Путешествие по Ливану. В поисках загадочной Финикии - Александр Юрченко

– Давай спустимся, – предложил Ильяс.

Вниз многочисленными уступами уводила крутая каменная лестница. Мы дошли лишь до середины, и не потому, что не выдерживаем крутизну бесконечных поворотов, а потому, что заметили арку, а за ней древнее строение и группу туристов, молодых ливанцев, возле него.

– Это первый храм монастыря, – замечает Ильяс. – Ему почти четыреста лет.

Зашли внутрь, постояли в тишине возле древних икон, помолились.

– Я видел, как ты записывал службу на iPod, – Ильяс смотрел мне прямо в глаза. – Нехорошо это. Запрещается. – Знаю, знаю, – улыбнулся я. – Никто же не видел, а если бы видел, сделал бы замечание, я бы извинился.

Ильяс опустил глаза.

– Нехорошо сделал.

– Знаю. Но слишком хороша служба. Я не мог упустить такой случай. Кстати, сейчас посмотрим, как получилось.

Я достал iPod, включил видео… на экране зияла черная пустота, а вместо звука раздавался какой-то вой, как будто тысячи шакалов спустились с гор, чтобы наказать меня за своеволие в храме.

Я включил снова. Эффект тот же. Бросился к фотоаппарату, попробовал посмотреть снимки. Вместо них черный экран, посередине желтый квадрат с вопросительным знаком и надпись – «Несовместимый формат».

– Боже. Ты слышал? – я поднес воющий iPod к уху Ильяса. Тот только молча кивнул в ответ.

– Господь все видел. Он не хотел, чтобы я делал это! Подниматься вверх по лестнице всегда тяжелее, чем спускаться, но я летел стрелой, как будто какая-то сила подталкивала в спину. Будто ожидала моя душа какого-то продолжения. Какого? Хорошего или плохого – я не знал.

Мы уже отдалились от главного входа, когда мне в голову пришла идея зайти в комнату для гостей – хотелось взять на память что-нибудь о монастыре.

В просторной комнате несколько прихожан вели беседу с двумя священниками за чашечкой кофе, один из них был настоятелем обители. Наш приход не остался для него незамеченным, он, не отрываясь от разговора, указал нам на диваны, расставленные вдоль стен с большими окнами, украшенными орнаментом. Когда беседа с прихожанами закончилась, Ильяс подошел к отцу Джорджу и попросил разрешения побеседовать с ним.

Оказалось, что до прихода в эту обитель архимандрит долгое время был настоятелем мужского Свято-Георгиевского монастыря в Баламанде [33], месте, знаменитом на весь Восток.

Беседа затянулась, отец Джордж угощал кофе, расспрашивал о делах. У него была такая добрая, располагающая внешность, что хотелось поделиться своими переживаниями.

– Как раз сегодня вечером будет исповедь, – перевел Ильяс слова отца Джорджа.

Я недоуменно смотрел на настоятеля, неужели читает мысли? – Спасибо, – ответил Ильяс. Это будет вечером, а нам нужно еще успеть в Хардин.

Спросили, можно ли сделать снимок на память. К нашему удивлению, настоятель согласился. Подумалось, а если бы спросил разрешения тогда в храме, может, и не было этого страха за прегрешения?

Прощаясь, попросил благословения.

Настоятель благословил. На арабском. Я уверен, слова его дойдут до Господа, и он простит меня.

Глава 2. Гора Хардин. Между прошлым и будущим

Мы ехали молча. Каждый думал о своих насущных проблемах. Ильяс, наверняка, о встрече с родимым домом, а, может быть, о памятнике основателю маронитской религии – Святому Марону, сооружаемому его заботами. Из-за моего приезда мой друг был вынужден отложить свои хлопоты, но мыслями, как я понимал, все время находился там, возле монумента.

В моей голове прокручивались сценки из недавно увиденного. После посещения женского монастыря Дейр Сейидат ан – Нурия мы заехали в городок Энфе [34], один из центров православия Ливана. Там около десятка христианских церквей, несколько весьма древних. Одна – Святой Екатерины, довольно крупная, выложенная еще крестоносцами из крупных блоков, расположена прямо на берегу моря. Площадка вокруг нее выложена розовой плиткой, а ступени ведут прямо в море. Вторую – со странным названием Сейидат ар – Рих, Матерь Божья Ветровая – мы ели отыскали. Находится она неподалеку от первой, на старом христианском кладбище. Очень маленькая, прямоугольной формы, без башен и куполов и даже без окон, она больше походила на какое-то хозяйственное строение, чем на церковь. Название ее говорило само за себя. Ветра здесь частые гости. Название Энфе («язык») поселок получил от того, что находился на небольшом мысе. Рядом с морем руины христианских храмов, относящихся к византийскому времени. Они еще ждут своих исследователей, а, возможно, и реставраторов. Вокруг Энфе – соляные разработки: мелкие бассейны прямоугольной формы, наполненные морской водой, которая, испаряясь, оставляет соль. Я вспомнил, что о соляных разработках в этом городке читал в материалах двух знаменитых путешественников Мирослава Зигмунда и Иржи Ганзелки [35]. В 50-х годах прошлого века они на машине «Татра» путешествовали по Ближнему Востоку, посетили и страну кедров. Тогда работа на соляных приисках кипела, сейчас она нерентабельна, и большая часть соли завозится в Ливан из-за рубежа. Передо мной и перед Зигмундом с Ганзелкой стояли, правда, разные задачи. Знаменитые путешественники писали путевые заметки о том, что видели, не подвергая себя излишнему историческому искусу, я же старался найти истоки и предтечу богатой культуры Ливана – для этого все глубже погружался в финикийское прошлое этой страны. В этом смысле поездка в Хардин играла для меня большую роль. Там, в ливанской глубинке, куда не ступала нога туриста, я надеялся выяснить, какую роль играла финикийская культура и религия при переходе ливанцев от язычества к христианству и как возникла чисто ливанская христианская конфессия – марониты, большая часть которой причисляет себя к финикийскому этносу.

Марониты. Необходимое отступление от сюжета

Наша машина приближалась к району долины Кадиша, население которой исповедует маронитскую религию. Поэтому необходимо сделать существенное отступление от повествования и рассказать о ней подробнее.

Традиционно считается, и так уверяют маронитские теологи, что маронитская религия берет начало от группы христиан, почитателей Святого Марона, священника, жившего на территории современной Сирии в IV–V в.в. н. э. От его имени происходит и само название – марониты. Известно, что будущий священник родился в деревне Брад к северу от Алеппо. Став монахом, он подвизался на вершине горы Набу, в сорока километрах от Алеппо (сейчас Джебель Семаан). Там вел аскетическую жизнь, изнурял себя постами, лечил людей, сажал деревья и освятил стоящий на вершине языческий храм Зевса, превратив его в церковь. Праведная жизнь привлекла к нему многих людей, они стали его учениками и сторонниками. О жизни преподобного Марона, пустынника Сирийского сохранились свидетельства святителя Иоанна Златоуста [36]и Феодорита [37], епископа Кирского. Из своей ссылки в Армении святитель Иоанн Златоуст направил письмо некому «Священнику Марону-аскету», в котором содержатся дружеские приветствия, пожелания быть в более частой переписке и сожаления, что трудно подыскать подходящего курьера. В заключение святитель испрашивает молитв и благословения подвижника-аскета. Последние годы жизни Марон-пустынник провел недалеко от Древней Апамеи на правом берегу реки Оронт (сейчас Каалат аль Мадык, в 60 км от города Хама).