Живой товар - Андрей Хазарин

Так я и шатался — искал адрес этой самой Инны Васильевны. И думал, и время тянул: не годится даже ради самой шикарной статьи прибегать минута в минуту, как мальчишка на первое свидание, цену себе знать надо.

Наконец, нашел я этот дом — классическая хрущевка, подъезд с вечным кошачьим ароматом. Дверь самая обыкновенная, звонок, правда, приятный.

В глазке что-то мелькнуло. Дверь приоткрылась.

Да! Вот это впечатление! Все равно что встретить в крошечной прихожей памятник Шевченко в натуральную величину. Только монумент этот почему-то не серый, а в турецкий костюм втиснут, улыбается, приговаривает, сюсюкает.

Я представился. Она, конечно, сказала, что все-все мои статьи читала и вообще в восторге. Я тактично улыбнулся.

С трудом разминулись в коридорчике, и меня пригласили в «залу». Это, значит, самая большая комната, где людей не стыдно принять.

Сижу я в зале, по сторонам осматриваюсь — декорации изучаю. С каждой секундой все лучше девчонку эту понимаю: здесь не то что до восемнадцати дожить, здесь один день пробыть невозможно. А ведь придется.

Появилась в комнате Инна Васильевна, от неё хлестко пахнуло знакомой, но уже подзабытой «Красной Москвой». А следом потянулся целый шлейф ароматов, один другого слаще и увесистей: корица, ваниль и мед. Это она домашнее печенье и торт к чаю подала.

Ну, слово за слово, начала она свою опупею излагать. И почему-то с самого детства доченьки своей ненаглядной, с предъявлением подтверждающего материала девять на двенадцать и тринадцать на восемнадцать. Девчушка крохой действительно была чудненькая, в активном возрасте — тоже вполне, но что-то я в мамашкином голосе особо острой любви не услышал. И гордости за дочку тоже.

Зато она все печеньем этим тошнотворным меня пичкает и чайком поит. А чаек-то прозрачный, как слеза… Нет на вас, обожаемая Инна Васильевна, жены моей. Янка чай заваривает крепче кофе — черный, терпкий. А последние крохи сахару из нашего дома исчезли, по-моему, ещё до свадьбы. Присоленные домашние крекеры — вот это вещь! Особенно если сравнивать с этим чудовищным тортом…

Так, наконец-то мамочка к текущему моменту перешла. Пора записывать. Нет, на память я не жалуюсь, но бумага помнит лучше. Я не взял с собой диктофон, боялся, моя собеседница с непривычки при технике зажмется, слова из неё не вытащишь. Как же, остановит эту собеседницу техника! Разве что в глотку ей диктофон заткнуть…

Слушал я её эмоциональное повествование и все пытался понять, зачем мамашке-то статья нужна. Дочку жалко, конечно. Влипла Ирочка, прямо скажем, основательно. Но статья-то моя её из Махдена не вытащит! И в голосе слишком много яду, когда про фирму говорит.

Кстати, а название-то у фирмы знакомое… А-а, вспомнил. Янка из-под палки сыночка нашего, оболтуса, языку французскому учит. Так она в этой фирме пару адресочков купила — мальчишки его возраста ищут друзей по переписке… И что бы вы думали — теперь Ромка сам в словарях копается, старается лицом в грязь не ударить перед иностранными дружками…

Наконец все стало по местам: мамулька возжелала отомстить. Ну, будем говорить правду — история сенсационная. Не обмануло тетушку чутье. А если в фирме этой такие номера сознательно устраивают, то крутенько им придется. А если не сознательно, если они просто ничего не знают? Не потребуешь же у тамошних женишков справку о благонадежности?

А какая разница? В конце концов, не мое это дело кого-то отмазывать и оправдывать. Мое дело — написать и продать. А из этой истории я смело могу затеять журналистское расследование. Ну, это ещё как пойдет, но первую публикацию с руками оторвут, сам буду выбирать покупателя покруче…

Мысли эти у меня шли как-то параллельно с разговором. Я мамашку слушаю, головой киваю, чаек, будь он неладен, попиваю, в нужных местах активно реагирую — а в голове уже складывается строчка за строчкой…

Наконец в пятом часу вечера удалось откланяться. Но милейшая Инна Васильевна мне и с собой печенья насыпала, чтобы не обижать, значит, племянника «миленькой Клавочки Гавриловны».

