Последнее искушение. Эпилог - Малков Семен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сыграй-ка нам «Мурку» и эту... — Дмитрий попытался вспомнить название песни, но не смог, — «...кондуктор, нажми на тормоза!» Ведь сможешь?
— Мы все сможем! — ответил толстяк, выразительно глядя на купюру, которую тот держал в руке. — Только отстегивай!
«Стольник» тотчас перекочевал в его карман, и оркестр с жаром исполнил известный блатной шлягер, а когда солист вывел страдающим голосом:
Не жди меня мама, хорошего сына,
Твой сын не такой, как был вчера...
Голенко расчувствовался и по его щекам потекли пьяные слезы. Он вскочил, передал певцу еще сотню и, вернувшись на место, бросил друзьям:
— Вот уж точно! Все матери хотят сделать из нас людей, а мы... — он махнул рукой, — ведем себя... как... как последние сволочи!
— Да брось ты каяться, корешь! Давай бухнем! — чокнулся с ним стаканом коренастый увалень с бычьей шеей. — Мало ли, что мамашам хочется...
Когда Голенко окончательно захмелел, его нагло обобрала сидевшая рядом и жавшаяся к нему пышногрудая красотка. На глазах у всех обнимая и целуя взасос, она ловко выудила столько денег, что в результате ему еле хватило рассчитаться. Видя, что делать больше нечего, все стали расходиться. Бросила Дмитрия, заснувшего за столом, и пышногрудая, которую увел с собой кто-то из его собутыльников. Лишь приземистый малый, собравшись уходить, растолкав Дмитрия, посочувствовал:
— Вот суки! Как гулять на халяву — они тебе кореша, а как все вылакали — ты им уже не нужен. Вставай! Ты что, ночевать здесь собрался?
Дмитрий с трудом разлепил веки, но немного протрезвел и заплетающимся языком спросил:
— А что... пора... уже... уходить?
— Давно пора — все уже разошлись. Одни мы остались, — ответил коренастый и дружески предложил: — Давай провожу! Еще свалишься по дороге.
— Не-е, пешком... не пойду! — пьяно замотал головой Дмитрий. — Вызови такси!
Он полез в карман, но вытащил только одну бумажку — все, что осталось от толстой пачки, выданной ему Казаковым. Сразу отрезвев, стал шарить по карманам, но кроме мелочи там ничего не нашел.
— Да, за стольник нас отсюда ночью никто не повезет, — резонно рассудил коренастый и, бросив взгляд на растерянного «кореша», проявил великодушие:
— Ладно, добавлю уж из своих.
Он легко подхватил большого и грузного Дмитрия под руки и потащил к выходу. А когда вышли на улицу, от ночного холода Голенко совсем протрезвел и уверенно потребовал:
— Бери тачку и вези меня к Зойке!
— Это к твоей бывшей марухе, что на суде выступала?
— Ну да! У нее есть бабки, и она с водилой за нас рассчитается.
* * *
Как обычно «приняв» перед сном, Зоя крепко спала, когда в дверь забарабанила соседка.
— Вставай, шалава! Тебе там звонят среди ночи! Иди, посмотри — кто пришел!
Она разбудила ребенка, и Лена громко заплакала. «Кого это леший принес так поздно? — с трудом соображая со сна, подумала Зоя и пришла в ярость: — Если Митька посмел припереться — я его спущу с лестницы!» Чертыхаясь, она набросила халат, сунула ноги в тапочки и заковыляла по длинному коридору к входной двери. Посмотрела в глазок — и впрямь он.
— Тебе чего надо? Отправляйся откуда пришел, — не отпирая двери, крикнула она бывшему сожителю. — Здесь тебе делать больше нечего!
За дорогу Голенко пришел в себя и уже хорошо соображал. А пустой карман заставлял действовать изобретательно. Предполагая, что именно так встретит его Зоя, Дмитрий придумал как ее обмануть.
— Не злись, открой на минутку! — попросил он ее ласковым голосом. — Я через час улетаю и меня внизу такси ждет. Как знать, может, мы больше не свидимся!
— А мне на это начхать! Проваливай! — истерично выкрикнула она. — Ни к чему мне эти нежные прощания!
— Ну что ж, не хочешь прощаться — и не надо, — Голенко изобразил тихую грусть. — Но ты все же открой! Мне надо передать то, что поручил Казаков.
