Хорошее время, чтобы умереть - Марина Серова

– Бон, бон, Григорий.

Кузякин чему-то усмехнулся и смерил меня оценивающим, довольно беспардонным взглядом.

– Коман сава, мадемуазель?

– Может, все-таки перейдем на русский? – предложила я.

– Может, и перейдем… – Продюсер скривил тонкие губы в подобии улыбки. – Кстати, хорошо выглядишь, Танюша. Я бы даже сказал: прекрасно! Шарман!.. Так как, говоришь, дела?

– Не жалуюсь.

– И это правильно! Зачем горевать и жаловаться на судьбу? Лучше наслаждаться жизнью в полной мере, не спа, ма шер?

– Слушай, Григорий, у меня, знаешь, по понедельникам с французским туго, так что…

– Понял, понял! – Кузякин попытался обольстить меня своей белозубой улыбкой голливудской звезды.

– А ты каким ветром здесь? – поинтересовалась я, чтобы как-то поддержать разговор. – Насколько мне известно, ты живешь в центре.

– А у меня приятель здесь недалеко, буквально в соседнем доме. Вот решил навестить его…

– Пешком?

– Зачем же пешком, Танюша? Людям моего круга не подобает, так сказать… Мой джип здесь рядом, за углом… Кстати, Танечка, ты знаешь, что завтра у Евсюкова концерт? В Доме творчества. Идешь?

Честно говоря, я понятия не имела, кто такой этот Евсюков и почему я должна идти на его концерт хотя бы и в Дом творчества. У Кузякина было много знакомых из числа артистов и других творческих людей, но знать их всех наперечет не входило в мою задачу.

– Нет, Григорий, на завтра у меня другие планы, – беспечно ответила я.

– А напрасно, напрасно! Толя – прекрасный артист, уж поверь мне! – пылко выдал Кузякин. – Послушать его – одно удовольствие! Душа поет вместе с ним…

– Да я и не сомневаюсь, – пожала я плечами, – это хорошо, когда душа поет, только у меня сейчас дело, которое мне предстоит раскрыть, так что мне пока не до твоего Евсюкова.

– Дело? – кисло переспросил Григорий. – Ах да! Я и забыл: ты у нас – ищейка. Кажется, это так называется?

– Частный сыщик, так будет правильнее, – поправила я.

– Частный сыщик! – усмехнулся Кузякин. – Ну, разумеется!.. И какое же у тебя дело? Если, конечно, это не секрет и не государственная тайна.

– Да какой уж секрет? Все окрестные дома знают: здесь недавно старушку убили, – кивнула я на дверь подъезда, в котором жила Ахолия Ивановна.

– Старушку? – Кузякин рассмеялся. – Вот уж глупость так глупость!

– Почему глупость? – растерялась я, не ожидая, что новость про убийство вызовет у продюсера смех.

– Да какой, скажи мне, смысл убивать старушек? Ведь нет в этом никакого смысла, согласись! Они и сами скоро отправятся в мир иной, и не надо вешать на себя статью и рисковать сесть в тюрьму. Если уж убивать, так молодых, которым еще жить да жить и которые еще попортят кровушки и дел натворят…

– А может, эта старушка кого-то сильно достала?

– Да брось ты, Танюша! Ну кого старушка могла достать и чем? Старики вообще – существа безобидные, ну, разве что ворчат иногда без дела.

– Не скажи. Знаешь, есть такие старушки…

И я в двух словах поведала Григорию историю Ахолии Ивановны, не называя, разумеется, имен и не вдаваясь особо в подробности. Он слушал, казалось, вполуха, ухмыляясь и поправляя свой яркий шейный платок.

– Значит, ваша старушка была здорова, как корова. Извини, конечно, за грубость. Ведь если бы она была такой же больной, как и старой, человек не стал бы вешать на себя расстрельную статью.

– Сейчас не расстреливают, – поправила я Григория.

– Да? А вот это напрасно. Некоторых не мешало бы… А что, подозреваемые в деле уже есть?

– Как же без подозреваемых?! Всегда есть тот, кому выгодно, – уклончиво ответила я, – и на кого думают господа полицейские.

– И кто же «счастливец»?

– Скажешь тоже, «счастливец»!

– Именно что счастливец, Танюша! Сама подумай: ведь если человек старушку пришил, стало быть, решил-таки свою проблему.

– Но этому «счастливцу» светит до… страшно сказать, сколько.

Григорий усмехнулся:

– Так это при условии, что его найдут. Так кого, говоришь, подозревают?

– Да так, одного родственничка.

– А-а… Небось бабуля-то ваша богатое наследство оставила, я прав?

Кузякин многозначительно подмигнул мне и засмеялся. Честно говоря, я не разделяла его веселья: в самом деле, чего же смешного в том, что человека убили, пусть даже такого, как Ахолия Ивановна?! Но у Гриши, как видно, сегодня было приподнятое настроение. Он снова поправил свой яркий шейный платок, видневшийся из-под воротника его кожаной куртки, и наклонился ко мне:

– Слушай, Танюш, а может, сходим сейчас куда-нибудь, а? – ляпнул он вдруг не к месту.

