Упреждающий удар - Николай Иванович Чергинец

подержанными автомобилями, которые он и его ребята пригоняли из Германии. Я несколько раз встречал их с Ларисой во дворе. Они с Андреем ехали на новеньком «мерседесе» или «БМВ», а я шел с автобусной остановки. Я старался не смотреть в их сторону. Если мы сталкивались нос к носу, я сдержанно здоровался, вот и все. И спешил уйти.

Потом я совсем забыл про Ларису. А однажды, среди ночи, подойдя к окну (было что-то около трех часов), я увидел освещенное окно в доме напротив. Это было не ее окно, а рядом. До меня не сразу дошло, что это окно ее квартиры, зала. Я увидел много людей, и все были какие-то чопорные, как английские лорды. Я не сразу обратил внимание на гроб, стоявший посреди комнаты. Он утопал в цветах. Все смотрели на этот гроб. Женщины изредка утирали слезы.

Рядом вдруг осветилось еще окно, это была кухня, и я увидел двоих мужчин, которые зашли туда и сели за стол. На столе стояла бутылка, как я понял, бутылка водки. Мужчины (в одном из них я узнал Ларисиного отца) молча наполнили стаканы и стали пить, не чокаясь и без закуски.

Вот когда я бросился в зал, достал из шкафа отцовский бинокль (у моего отца был мощный цейссовский бинокль, но я им никогда не пользовался, просто в голову не приходило) и навел его на Ларисино окно. Но в этом окне было темно. Просто темно.

Я никому и никогда не рассказывал всей этой истории, никто и никогда не знал, что у меня с Ларисой были какие-то отношения. Теперь, когда я вспоминаю этот гроб посреди комнаты, мне каждый раз становится не по себе.

Но общие знакомые всегда найдутся, и через некоторое время мне кто-то из них рассказал, что Андрей и Лариса разбились на машине — на очередной машине, которую пригнал из Германии Андрей.

* * *

Лифт остановился. Дзинькнул звонок, двери разъехались в стороны. Я опять пропустил студентку вперед и сделал усилие, чтобы не опустить взгляд на ее бедра, соблазнительно раскачивавшиеся под трикотажным платьем.

Я шел вслед за девушкой по вестибюлю и думал, что нужно молчать, потому что я не знаю, какие последствия могут иметь любые слова, произнесенные в адрес собеседницы. Тем более, если эта собеседница мне нравилась и была так похожа на Ларису.

И поэтому я смотрел в другую сторону, пока студентка, положив сумочку на подоконник и неловко приставив к стене тубус, надевала куртку. И по этой же причине я не подал ей руки, когда она сходила по скользкому крыльцу.

Лишь в машине я почувствовал себя более или менее уверенно.

— Вам куда? — произнес я и замер в ожидании ответа.

— До ближайшей станции метро, — равнодушно ответила девушка.

Немного успокоенный, я включил подфарники и тронул машину с места. Ветровое стекло было залеплено толстым слоем снега, но трудяги-«дворники» в несколько взмахов справились с непогодой.

— Хорошая машина, — заметила девушка.

— Разве? — удивился я.

Нельзя, нельзя с нею разговаривать, твердил я себе. Нельзя, а то… неизвестно, чем это кончится.

— Ну и февраль, — сказала девушка.

— Да уж, — осторожно ответил я.

Я включил обогрев. Салон начал быстро наполняться запахом мокрой одежды. Есть особенность у некоторых видов тканей — в мокром виде они сильно пахнут. Терпеть этого не могу.

— Настоящие береты должны быть только войлочные, — вдруг сказала спутница. — И запах от них идет тоже войлочный. Вы замечали?

Мне стоило больших сил промолчать, потому что она повторила мои мысли.

Я ехал не спеша, соблюдая все правила уличного движения. Шестиполосное Клыковское шоссе бежало навстречу. Мелькнула огоньками фар и пропала где-то сзади кольцевая дорога — мы пересекли ее по мосту. Через некоторое время впереди показался троллейбус. Я увидел темный силуэт пары, обнявшейся на задней площадке, и увеличил скорость, нарушая правила, обходя троллейбус слева.

— Порнуха, — вдруг громко заявила моя спутница. — Ненавижу…

Я почувствовал, что я просто лечу в пропасть. Мелькнула последняя надежда — высадить ее у троллейбусной остановки, пусть едет дальше одна, но я подумал, что метро совсем близко. Ладно, переживу. Подвезу и забуду.

Наконец, из мокрого снега возник полукруглый навес подземного перехода. Ярко освещенный навес. Он был сложен из гофрированного металла.

— Что это за станция? — спросил я.

— «Клыковский микрорайон», — сказала девушка.

— А-а, — протянул я. — Никогда здесь не останавливался…

Пейзаж был вполне обычен для московской окраины: чистые поля, несколько дорожек, протоптанных в снегу. Какие-то кусты. Вдали возвышался холм с черной шапкой кладбища поверху, и у самого горизонта светились огоньками панельные многоэтажки. Это и был Клыковский микрорайон, который располагался довольно далеко от шоссе. Я перевел взгляд поближе и увидел столб с большой буквой «М» и названием станции.

— Ну и дыра… — сказал я и обернулся.

Девушки рядом не было. Она деловито шагала по одной из дорожек, ведущих через поле.

— Эй, — негромко позвал я. — Вы куда?

Она обернулась.

— Станция метро внизу! — добавил я и показал вниз большим пальцем.

— Я живу там! — махнула мне рукой незнакомка. — За холмом! В Клыковском микрорайоне…

Несколько капель дождя проникло мне за шиворот, и потому я быстро принял решение.

— Что ж вы раньше не сказали? — воскликнул я. — Возвращайтесь! Я отвезу вас. Не будете же вы топтать грязь, да еще ночью.

Это было в пятницу вечером.

Глава 6

Телефонный террор

В субботу утром у меня дома раздался какой-то особо яростный звонок телефона. Особо пронзительный. Ясно, что не о каждом звонке стоит вести речь, но этот… Короче, все по порядку.

Я снял трубку и сказал «алло!» Мне никто не ответил. Я сильно удивился и несколько раз на разные лады повторил свое «алло». Ответа не было. Я прислушался — связь нормальная, но… тишина.

Подождав еще немного, я положил трубку. Телефон тут же зазвонил снова. Я прижал трубку к уху как можно сильнее, но не услышал ожидаемого томного дыхания… девушки. Вот не знаю, откуда ко мне пришла именно эта мысль — о томном дыхании, да еще девушки (согласитесь, это было бы хоть какое-то объяснение!). Однако через мгновение мои уши уловили… другое дыхание. Мужское дыхание. Астматическое дыхание курильщика. После нескольких секунд