Огонь и ветер (СИ) - Кочешкова Елена А. "Golde"

– Лиан! Просыпайся, солнце уже высоко. Ты пропустишь все самое интересное! Забыл? Сегодня мы едем на ярмарку!

Мамин голос был таким звонким и веселым, что я улыбнулся еще прежде, чем до конца вернулся в этот мир. А потом снова ощутил ее теплые мягкие руки на своем лице.

– Вставай, любимый, новый день не ждет! – руки отбросили одеяло и сгребли меня в охапку, прижали к груди. – Ну какой же ты засоня! Открывай глаза, малыш!

И я открыл.

Моя комната была залита солнечным светом, он был повсюду – от пола до потолка и золотил пылинки в воздухе, а еще – мамины непослушные пряди, как всегда сбежавшие из аккуратной прически. Эта паутинка волос щекотала мое лицо, и мне было смешно и радостно.

– Мама... – я смотрел в ее синие глаза и думал о том, что они похожи на окошки в небо. И на море, которого я никогда не видел наяву, но так часто во сне... – Мама, ты купишь мне свирель? Как в прошлый раз?

– Вместо той, что ты сломал так быстро? – она рассмеялась и прикоснулась губами к моей макушке.

– Я не ломал... она сама...

– Ну да, конечно. Как и та лошадка, и плетеный человечек. Лиан, радость моя, тебе всякая игрушка – на один раз. Куплю, конечно...

– И большой пряник!

– Хорошо, милый... и пряник тоже. А теперь вставай. Твои сестры уже давно одеты и спустились к завтраку.

Но мне не хотелось вставать – мамины руки были такими нежными, такими уютными...

– Мама... Ты ведь всегда будешь со мной?

– Никто не может жить вечно, сынок... но я обещаю тебе, что мы будем вместе еще долго-долго...

Вдох. Выдох.

Запах земли и сухих листьев. Толстый корень под щекой. Далекий перезвон ручья...

Я зажмурился изо всех сил, но воспоминание уже ускользало, как зыбкий сон... уходило прочь, оставляя меня здесь. Одного.

С тех пор, как мамы не стало, я всегда был один. Я привык к этому так, что даже не понимал, насколько сильно мне не хватает того, в чем нуждается всякое живое существо...

Любви. Тепла. Заботы.

Я вцепился руками в волосы и сжал их так сильно, что едва не выдрал с корнем.

«Мама... почему ты ушла так рано? Почему тебя не было рядом, когда ты была так нужна мне?!»

О да, я знал почему... Знал, кто виноват в этом.

Но ведь она обещала...

Вдох. Выдох.

Я никогда не смогу этого изменить.

Но если закрыть глаза, то боль отступает. Если разжать судорожно стиснутые пальцы, дыхание понемногу возвращается в прежний спокойный ритм.

«Мама... Как бы мне хотелось просто увидеть тебя еще хоть раз... Обнять крепко-крепко. Сказать, что мне жаль... так бесконечно жаль...»

Легкий вечерний ветерок впорхнул в мою нору и шевельнул сухие литья. Мне показалось, я слышу тихий шепот, но слов разобрать не сумел, как ни старался.

И тогда они прозвучали прямо в моей голове.

«Смерти нет...»

Я замер, перестав дышать, и уставился в темноту.

«Нет? Но как же?!»

Я ждал, что этот голос скажет что-то еще. Я почти потерял сознание, боясь сделать еще хоть вдох.

Ответом мне была звонкая бескрайняя тишина.

Кто бы здесь ни был, он уже ушел.

Вскоре на овраг опустились густые вечерние сумерки, несущие с собой прохладу и свежесть, а в воздухе запахло дымом. Я осторожно взялся за край щели и, подтянувшись, вылез наружу.

Кайзар сидел чуть поодаль с трубкой в зубах и пускал в сизый полумрак длинные струи дыма.

Нет, я не видел их, конечно же, но отчетливо ощущал.

– Вот и ты, маленький белый колдун. Ну как, полегчало немного?

– Да... Нет. Не знаю... – я и правда не знал. – Кайзар, я правда слышал голос. В голове... Мне кажется, я схожу с ума.

