Дом колдовства - Картер Браун

– А немного позже вы были перенесены на седьмое небо и в кровать, – дополнил я. – Жизнь стала симфонией. А через несколько дней ваше совместное утро началось с того, что она поставила условия: или вы сделаете то, что ей надо, или вернетесь к прежнему положению. Вы мне уже говорили об этом. Итак, что она хотела?

«Мой брат – неудачник, он слабый и скверный человек, – сказала она мне, – будет катастрофой для всех, если он займет директорское кресло. Нужно во что бы то ни стало помешать ему». Когда я спросил ее, каким образом она собирается сделать это, она ответила, что первое, что я должен сделать, это предложить ее брату поработать со мной в лаборатории. Я должен был добиться его доверия и сделать так, чтобы он считал меня своим другом. Так как она не просила вредить Джонатану, то я согласился. Он пришел работать в лабораторию, и я постарался сделать все, чтобы войти к нему в доверие. Должен признаться, что у меня это плохо получилось, но я старался. Через несколько недель Максин небрежно предложила мне, чтобы я ввел Джонатана в курс дел относительно новой формулы, взяв его в ассистенты. Тогда он был все время возле меня… когда соизволял выходить на работу, то есть, не более двух дней в неделю!

– А потом?

– Потом она заявила мне, что, когда формула будет готова, я должен буду испортить ее. В определенный момент я должен был притвориться больным. Я должен был дать указание Джонатану, чтобы он передал формулу на фабрику и сам стал бы следить за приготовлением продукции. И, когда обнаружилась бы ошибка, я должен был свидетельствовать, что Джонатан переменил формулу. Она была уверена, что с моей поддержкой ей удастся уговорить душеприказчиков завещания согласиться считать Джонатана неспособным руководить предприятием отца. Она должна оставаться главой фабрики, а я, в таком случае, сохранил бы должность главного химика и ее любовника.

– Вы отказались?

– Разумеется! – жалобно воскликнул он. – О, я должен признаться, что мне трудно было решиться на это. Я считал, что ее брат действительно слабый и безвольный и что он это искусно скрывает. Но в моих глазах безволие – недостаточный повод, чтобы лишить его наследства.

– Держу пари, что Максин была в восторге от вашего решения, когда вы его объявили! – со смехом проговорил я.

Сталь даже задрожал при этом воспоминании.

– Она моментально изменилась. Я даже не мог вообразить, что такая прекрасная женщина может иметь такой ужасный характер. А ее язык! Любой извозчик покраснел бы, услышав ее!

– И она прогнала вас из дома?

– Из частной жизни, мистер Бойд, да, совершенно верно. Мне было не легко вернуться к прежнему существованию. Особенно трудно мне было на службе, но тем не менее, я счастлив, что нашел в себе силы отказаться от ее предложений.

– А что заставило вас изменить свое мнение и рассказать это мне? – с любопытством спросил я.

– Моя совесть не давала мне покоя. Я отлично понимал, что вы работаете на Максин и фатальным образом можете повлиять на достижение ею цели. И это будет концом моей долголетней службы в Доме Колдовства. А у меня нет ни малейшей возможности получить где-нибудь должность главного химика. Но я, безусловно, найду место ассистента, и мое жалованье будет достаточным.

– Раз она удержала вас, когда вы отказались выполнить ее желание, она, вероятно, ничего не станет предпринимать против вас, если останется. Разве не так?

Он печально покачал головой.

– Она может подумать, что я пойду и расскажу все Джонатану. Но теперь это уже не важно. Я совершенно уверен, что она сама отдала формулу Фремонту и ждет удобного момента, чтобы обвинить своего брата. И я также совершенно уверен, что у нее приготовлены фальшивые доказательства, которые она где-то прячет и которые вы должны найти. Таким образом, ее намерение будет осуществлено.

– Я очень благодарен вам за то, что вы рассказали мне все это, мистер Сталь, – проговорил я, медленно поднимаясь. – Это поможет мне осветить некоторые моменты, которые пока были не ясны.

– Это должно быть сделано, мистер Бойд, – проговорил он с фанатической простотой мученика.

– Тут вы совершенно правы. Если Максин удастся лишить своего брата наследства, ничего ей не помешает вышвырнуть и вас. Но если вам удастся предотвратить этот удар и таким образом помочь Джонатану, то вы станете, безусловно, самым доверенным человеком для него, когда он возьмется за руководство предприятия.

– Мистер Бойд! – простонал он. – Уверяю вас, я сказал чистую правду!

– Горе в том, – пробормотал я, как бы размышляя вслух, – что я не знаю, должен ли я верить словам человека, страдающего сексуальным недугом.