До самого дома меня преследовал жуткий запах этого печева — жирный и приторный…

Значит, сейчас у нас — вечер субботы. До утра понедельника статья должна быть готова. А с понедельника начнем искать крутого покупателя. В «Вечерку» можно зайти, «Для тебя» тоже с руками оторвет — только им платить нечем… «Мэ и Жо»? Ну их, эти начнут требовать побольше клубнички, а то и сами накрутят, у нас нынче времена вольные и редакторы лихие. «Зебра»? Те любят скандалы, но надо подумать — стоит ли связываться с такой одиозной газетенкой…

Как бы то ни было, теперь я знаю, как пахнет сенсация — это жуткая смесь ванили, меда и пережженного масла.

А что, если бы кровью и порохом, было бы лучше?

Глава 13

Это же моя Ирочка!

Как всегда после выхода объявления, в среду со второй половины дня нас захлестнул поток одиноких душ и любопытствующих. Клиентами из них станут, конечно, далеко не все, — но каждому надо дать выговориться, каждому рассказать о нас, отрекламировать фирму… Обычно поток спадает в понедельник к вечеру, а сегодня только пятница. Но сейчас конец июня, господа студенты разъехались на каникулы, а они у нас составляют довольно значительный процент посетителей.

Уже минут десять, как у меня ни одного собеседника, и Юлька своего проводила. В ежедневнике всего три записи, а сейчас — я взглянула на часы дело только к перерыву подходит.

В такую жару речь, конечно, ни о каком чае не идет. Хоть у нас и работают кондиционеры, но летний зной чувствуется.

По поводу отсутствия посторонних мы с Юлией пиджаки сняли, сидим, голыми локтями сверкаем. Я, конечно, подвергаюсь нападкам и оскорблениям, изругана и обозвана кузнечиком, но терплю — привыкла уже.

На столе звякнул телефон.

— Алло!

— Будьте добры, Анну Георгиевну.

Странно, незнакомый голос.

— Это она.

Это действительно я, только чуть подтаявшая — жарко уж очень.

— Не узнал — богатой будете.

— Когда конкретно, не уточните?

А вот я теперь, кажется, этот голос узнала. Дима Андреич Колесников. Не быть тебе богатым, брат Колесников.

— Колесников вас беспокоит, — подтвердил мою догадку голос в трубке.

— Я узнала вас, Вадим Андреич.

— Приятно.

Возможно.

— Анна Георгиевна, я узнать хотел, вы когда сегодня заканчиваете?

— А в чем дело?

— Да вот, думал, у вас по случаю пятницы короткий день, а я зайти собирался, но только вечером получается…

— Заходите. У меня для вас все готово. А коротких дней у нас не бывает — мы служба сервиса.

— Так что, вы, как обычно, до восьми?

— До восьми.

— Тогда я приду к вам вечером.

— Как вам угодно. Всего доброго.

— До встречи.

Ариведерчи, брат Колесников. Вон, у Юлии для тебя уже все готово — и заявка твоя, и выборка из каталогов. Жениться подано. А я твой вопрос больше не веду.

— Аська, ты чего?

— А?

— Ты чего так с ним разговаривала?

— Как — так?

— А так, будто тебя льдом обложили.

— Жарко…

— И сейчас сидишь какая-то не своя.

— Нет, тебе просто показалось.

Прислушалась к себе — нет, не злюсь. Все нормально. Может, действительно, просто устала к концу недели.

Да, хоть и лето, а народу у нас со среды тьма перебывала. Мы вечерами уходили с работы молча, только рты разевали, как рыбочки, — до того за день наговаривались, что сил на личное общение уже не оставалось.

Юлька гончаровский скандал прозевала, только слышала краем уха, что, дескать, был тут шум, пока она отпрыска своего спасала. Но за делами я ей и рассказать толком ничего не успевала — посетители чуть ли не в очереди стоят. Кто-то новенький пришел, мама дочке решила мужа найти, мальчишки какие-то хотят с фанами переписываться… В общем, вавилонское столпотворение в сумасшедшем доме.

Так что Юлия ко мне и не совалась — знает, сбивать с настроения нельзя. Сцепила зубы, сидела и мучилась от любопытства. А сейчас наконец наступил подходящий момент.

— Ась, так что за скандал во вторник? Мне девочки в подробностях ничего не рассказали, велели у тебя спросить…

— Ну да, как же, не рассказали они, небось уже наврали с три короба. Ладно, слушай из первоисточника.

И я в искомых подробностях поведала своей соратнице о визите и угрозах мамочки, о Лавруке, о его реакции, в смысле полного отсутствия таковой. Юля слушала, почти не перебивая, только ахала в положенных местах.

Потом спросила:

— Гончарова?

— Да… — я была даже немного удивлена.

— И уехала в Махден?

— Ну да…

— Слушай, а не моя ли это Ирочка Гончарова? Ну, не помнишь, что ли? Высокая такая, с фигурой… — Юлия обрисовала в воздухе соответствующие контуры.