– Нет, парень. Ты возвращаешься в свой ум. И не зови меня Кайзаром, это имя для старых бабок, что любят традиции. Для близких я просто Кайза. Держи, – он всунул мне в руки меховую флягу. – Здесь вода из ручья. Твое тело жаждет ее. Напейся как следует, а потом мы пойдем в хижину. Думаю, пока тебе не стоит возвращаться в становище. Поживешь несколько дней здесь. Эта земля приняла тебя и готова поделиться своей силой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вода была холодной и сладкой. Я припал к горлышку фляги и осушил ее до последней капли. А потом отыскал в кустах свою одежду, натянул кое-как и поспешил за степным колдуном, который, не дожидаясь меня, уже шагал в сторону хижины.

Когда Кайза развел костер у старых каменных стен, я подумал, что вскоре нас ждет ужин, но этой надежде не суждено было сбыться. Едва только огонь разгорелся как следует, шаман подвесил над ним маленький котелок, в который набросал только каких-то трав и кореньев. Пахли они очень ароматно, однако же на еду это не походило вовсе. Я послушал жалобные песни своего живота, но ничего не сказал. Решил, что так, должно быть, надо.

Готовый отвар Кайза разлил в две глубокие деревянные пиалы и одну вручил мне.

– Пей, мальчик. Все до капли.

Я втянул носом незнакомый запах, пытаясь угадать хоть одно растение, попавшее в котелок, но мне это так и не удалось. Все они были отсюда, из степи, и прежде я никогда не пробовал ничего подобного.

– Пей. Это не отрава. Хотя могу поспорить, ты ощутишь много нового...

Отличная рекомендация.

Я сделал осторожный глоток – напиток был обжигающе-горячим.

– Кайза, почему ты не зовешь меня по имени? И почему называешь мальчиком? Я уже давно не ребенок.

Шаман ответил не сразу, сначала тоже пригубил отвар.

– Потому что ты годишься мне в сыновья. И потому, что твое имя ничего не значит в этой земле. Я дам тебе новое. Такое, которое будет говорить о тебе и твоей сути.

Я усмехнулся. Моя суть казалась мне не слишком-то красивой.

– В степи все имена говорящие?

– Да. Допивай, пока не остыло. Это нужно пить горячим.

Нужно так нужно. Я поднес пиалу к губам и осушил ее до дна. А после понял, что смертельно хочу спать.

– Ступай под крышу, там есть лежак и теплые бараньи шкуры, – голос Кайзы показался мне далеким и похожим на шелест ветра. – Укройся получше, мальчик, в тепле нужные сны быстрее придут к тебе.

Я вздохнул и попытался понять, где вход в эту древнюю лачугу. В сумерках глаза мои были почти слепыми.

– Кайза... Скажи, ты вернешь мне зрение? – я приложил руку к стене, чтобы нащупать дверь.

– Ты сам вернешь его себе. Если хватит смелости и воли.

– Но... Патрик сказал, что тут дело не во мне... а в моем проклятии.

– Нет, ты неправильно понял. Проклятье навлекло на тебя много бед, но они давно позади. Сейчас твой главный враг – ты сам. И спасения тебе нужно искать только в себе. Иди уже... дверь справа, за углом.

Ощупью я нашел в хижине широкий лежак, на котором можно было бы уложить целую семью. Он был сколочен из досок и покрыт тюфяком, набитым высохшей травой. Кто бы ни соорудил сию нехитрую постель, я был благодарен этому человеку. Натянув на себя одеяло из овечьих шкур, я закрыл глаза и позволил себе провалиться в сон.

Глухой и темный сон без сновидений.

На следующий день меня ждала еще одна порция отвара. И на сей раз травяной вкус был терпче и горше, чем накануне. Шаман вручил мне пиалу, едва только я продрал глаза поутру, а сразу же после велел идти за ним. И я пошел. Удивительное дело – столько лет не доверяя никому, с этим человеком не испытывал ни малейшего страха. Как и с Патриком. Неровная тропинка вела нас вдоль оврага в сторону скал и наконец уперлась в горловину просторной пещеры. Нутро этой каменной норы дышало холодом и сыростью, как будто здесь открывался проход в иные миры. У самого входа Кайза взял меня за плечо – совсем так же, как это делал Фарр – и направил куда-то вглубь пещеры. Несколько шагов, и мы оказались у широкой каменой чаши, чьи контуры я с трудом различал в полумраке. По большому счету, о том, что это чаша я догадался только по звуку воды, падающей в нее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Этот родник имеет большую силу, – сказал шаман, – и здесь, у истока, его сила особенно велика. Давай, мальчик, попробуй к ней прикоснуться.