Журнал "Вокруг Света" №1 за 2002 год - Вокруг Света

Местная анестезия используется для небольших операций, когда вещество должно воздействовать локально, делая нечувствительным к боли только определенный участок тела.

Последние же клинические исследования позволили установить, что при хирургических вмешательствах применение общего наркоза с одновременным использованием местной анестезии дает удивительный эффект устранения болевых синдромов во время постоперационного периода. К тому же и процесс заживления у больных, прооперированных с двойной анестезией, проходит значительно быстрее и эффективнее. Это объясняется тем, что без местной анестезии хирургическое вмешательство приводило к гиперактивации спинномозговых нейронов и, хотя пациенты не испытывали при этом боли, их нейроны после операции тем не менее сохраняли память о повреждении и проявляли повышенную импульсную активность. У больных же с двойной анестезией местные анестетики блокировали проведение нервных импульсов. Это предупреждало гипервозбуждение спинномозговых нейронов и способствовало благоприятному течению восстановительного периода. Тяжелые и сложные операции практически всегда проводят с двойной анестезией, что избавляет пациентов от возникновения изнуряющих фантомных болей.

Детальное изучение боли легло в основу нового направления медицины — алгологии (от греч. «algos» — боль и «logos» — учение). Во всех развитых странах мира уже сегодня работают центры и клиники боли, специалисты которых для снятия болевого синдрома используют комплексный патогенетический подход. Это дает надежду на то, что разработки ученых в этом направлении позволят в скором времени внедрить их результаты в практику всех лечебных учреждений, облегчив тем самым страдания миллионов больных.

Наиболее часто для снятия боли врачи назначают ненаркотические анальгетики. Они не вызывают привыкания, сонливости, заторможенности и повышенной раздражительности, то есть не влияют на основные функции центральной нервной системы.

Особенно ярко действие ненаркотических анальгетиков проявляется при болях, связанных с воспалительными процессами, так как они обладают жаропонижающими и противовоспалительными свойствами. Список этих болеутоляющих препаратов составляет несколько тысяч наименований, и большинство из них отпускается без рецепта врача.

В более сложных случаях, а также для снятия хронических болей применяются наркотические анальгетики. По химическому составу они в основном являются алкалоидами опия или аналогами их синтетической природы. Их действие направлено на образование связи с опиатными рецепторами, участвующими в формировании и восприятии боли. Все наркотические анальгетики вызывают привыкание и зависимость, поэтому их применение должно быть строго ограничено.

Татьяна Зеленцова

Этнос: Трагедия в стиле фарс

В отличие от Древней Греции — колыбели мирового театрального искусства, — где отношение к театру было едва ли не священным, в Древнем Риме сценические представления низводились почти до балагана. Впрочем, и на этом уровне на древнеримских подмостках родились новые виды театральных зрелищ. Некоторые из них сохранились до наших дней.

Величественные древнегреческие трагедии и комедии римлян интересовали мало. Римская публика отдавала предпочтение зрелищам куда более живым, динамичным да и, пожалуй, примитивным с точки зрения высокого искусства.

Отправной точкой в театральном деле послужила так называемая «новая комедия» Менандра, в подражании которой больших высот достигли наиболее знаменитые древнеримские комедиографы Плавт и Теренций. Пьесы этих авторов давались в Риме и по всей Италии времен Республики, но позже, уже во времена Империи, успехом практически не пользовались. Даже роскошные театры, возникшие на заключительном этапе существования Римской республики, были не в состоянии поддерживать интерес публики к классическому драматическому искусству, которое в середине I века н.э. фактически исчезло с римской сцены.

Римская публика, не устававшая наслаждаться конными скачками, гладиаторскими боями и травлей зверей, совершенно не желала напрягаться в течение нескольких часов кряду, разбираясь в перипетиях идеальных отношений греческих пьес. Это обстоятельство вынуждало устроителей так называемых драматических игр заинтересовывать публику великолепием и помпезностью внешней обстановки. Актеров наряжали в пышные одежды, на сцену выводили настоящих лошадей и других животных, разыгрывались целые битвы, в которых участвовала «массовка» в полном боевом вооружении. Но несмотря на все эти ухищрения, народ на такие представления ходил вяло, да и то только тогда, когда в цирках не давалось сколько-нибудь стоящего, желательно кровавого, зрелища.