Я оставил его, вытирающим свои глаза. По какой-то странной ассоциации он напомнил мне невесту, покинутую на ступенях церкви.

8

Когда я навещал Урсулу Овен в последний раз, было немного меньше половины девятого, так что прежде, чем войти, я проболтался около ее дома минут десять.

Я почему-то подумал, что привычка была второй натурой Урсулы, ведь это часто бывает у молоденьких девушек.

Ровно в половину девятого я нажал кнопку ее звонка, а потом быстро отошел на три шага назад. Мне показалось, что прошло довольно много времени, прежде чем дверь, удерживаемая цепочкой, немного приоткрылась, и большие фиолетовые глаза, близоруко прищурившись, стали всматриваться в отверстие.

– Кто это?

Как и в первый раз, голос ее был низким и вибрирующим.

– Чарли, – ответил я простуженным баритоном.

– Дорогой! – лицо ее прояснилось. – Ты хотя бы позвонил, прежде чем придти. Я только что из душа.

Действительно, привычка была второй ее натурой, и на ней был тот же халатик, что и в первый раз. Она распахнула дверь, но я подождал, пока девушка повернулась ко мне спиной, чтобы войти в квартиру и предусмотрительно держался в трех шагах позади. Она бедром ударилась о низкий столик, и у нее вырвался крик боли. Через секунду Урсула сложилась пополам и стала шаркать по подносу на столике в поисках очков. Халатик сильно обтянул ее ягодицы, которые находились от меня на расстоянии вытянутой руки. Искушение было слишком велико; я слегка шлепнул по ним, и она издала радостный вопль:

– Ну, что ты, Чарли! Ведь ты еще даже не поцеловал меня!

Урсула повернулась ко мне с очками в руке и прелестной улыбкой на лице. Я даже не предполагал, что у нее может быть такая улыбка. Потом Урсула надела очки и лицо ее совершенно изменилось.

– Мистер Бойд?

– Если это вас не устраивает, почему бы вам не снять очки еще раз, чтобы устремиться со мной в постель, – предложил я ей. – Если вам нравится, вы даже можете называть меня Чарли.

Она инстинктивно отпрянула и снова налетела на низенький столик. В течение нескольких секунд ее руки бешено колотили воздух, потом она свалила столик и оказалась на ковре. Ноги ее поднялись вверх, судорожно брыкаясь. В результате этих манипуляций купальный халатик совершенно распахнулся и в течение нескольких, увы, слишком коротких секунд, я мог с интересом наблюдать забавный эротический спектакль. Наконец, ей удалось перевернуться на живот и встать. Потом с гневным рыданием она бросилась на кушетку, упала на нее и спрятала лицо в подушках. Ее плечи конвульсивно вздрагивали, и я, решив, что это надолго, сел в кресло и закурил. Однако за то время, пока я выкурил сигарету, плечи ее ни разу не шевельнулись, и лишь тяжелое дыхание подсказывало мне, что она еще жива.

– Вы немного меня интригуете, Урсула, – проговорил я кротким голосом. – Эти красивые фиолетовые глаза, эта женственность, исходящая от вас, которую я видел накануне вечером. Ваш голос был немного хриплым, немного вибрирующим, полным тысячи обещаний, конечно, не высказанных, и все это до того момента, пока я не представился. И вы так быстро изменили свой облик, что это заставило меня подумать, что вы ждали, ждали, но совсем другого человека. В прошлую нашу встречу, когда вы переоделись, я даже удивился, та ли это девушка, что была здесь несколько минут назад. Я вспомнил, как вы ударялись о предметы, когда бежали через салон. Значит, вы ждали, что это будет кто-то достаточно важный и нужный, кому вы, рискуя сломать шею, хотели показать ваши замечательные фиолетовые глаза без очков.

Девушка медленно выпрямилась, села, сняла очки и стала вытирать глаза носовым платком, который вынула из кармана халатика. Потом снова надела очки и посмотрела на меня с глубоко унылым видом.

– Неприятно то, что два человека придумывают одну историю и рассказывают ее одними и теми же словами, – продолжал я. – Я сегодня видел Фремонта, и, если бы закрыл глаза, то мог бы подумать, что слышу вас, за исключением, конечно, голоса. Слова были почти те же. Он даже посоветовал мне поговорить с вами, потому что вы можете мне рассказать про ухарские сцены, которые проходили в кабинете Максин Лорд, про ее гнусную привычку находить у людей их слабые стороны и про все остальное. Беда Фремонта заключается в том, что он слишком много приписывает себе.