– Куда? – уточнила я.

– Ну, там… в кафе…

– Какое кафе, Григорий? Девять утра.

– А я знаю здесь неподалеку одну милую кафешку… Там такой ароматный капучино! И открываются они как раз в девять.

– Я тоже много чего знаю, но, извини, мне надо работать.

– Да? А я думал, ты тут просто стоишь.

– Я стою не просто, я жду одного человека.

Выражение лица Гриши стало каким-то кислым. Он некоторое время разглядывал меня, потом выдал с глубоким вздохом:

– Жалко, что не я тот счастливец, которого ты ждешь, право, жаль, лапочка! Я бы, Танюша, тебя не только в кафе, я бы тебя и в ЗАГС повел.

Я чуть не икнула от неожиданности. Что я слышу? В ЗАГС? Гриша готов отправиться в ЗАГС и именно со мной? Я посмотрела на Кузякина с некоторой опаской. Может, человек нездоров? Может, у него сегодня высокая температура, на улице-то еще довольно прохладно. Я молчала, придумывая, что бы такое оригинальное ответить на неожиданное заявление нашего знаменитого доморощенного продюсера? Ситуацию спас Мельников, появившись из-за угла дома.

– Извини, Григорий, мне пора, – с притворным сожалением вздохнула я и направилась к Андрею.

– А как насчет ЗАГСа? – осведомился мой собеседник.

– Мне некогда, поговорим в другой раз, – ответила я, обернувшись, и продолжила шагать навстречу моему другу.

– Вот так всегда, – вслед мне сказал Кузякин, тяжело вздохнув, – как красивая девчонка, так уводят прямо из-под носа, хоть вешайся.

Андрей, увидев меня, кивнул и недовольно буркнул:

– Привет. Я, кажется, немного припоздал…

– Мне тоже так кажется. Но я тебя прощаю, – добавила я.

– Спасибо, – Андрей шагнул к двери подъезда.

На третьем этаже мы остановились. Я посмотрела на железную добротную дверь с бумажной ленточкой и печатью. Мельников сорвал ее и достал из кармана ключ. Дверь с шикарной ручкой под золото бесшумно поехала в глубь коридора.

Кровь была повсюду – на полу, на оливкового цвета обоях на стене, на тумбе с зеркалом. Черная, засохшая… И кое-где мозговое вещество. Запах стоял еще тот! Я поспешно достала из кармана платок.

– Вот прямо тут ее и закололи, – сказал Андрей и перешагнул через засохшую кровь на полу, на котором были обведены мелом очертания трупа.

– Я, представь себе, догадалась.

– Никаких отпечатков так и не нашли, нигде! Представляешь? Я имею в виду, отпечатки посторонних людей.

– А чьи нашли?

– Отпечатки Романа и, разумеется, потерпевшей.

– Похоже, кроме этих двоих, здесь никто не бывал. Как она вообще жила – ума не приложу! Ни родни, ни друзей…

– Кажется, даже знакомых у нее не было.

Я осматривала квартиру Ахолии Ивановны. Мельников ходил за мной следом, со скучающим видом бросая взгляды на мебель.

– А ты обратил внимание, что хозяйка не очень давно сделала евроремонт? – спросила я.

– Обратил, – кивнул Андрей, – еще в прошлый раз.

– Ну, и как?

– Мне нравится. Красиво!

– Я не о том, – я еще раз окинула взглядом бежевого цвета обои в комнате, которая служила хозяйке залом. – Заметь: ремонт довольно дорогостоящий. Вон – потолки из гипсокартона, точечные светильники по всему периметру, двери из натурального дерева, паркет…

Я пошла на кухню, Андрей поплелся за мной следом.

– А здесь у нас что?

– Здесь у нас Ахолия Ивановна изволили обедать-с. Да-с! – язвительно выдал мой друг.

– О-о… всюду – кафель, всюду – кафель… Кухонный гарнитур – новый, а какой большой! Кажется, это Италия… Холодильник – тысяч двадцать пять стоит, не меньше, и такой огромный! Интересно, зачем одной маленькой старушке такой большой навороченный холодильник?

– Может, она в нем спала, чтобы дольше не состариться?

Я открыла дверь навороченного агрегата.

– Ого! Икра… мидии… кальмары… осетрина… даже коньяк! Да, бабуля наша, похоже, была большим гурманом. А вот этот сыр знаешь сколько стоит, Андрюша?! Я такой покупаю, только когда удается хорошо заработать или получить щедрые чаевые.

– Я давно понял, что погибшая была подпольной миллионершей, – кивнул Андрей, – как гражданин Корейко.

– Я так понимаю, что все это было нажито непосильным трудом, – не удержалась я от усмешки. – А вот интересно, откуда на нее свалилось такое счастье?

Я положила обратно в холодильник банку красной икры.