Таким образом, трагедия и комедия совершенно сошли со сцены, уступив место чисто римским театральным изобретениям — пантомиму и ателлане, а также миму, пришедшему из Греции.

Ателлана и мим принадлежали к самым низшим формам драматического искусства. Ателланы представляли собой грубый характерный фарс с четырьмя неизменными действующими лицами-масками: Pappus — старик, обыкновенно влюбленный, Bucco — болтун и обжора, Maccus — глупый шут и Dorsennus — горбатый шарлатан. Это излюбленное зрелище южноиталийских крестьян ввел на римскую сцену писатель и драматург Помпоний при диктаторе Сулле. Вначале актеры представляли ателланы в качестве краткого дивертисмента при серьезных драматических пьесах, но затем, с единодушного одобрения публики, полностью заменили собой эти пьесы.

До наших дней сохранились названия лишь некоторых ателлан, указывающих на тех, кто был объектом насмешек в том или ином представлении: Корова, Осел, Вепрь, Деревенщина, Винодел, Дровосек, Рыбак, Хлебопек, Лекарь, Свадьба. Маской Maccus высмеивались солдаты и трактирщики, Bucco — нравы и обычаи фехтовальных школ; доставалось и целым народам: галлам, сирийцам, кампанам. Своими грубыми шутками и нарочитой комичностью ателлана была очень схожа с дошедшей до наших дней и ставшей уже классической южноитальянской «commedia dell’arte», которая также имеет четыре постоянно действующих лица с похожими характеристиками: Pantaleone, Arlecchino, Brighella и Dottore. Так что вкусы простой публики мало изменились за последние 2 тысячи лет.

Еще большее распространение, чем ателлана, получил на сцене мим. Поначалу так же, как и ателлана, он давался в антрактах или в виде дивертисмента, а во времена Империи стал, наряду с пантомимом, типичным театральным развлечением. В этой низкой комедии не было даже намека на поэзию, о чем свидетельствовал еще Гораций, а Цицерон жаловался в письме к другу на себя самого: «Я уже до такой степени огрубел, что во время игр нашего Цезаря слушал произведения Лаберия и Публия». Надо сказать, что они были самыми знаменитыми мимографами того времени.

Последнее усовершенствование в структуру мимического представления внес еще один известный мимограф — Лентул. Его фарс, названный по имени главного героя-разбойника «Laureolis», по замыслу автора, заканчивался настоящим распятием на кресте живого человека. Им был, разумеется, не актер, а какой-либо преступник. Император Домициан, в свою очередь, внес в это произведение еще одно дополнение, повелев в конце пьесы снимать еще живого «актера» с креста и отдавать его на растерзание медведю прямо на сцене.

Это высочайшее повеление тут же разбудило фантазию устроителей цирковых зрелищ — они поспешили придать своим кровавым шоу новый импульс, введя в умерщвление людей на арене элементы театрального действа. Так, одному из преступников, изображавшему прикованного Прометея, специально выдрессированный орел выклевывал печень; другого сбрасывали в жерло хоть и искусственного, но исправно действующего вулкана; третьему, изображавшему древнего римского героя Муция Сцеволу, медленно сжигали руку на огне. Публика от этих новаций была в восторге, но особенно ее позабавил случай с одним греческим певцом — рапсодом. Он был приглашен в цирк якобы для исполнения торжественных гимнов перед римским народом. Для этого в центре арены соорудили высокую искусственную гору, и греческий гость, взобравшись на вершину, приготовился блеснуть своим мастерством.

Публика же тем временем всячески выражала свое неудовольствие, требуя продолжения всеми любимой звериной травли. Певец не успел взять и нескольких нот, как вдруг из замаскированных в горе отверстий выбрались голодные медведи. Римская чернь, моментально изменив отношение к происходящему, смогла насладиться последующей непродолжительной погоней и разрыванием несчастного рапсода на куски. Что касается пантомима, то он развился в Риме в самостоятельный род драматического искусства во времена Августа из греческих трагедий и комедий. Здесь танец хора отделили от пения, так что действие, которое актер на сцене представлял мимическим «танцем», то есть различными телодвижениями, стоящий рядом певец пояснял словами, а музыкант аккомпанировал им на кларнете. Эта новая драматическая форма отличалась от трагедии еще и тем, что один актер воспроизводил или танцевал все мужские и женские роли, меняя в антрактах по мере надобности костюмы и маски. Все это действо несколько напоминало пантомимный балет.