственные мысли перед другими», словно при таком обнажении с него заживо сдирали кожу. Вот почему всю жизнь он оставался скрытным отшельником, пребывая в уединении, вдали от людей.

Эта оторванность от людей лишь увеличилась, когда весной 1679 года умерла его мать. В мае ей удалось выходить своего сына Бенджамина, болевшего «злокачественной горячкой» (как она это называла); он выжил, но она сама заразилась этим недугом. Когда Ньютон узнал о ее опасном и все ухудшающемся состоянии, он тут же примчался в Линкольншир и, по словам Джона Кондуитта, «просиживал с ней ночи напролет». При этом он «сам давал ей все снадобья, бинтовал все волдыри собственными руками и вообще применял всю умелость своих рук, коей был столь знаменит». Этот рассказ, похоже, опровергает предположения о том, что Ньютон с детства затаил злость на мать за то, что некогда она оставила его на попечение бабушки, а кроме того, эта история вносит поправки в образ Ньютона как человека бесстрастного и бессердечного.

Но его умений оказалось недостаточно. Анна Смит умерла в конце мая. Ее похоронили на церковном кладбище в соседней деревне Колстерворт, рядом с могилой отца Ньютона. В завещании, если не считать некоторых мелких случайных распоряжений, она отписывала Исааку все земли и имущество. Он оставался в родовом доме около полугода, занимаясь доставшимся ему наследством. Теперь он стал человеком солидным. Он вел дела с жильцами и, возможно, даже надзирал за осенним сбором урожая. Кроме того, он неутомимо выслеживал закоренелых должников. Одному он написал: «Принужден сообщить вам, что я вполне уяснил себе вашу манеру и намерен привлечь вас к суду. И если вы не хотите, чтобы вам предъявили новые обвинения, извольте тотчас расплатиться, ибо я не собираюсь терять время попусту».

Вернувшись в Кембридж, он 27 ноября написал Роберту Гуку, объясняя, почему нарушил свое обещание и не связался с ним. Ньютон заявлял, что страдает «близорукостью и хрупкостью здоровья», но это, возможно, было лишь оправданием – или симптомом – его склонности к ипохондрии. Далее он туманно сообщал, что «последние полгода пребывал в Линкольншире, обремененный некоторыми родственными делами». Его внимание к «сельским занятиям» вытеснило «философические размышления». А затем он и вовсе отказался от дальнейшего участия в изысканиях подобного рода, «таким образом обменявшись рукопожатиями с философией» и распрощавшись с нею. Говоря об утрате интереса к философии, он приводил простую аналогию, сравнивая себя с «купцом, занявшимся чужим промыслом», подразумевая, что натурфилософия – такое же занятие, как и все остальные.

Но он несколько кривил душой, говоря, что утратил интерес к натурфилософии. В этом же году, чуть раньше, он писал Бойлю о «некотором тайном принципе натуры», способном объяснить сцепление определенных веществ. В тот же период он писал Локку о физических основах гравитации. Нет, он был не из тех, кто бросает «философию». В уже упомянутом письме к Гуку он разъяснял, что занимался конструированием нового отражательного телескопа, и довольно подробно излагал то, что сам называл «своими измышлениями об открытии суточного движения Земли». Таким образом, он не оставил ни рассуждений, ни наблюдений, он просто не хотел, чтобы его беспокоили расспросами и критикой.

Вопрос о «суточном движении Земли» касался траектории тяжелого тела, летящего к Земле: в своем письме Ньютон считал, что эта траектория должна быть спиральной. Роберт Гук, всегда пристально высматривавший погрешности в рассуждениях знаменитого Ньютона, обнаружил в его аргументации ошибку, но не стал таить ее в личной переписке, а объявил о ней на собрании Королевского научного общества. Летящее к Земле тело должно вести себя подобно планете, вращающейся по орбите, и двигаться не по спирали, как полагал Ньютон, а «вероятнее всего, по эллипсу».

Ньютон и в самом деле допустил не свойственную ему ошибку и расстроился, узнав об этом промахе. Если он не совершенен, то, следовательно, уязвим, а значит, это уже не он. Но, что столь же важно, сама публичность этой поправки привела Ньютона в ярость. Перед этим Гук обещал ему в письме, что любые материалы, какие Ньютон пришлет ему, он будет «передавать или сообщать кому-либо не иначе, как в полном соответствии с вашими собственноручными указаниями», однако он самым возмутительным образом нарушил слово, чтобы выставить его, Ньютона, на всеобщее посмешище!

Реакция Ньютона была вполне предсказуемой. На следующее письмо Гука, в котором тот указывал на его ошибку, он ответил кратко и холодно, после чего перестал отвечать на дальнейшие послания Гука, да и вообще никому не писал в течение года. Позже он изображал Гука человеком, не способным производить математические расчеты, но при этом «ничего не делающим, лишь притворяющимся знатоком и хватающимся за всевозможные предметы». Тридцать лет спустя, когда Гук уже давно умер, Ньютон все еще считал главного своего научного соперника личным врагом. Впрочем, упомянутая ошибка побудила его тщательно проработать вопросы динамики и обратиться к проблемам орбитальной механики, к которым он, по его уверениям, утратил интерес. Судя по всему, он провел ряд вычислений и, к собственному удовлетворению, установил, что эллиптичность орбиты согласуется с уменьшением силы притяжения по мере увеличения расстояния.[32] Собственно говоря, из поражения в споре с Гуком впоследствии вырос ньютоновский труд Principia. Важно и то, что в тот период Ньютон снова заинтересовался принципами классической геометрии.