Ноченька (СИ) - Элис Винтер

так-то просто. Слезы душат меня, застывая на коже ледяной коркой. Я спотыкаюсь, поднимаюсь и снова падаю. Мне кажется, что я заблудилась, что нет ничего, кроме этого странного снежного плена. Я даже примерно не могу определить, сколько прошло времени. Небо потемнело, слившись с кольцом леса, все больше окружая, сжимаясь вокруг меня, загоняя, словно обессилившую лошадь. Мои полусапожки с беличьей опушкой насквозь промокли, а тонкие капроновые колготки смерзлись с кожей, словно всегда были ее частью. Непогода принесла с собой такую темень, что не видно даже пальцев вытянутой руки. От ветра, непрестанно сбрасывающего с моей головы капюшон, уже болят уши. Ноги слабеют, все чаще подгибаясь в самый неожиданный момент. Но свернуть с пути теперь – означает заблудиться окончательно. Откуда-то из-за спины ветер приносит обрывки волчьего воя. Страх подстегивает, и какое-то время я бегу быстрей, пока окончательно не выбиваюсь из сил, падая на колени. Тело заледенело настолько, что я не чувствую ни холода, ни снега, ни ветра. Они стали моей второй натурой. Я ложусь на спину, раскинув руки и закрыв глаза. Не сопротивляясь. Стоит мне смириться со своей участью, как вдруг совсем рядом я слышу громкий, злой смех. Этот звук пробирает до самых костей, хотя еще секунду назад казалось, что испугаться больше уже невозможно. Открыв глаза, я вижу только снежную бурю, с ее мельтешащими снежинками, прекрасными в своем хаотичном движении, да слышу свист ветра. Но кто потешается надо мной?

– Помогите!

Мой крик сливается с монотонным воем волков, подбирающихся все ближе, уносится с порывом ветра, окончательно растрепавшим волосы. Забирает остатки силы и желания жить.

– Я не хочу! Не могу…

Кажется, я потратила последние силы на этот разговор с самой собой, и последнее, что я вижу, прежде чем окончательно потерять сознание, – черная фигура верхом на смоляном коне.

Я резко открываю глаза.

Так это был сон!

Очень хочется пить. Пытаюсь повернуть голову, но тут же отчетливо понимаю, что не могу пошевелить ни шеей, ни рукой, ни ногой. Что за чертовщина… Тело парализовано с ног до головы. Осознание приносит панику. Она затапливает меня, окутывая удушливой горячей волной, начинающейся где-то в горле, плавно спускающейся к пальцам ног. Пытаюсь взять себя в руки, но безуспешно.

Страху нравиться быть здесь.

Почему-то я осознаю страх, как живое существо, по-хозяйски распоряжающееся моим телом. Он цепкими пальцами ласкает трепещущее сердце, щекочет напряженные до предела нервы, заставляет тело похолодеть так, что леденеют пальцы. Глаза наконец привыкают к темноте, и я осознаю себя лежащей на большой кровати, а в противоположном конце комнаты вижу двери, ведущие на балкон. Ни штор, ни ставней нет, и я замечаю за витражным стеклом высокое темное небо, усыпанное крупными звездами.

Где я? Что это за место?

Но все, что я помню – холод и страх.

Когда мне кажется, что паника немного отступила, я сосредотачиваюсь и через силу снова стараюсь пошевелить пальцами рук. Но становится только хуже, чем раньше. К страху добавляется боль.

Что со мной? Снова сон?

Я же колдунья! Я должна разорвать этот странный плен…

Судорожно стараюсь припомнить возможные мыслеблоки, но тщетно. Волны панического ужаса прошивают мое тело, словно игла канву в руках умелой мастерицы. Хочется выгибаться, как в припадке, но в то же время сжаться в комок, лишь бы эта боль прошла.

Но мне ни вздохнуть, ни шевельнутся.

Это продолжается какое-то время, пока я снова не теряю ориентацию в пространстве. Кажется, я все-таки заплакала от боли, бессилия и страха. Мой плач невольно превращается в крик, и я хватаюсь за него, как за соломинку, которая позволит мне очнуться. Словно пробираясь через плотную липкую паутину, я прихожу в себя, но какое-то время просто лежу, боясь, что оцепенение вернется. Спустя пару минут я поднимаюсь на руках, чувствуя слабость во всем теле. Сердце бьется, как сумасшедшее, стараясь выпрыгнуть из грудной клетки, пальцы рук дрожат. Тонкая ночная рубашка, в которую я одета, на спине и груди мокрая от пота. Пытаюсь глубоко вздохнуть, но вместо этого кашляю. Грудь болит, словно сдавленная тяжелым обручем, и я падаю на подушки, сворачиваясь клубком. Моя голова опущена, а ноги поджаты, как у младенца в утробе. Когда становится чуть легче дышать, я жадно хватаю ртом воздух, бессознательно обхватываю голые плечи руками, понимая, что совсем замерзла, но на кровати нет ни пледа, ни одеяла. Я пытаюсь вспомнить, как я могла здесь оказаться, но натыкаюсь на упругую неприступную стену, блокирующую воспоминания. Они ускользают от меня юрким ужом, оставляя ни с чем. Все, что я помню, кроме своего имени, этот странный сон.

Чтобы хоть как-то согреться, я начинаю ходить по комнате. Тусклого освещения едва хватает, чтобы различить, где стоят кресла и какого цвета наличник у двери на балкон, единственного источника света. Я осторожно дотрагиваюсь до золоченой ручки, напоминающую волну, и пробую открыть дверь. Не сразу, но она поддается. Меня тут же окутывает морской воздух, согревающий заледеневшие пальцы, запутавшийся в волосах. Я несмело улыбаюсь, наслаждаясь этой лаской, медленно подходя к балюстраде. Черные мраморные балясины переливаются в лунном свете, словно жемчуг, массивная перила теплая и слегка шершавая на ощупь, и я перегибаюсь через нее, уже зная, что увижу внизу – беснующееся темное море, пенящееся в своей неистовости и непрестанно разбивающееся фейерверком брызг об отвесную скалу, над которой нависает балкон. Удовлетворенная новым знанием и поселившимся под ребрами спокойствием, я усаживаюсь на полу, скрестив ноги, и прислоняюсь спиной к округлым столбикам. Я закрываю глаза, вдыхая морской воздух, слушая шум воды, наслаждаясь этим моментом. Пальцы привычно обхватывают округлый камешек на тонком шнурке, что прислал Микоэль несколько дней назад. Это успокаивает, словно какая-то часть родной души рядом. Забыты все вопросы, на которые еще несколько минут назад я жаждала узнать ответы. Нет ни страха, ни недоумения. Осталось голое наслаждение запахом морской воды и спокойствием. Для полного счастья не