Он конечно нагло врал, но Зоя попалась на эту удочку и, отперев замки, впустила его в квартиру. Если б она знала, что за этим последует! Ни слова больше не говоря, почти бегом, бывший сожитель прошел в ее комнату и, когда она его догнала, запер дверь на ключ. Времени было мало — его ожидала машина — и Дмитрий, сбросив маску, грубо потребовал:
— А ну, быстро отстегни мне пятьсот зеленых — из тех, что за меня получила! Тогда уйду, и ты отделаешься неприятным воспоминанием.
От такого вероломства и наглости Зоя онемела, а выйдя из шока дала отпор.
— Как это за тебя? За себя, за то, что тебя выгородила! Это с тебя причитается! — яростно выкрикивала она, готовая выцарапать глаза бывшему любовнику. — Давно знаю, что ты — подлец, но чтобы такой!
Но Голенко были не впервой ее истерики, и он знал, как добиться своего. От его затрещины Зоя отлетела в угол и упала на кровать. А негодяй, приподняв, снова отвесил такую оплеуху, что бедная женщина замолкла и лишь тихо всхлипывала. Решив, что взял верх, Дмитрий хладнокровно предупредил:
— Если не дашь, что прошу — получишь еще! Смотри, не оставь дочь сиротой, — он криво усмехнулся. — Я улечу и исчезну!
Зоя знала, что он на это способен, но все же попыталась защитить кровное.
— А что толку? Все равно ничего не получишь! — отчаянно врала она. — Баксы я сразу отвезла к матери. Здесь же у меня не разживешься. Если б было, все бы отдала — лишь бы тебя больше не видеть!
От ее слов Голенко пришел в бешенство. Неужели остался ни с чем? У матери получить мог только на дорогу. Он и не думал себя винить за то, что все спустил в кабаке. Яростно замахнулся на Зою, будто из-за нее попал в тяжелое положение, но опомнился и свирепо пригрозил:
— Если сейчас ничего не найду — убью!
Дмитрий принялся лихорадочно обыскивать ее комнату, выбрасывая на пол содержимое платяного шкафа и ящиков комода — он отлично знал, где его сожительница прятала деньги. А Зоя, лежа на кровати, боязливо наблюдала за ним, молясь Богу, чтобы ничего не нашел. Правда, основную сумму — целое состояние — на этот раз схоронила в ящике, где держала картошку, но конверт с «материальной помощью» лежал под бельем. И Голенко его нашел!
— Не знаю, что бы с тобой сделал, если б даже это не нашел! — очень довольный, бросил ей на прощанье Дмитрий. — Наверное, не соврала мне, что остальное отвезла к матери. С тебя и того хватит!
Он вышел, оставив ее с дочкой ночью среди этого разора, и Зоя даже не поднялась, чтобы прибрать в комнате. Она лежала ничком на кровати, глотая злые слезы и посылая проклятия своему бывшему любовнику.
— За что ты так наказал меня, Боже, — рыдая, горько сетовала она. — Я ли не любила его, не заботилась? Даже от тюрьмы спасла! Он же меня не только предал, а еще и обворовал!
* * *
Ночью Дмитрий почти не спал — мешали стоны и крики, доносившиеся из спальни. Это неутомимый «авторитет» доводил себя и его мать до исступления.
«Надо же, мужику полтинник и ей за сорок, а они нам, молодым, сто очков вперед дадут! — не без зависти думал он, силясь уснуть. — Хоть бы, поскорее выдохлись!» Только под утро к нему пришел сон, но зато долгий и прекрасный!
Голенко увидел себя — как в американском кинофильме — на богатом светском приеме в саду шикарной виллы; в белоснежном смокинге, он потягивал из фужера виски со льдом, слушал увешанную бриллиантами красавицу-блондинку, а она, млея от страсти, тянула его за руку:
— О, май дарлинг! Пойдем в дом! Ты увидишь, чем я владею, и еще покажу тебе мои драгоценности. Со мной станешь самым богатым в мире!
— Купить хочешь? — насмешливо бросил он в ответ. — Что ж, посмотрим: во что меня ценишь!
Вилла была роскошной. Блондинка льнула к нему и, затащив в спальню, вне себя от страсти, прошептала:
— Возьми меня, дарлинг, я этого хочу!
Разумеется, и Дмитрий сгорал от желания и, заключив в объятия, повалил на огромную кровать-«сексодром». Он уже был близок к тому, чтобы овладеть, но, взглянув на ее лицо, оторопел — это была Зойка! «Не может быть! Как она сюда попала? Да еще по ихнему так ботает! — изумился он. — Ну просто копия! Надо проверить!» Он сразу остыл и, отстраняя от себя, бросил: